Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Александр ВолодарскийОб авторе: Прозаик, драматург. Живет в... >>> |
Инна ГинОб авторе: ... >>> |
Наташа РойтбергОб авторе: ... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Александр КарпенкоКнижная полкаСергей Геворкян, Пятновыводитель. — М.: Водолей, 2013Сергей Геворкян — замечательный русский поэт. Один из лучших в своем поколении, которое «из времени семидесятых». Но читать его трудно, в «достоевском» смысле этого слова. Почему трудно читать Достоевского? Вовсе не потому, что речь его темна. По сравнению с Аристотелем, Плотином или Рене Геноном произведения Достоевского — просто беллетристика. Но читать его трудно, потому что его герои «мучают» нас, вскрывают в нас бездну скрытых пороков. Вот и Сергей Геворкян предпочитает «тьмы низких истин» «нас возвышающему обману». И это очень мужественный выбор, который неизбежно обрекает человека и поэта на одиночество и непонимание. В этом плане книга «Пятновыводитель» мало чем отличается от предыдущих книг поэта (раз в два года Геворкян обязательно «отчитывается» перед читателями). Может быть, «Глазами внутрь» звучит посимпатичней, нежели «Пятновыводитель». Но это чисто мои эмоции. Поэт пишет широко и размашисто, от шести строф и более; стих его звонок и раскатист, рифмы звучны и оригинальны. Но… смерть всегда побеждает в лирике Геворкяна жизнь, примерно так же, как у Тютчева ночь побеждает день. Безусловно, мысли о неизбежном органично вписываются в стиль любого поэта-философа. Это — достояние человечества еще со времен Платона. Но меня не покидает ощущение, что подобным размышлениям наш автор предается слишком уж часто. Скажу больше: это «декадентское» настроение у поэта непреходяще. Более того, оно выстрадано до последней запятой, поэт не играет ни с собой, ни с читателями. Поэтому стихи Сергея Геворкяна читать тяжело, как любую «последнюю» правду. Читать их предпочтительней в состоянии силы и глубинного понимания. Если у Мандельштама мы слышим «тяжесть и нежность», то у Геворкяна — тяжесть и безысходность. Он совсем не склонен прятаться за лирическим героем. Сама жизнь для Сергея — одно большое пятно, которое он постоянно пытается «стереть» своими стихами.
Поэт постоянно обыгрывает в своих стихотворениях идиомы, находя в них новые смыслы. Например, в стихотворении «Последние» Сергей Геворкян переосмысливает библейское утверждение о том, что последние станут первыми. У него «последние» максимально далеки от края могилы. Но с течением жизни в этой скорбной очереди они неизбежно становятся первыми, словно бы выталкивая идущих впереди за пределы этого мира. Мне кажется, из ныне здравствующих поэтов стихи Геворкяна близки готической поэтике Светланы Ос. Название новой книги Геворкяна подчеркнуто непоэтично. Но за ним стоит концепция — поэт «выводит» пятна жизни своим творчеством. Хотя насчет пятен у меня закрадываются сомнения, стоит ли все их обязательно выводить (пятна на Солнце, пигментные пятна)? Если, конечно, это не пятна на белых одеждах. Александр Асманов, Последствия. Стихи, проза и рисунки М.: «Оптима Проект», 2013Асманов-поэт мыслит большими циклами, что и нашло свое отражение в книге «Последствия». Стихи для Асманова — один из способов мышления. Есть странные люди, которым отчего-то глубже мыслится в рифму. Их, кстати, не так много, ведь подавляющее большинство людей пишет стихи без каких бы то ни было проблесков мысли. А еще Асманов любит написанное систематизировать, создавая большие стихотворные полотна. И еще он — замечательный художник. И бард. И дизайнер. На этом, пожалуй, с вашего позволения, остановлюсь. Одно перечисление занятий этого неординарного человека может занять страницу текста.
Обозревая поэтику Александра Асманова, нельзя не заметить, что он в своем творчестве продолжает линию Владимира Высоцкого. В чем это выражается? Ведь Высоцкий — актер, а Асманов — дизайнер! Конечно, сходство вовсе не в том, что Асманов тоже играет на гитаре, пишет песни и сам их исполняет. Это раньше барды были диковинкой, их было даже меньше, чем космонавтов. Теперь же каждый второй поэт — бард. Но творчество Асманова заставляет вспомнить Высоцкого по той простой причине, что Асманов, как и Высоцкий, любит писать «изнутри» разных персонажей ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. А для этого вовсе не нужно быть актером. Более того, как раз актером-лицедеем поэту лучше не быть, поскольку жизнь требует от него, по меткому выражению Пастернака, не читки, а «полной гибели всерьез». У Александра Асманова есть качество, которое позволяет ему выступать в этом бесстрашном жанре: глубокое знание людей. То, что часто отсутствует у многих других прекрасных поэтов, которые хорошо знают только самих себя. Хотя, если вдуматься, это тоже немало, поскольку душа человека — ЦЕЛЫЙ МИР! Александр питает неиссякаемый интерес к русской истории. Самого себя он записывает в «летописцы третьей четверти ХХ века». И, безусловно, исторические стихи обогатили его поэтическую палитру. История у Александра получается очень живая, выстраданная сердцем. Ибо летописец — гражданин своей страны. Он не может выключить сердце — и только бесстрастно фиксировать преходящие события. Летописец — еще и человек; эпоха, как всегда, бьет его кувалдой по голове именно как человека. Принцип историзма заметен и в некоторых стихах Асманова о современности. Например, в стихотворении, посвященном Владимиру Строчкову, поэт отдает дань символизму и аллегориям в духе позднего Бродского. Казалось бы, свобода слова уже позволяет писать прямой речью. Но насколько же иносказания ярче, поэтичнее, благороднее прямой речи! Они позволяют включить все богатство русского языка, игру слов, полунамеки. Стихотворение, адресованное Строчкову, посвящено смене эпох — настолько быстрой, что она происходит в пределах одной человеческой жизни. Есть у Асманова цикл стихов о персонажах русской истории и литературных героях. Это то, что я называю «режиссерской» поэзией. И есть в этой серии несколько потрясающих, невероятных по накалу стихотворений. Например, «Монолог Хлудова». Александр, хотя и называет себя «летописцем третьей четверти ХХ века», не брезгует писать и о других исторических эпохах. И вот, на мой взгляд, почему. Дело в том, что последняя четверть любого века — это всегда время подведения итогов. И летописец не может не обращаться к метаистории, — к трагическим изломам в русской истории. И, может быть, нагляднее это получается на литературных, а не на чисто исторических персонажах. Согласитесь, булгаковский Хлудов в исполнении Дворжецкого-старшего нам ближе и зримее Блюхера или Тухачевского. Именно на примере Хлудова отчетливо видна «Россия, которую мы потеряли». Ибо на смену Хлудовым пришли Шариковы. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», — написал Тютчев в относительно спокойный и благополучный период русской истории. Но для отдельного человека и период застоя, замешанного на несвободе, может стать роковым, не давая ему раскрыться, убеждая его в том, что он, разносторонне талантливый человек — «лишний» для своей страны. Поэтому я нахожусь в некотором недоумении насчет «роковых» эпох. Даже война или иное тотальное бедствие чаще делают поэта и гражданина необходимым и востребованным. Александр — летописец не только определенной эпохи, но и собственного сердца, автор цикла о десяти типах любви. Впрочем, одно другому не мешает. И еще одна удивительная ипостась Асманова — он новый русский интеллигент. Человек, который способен постоять за свои убеждения с кулаками. Это то, чего так не хватало в решительные моменты русской истории интеллигенции прошлых лет. Валентина Синкевич. Мои встречи: русская литература Америки. Владивосток: «Рубеж», 2010Валентина Синкевич написала замечательную, уникальную книгу. Она рассказала о многих крупнейших русских поэтах-эмигрантах, проживавших в Америке. Синкевич пишет в синтетическом стиле, который объединяет мемуары с анализом творчества писателя. Такой подход мне очень близок, он позволяет чувственным началом (личными впечатлениями от встреч) оттенить ментальное, аналитическое. Некоторые факты из жизни известных русских писателей американского зарубежья без преувеличения можно назвать сенсационными. Поражает одинаково трепетное отношение Синкевич как к звездным, так и к малоизвестным авторам. Например, Иосиф Бродский получил в книге меньше места, чем Лидия Алексеева, о которой только недавно стало известно у нас, что она была двоюродной племянницей Ахматовой.
Представленные в книге статьи о поэтах условно разделены на три эмиграции, с некоторыми представителями третьей, последней волны эмиграции, мы можем еще пообщаться вживую; некоторые даже достаточно молоды. Сама Валентина Синкевич является последней оставшейся в живых литературной представительницей второй волны. В 2016 году писательнице исполнится 90 лет. Часто более подробную информацию о жизни того или иного деятеля литературы мы узнаем из глав, посвященных другим мастерам слова. Многие литераторы дружили между собой, помогали друг другу, облегчая им душевные страдания. Имена, куда ж без них? Попытаюсь перечислить всех героев книги Валентины Синкевич. Лидия Алексеева, Юрий Иваск, Ираида Легкая, Борис Нарциссов. Ирина Сабурова, Иван Савин, Андрей Седых, Игорь Чиннов, Ольга Анстей, Сергей Бонгарт, Сергей Голлербах, Иван Елагин, Вячеслав Завалишин, Олег Ильинский, Николай Моршен, Леонид Ржевский, Татьяна Фесенко, Борис Филиппов, Владимир Шаталов, Дмитрий Бобышев, Иосиф Бродский. Марина Гарбер. Наум Коржавин, Михаил Крепс, Лев Лосев, Ирина Машинская, Игорь Михалевич-Каплан, Юрий Попов, Эммануил (Эдуард) Штейн. Внушительный список! И со всеми Валентине Алексеевне, за редчайшим исключением, удалось пообщаться лично! Но на этом книга писательницы не заканчивается. Она еще включила в эту книгу итоговый свод своего творчества, рецензии и эссе, отзывы на переводы Бродского и Вознесенского на английский язык, а также большую главу «На земле американских поэтов и прозаиков», которая построена аналогично главам о трех волнах русской эмиграции. Каждую главу, которая, в сущности, является маленькой книгой, Синкевич предваряет своими мини-предисловиями. И книга об американских писателях не менее интересна, чем трехчастная антология воспоминаний о русской писательской эмиграции. Здесь представлены такие знаменитые на весь мир личности, как Натаниэл Готорн, Вашингтон Ирвинг, Джеймс Фенимор Купер. Генри Лонгфелло, Джек Лондон. Маргарет Митчелл, Эдгар Аллан По, Уолт Уитмен. Мир Валентины Синкевич обширен и разнообразен. Ее видение судеб других людей поражает глубиной и достоверностью. В заключение хочется сказать о том, что книга Валентины Синкевич «Мои встречи: русская литература Америки» является, в сущности, энциклопедией русско-американской культуры. Единственные люди, которые не присутствуют в книге Синкевич (по уважительной причине!) — это Владимир Набоков и Нина Берберова. Писательница во главу угла поставила личное общение со своими героями, поскольку книга, прежде всего, носит мемуарный характер. Иннокентий Анненский: Среди миров. Золотая серия поэзии. — М., Эксмо, 2014
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКАШТАНОВЫЙ ДОМСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |