Посвящается Маше,  Вете

и велосипеду Schwinn Sierra 21 Lady (2011) 24, цвет — голубой.   

 

«Невроз – это неспособность переносить неопределенность».

«При неврозе после первоначальной покорности реальности следует запоздалая попытка к бегству».  

(Зигмунд Фрейд)

***

— Алло! Привет, Алён!  Можешь сейчас в интернет выйти? А-а-а, ладно тогда… Тогда сорри… Потом… Обязательно… Пока!

— Эйно, здорова! Ты за компьютером? Можешь залогиниться на сайте РЖД? Сейчас логин-пароль продиктую... Там русскими по английской раскладке… Зашёл?  Есть? Ну там, где-то в правом верхнем углу…  Черт, слышно тебя хреново, шумит тут всё. По фамилии щёлкни. Да, блин,  я знаю, что сайт дурацкий. Ну да, там два раза бывает логиниться надо… Чёрт-чёрт… Ладно, забей.  Сейчас, как-нибудь ещё попробую…

— Ань-Ань!..  Да нормально…  Погоди, такое дело, тороплюсь! Тут  это…  маленький квест…  Я тебе сейчас вышлю СМС-кой  логин и пароль для сайта РЖД. Скажи мне, в КАКОМ ВАГОНЕ И НА КАКОМ МЕСТЕ Я ЕДУ?!  Да не, так, пару пива…  Да, блин, у меня электронная регистрация, забыл посмотреть…  Я прямо с работы на вокзал, с велосипедом в коробке — восемнадцать кг брутто. Долго рассказывать… Шлю, короче… Перезвонишь? Ок! 

—  Уф! Ань, три воздушных поцелуя… Орден тебе какой-нибудь…  Да, орден тоже воздушный! Спасибо! Как вернусь, заскочу! Там еще три дня «девятого мая» будут… Ага…  Спасибо! Пока-пока!

—  Два гамбургера и «Балтику 7»… Спасибо.

—  Алё, слушай, глянь, я, кажись, забыл компрессор выключить. Угу, на вокзале уже… Ага, и тебе счастливо!

— Закурить? Держи.  Мелочи добавить? Слушай,  да допивай моё, мне всё равно на поезд пора уже. Сам из Минска, говоришь? А я в Минск!

***

Белые ночи! Родившимся в средних широтах к ним не привыкнуть! В июне, когда темнота пропадёт окончательно,  я совсем рехнусь! Сначала не можешь заснуть, затем не можешь проснуться. Как и когда мне пришло в голову, что я смогу здесь жить? «…белые петербургские ночи, раздражающие нервы»* — эпилептик знал что писал. Теперь у меня уже точно СХУ**. На фоне вялотекущего алкоголизма. Или наоборот. Бич современного общества.  Мегаполис…   Пробки… Непереносимость метро…   Это рваное мышление от недосыпа.  Избавиться от мыслей. Желательно ото всех. Продают ли в этом поезде пиво? Заметка в «Контакте»: «Британские учёные доказали, что от пива тупеют».  Что-то такое сейчас и нужно. Если пиво поможет остановить этот внутренний монолог, я его буду. Внутренний монолог надоел, я от него устал. Помойка в голове. Всё время что-то всплывает… Весь Витебский в заклёпках — уникальное архитектурное решение. Там почти не использовалась сварка. Стоп! Зачем  мне это было вспоминать? Я же не вожу на этот раз туристов по Петербургу. Я еду до станции Дно. Там пересадка. Плацкартные расхватали за полмесяца до. Поеду в тамбуре. Буду курить и смотреть в окно. Поспать не получится, на моей полке лежит коробка с велосипедом. В купейном слишком узкий багажный отсек.

—  «Альвария»?..   Да всё равно… Ну давайте «зеленую»…

***

—   Вова, раз уж мы так счастливо встретились…  Репертуар ты мой давно знаешь, и поскольку, велосипед ещё в 19-м веке изобрёл крепостной крестьянин Артамонов, я предлагаю пойти выпить водки!

—  Не, я не пью. Водку не пью. Пиво — ещё туда-сюда.

—  Хм… Честно говоря, я уже вот взял пузырь.

—  Не, водку не буду. Алкоголизма нынче боюсь. Вон, девчонки, вроде, пиво собирались идти пить…

—   Ну и не того ты боишься! Смотри, достоверно известно, что пивной алкоголизм тяжелее водочного. Женский алкоголизм, в отличие от мужского, неизлечим! Следовательно, самым опасным видом алкоголизма стоит считать пивной женский, а самым безопасным  —  мужской водочный!

— Складно, складно говоришь. Но, не сегодня. В другой раз, может быть.

— Ты, что же это, утратил своё духовное ведро?

— Ну не…

—  Вова, мы все подобны щепке в море бытия! Тебя с минуты на минуту может унести жизненным водоворотом! Я же предлагаю тебе проверенный «якорь», который надёжно потянет тебя ко дну!

—  Не хочу якорь…

—  А хочешь расскажу тебе про трансмутацию сознания на пути к духовности?  Ладно тебе... Я  же завтра уезжаю. А я не помню чтобы я ездил этим поездом в трезвом уме. Мне кажется, если я буду трезв, эта колымага никуда не поедет. Она работает только за счёт моих похмельных мук. Вова, кроме прочего, на нас сейчас лежит ответственность за сообщение! Только представь всех этих пассажиров! Представь, что они все тут остались! Ну кому они тут нужны? Пошли уже!

***

Езда в поезде  — своеобразная терапия, программа «Антистресс». Она приносит покой и умиротворение. Что бы ты ни делал,  ты едешь. Твоё шатание по вагонам никак не влияет на маршрут и не отменяет конечный пункт.  На время пути у тебя есть уважительная причина, чтобы отойти от любых забот. На это время можно прекратить всякий личностный рост, приостановить самообразование. В конце концов, для всего этого здесь нет подходящих условий. Именно! Читать на ходу — вредно для глаз! Замечательно объективное обстоятельство. Же-лез-но-е!   Ты внутри. Ничего нельзя изменить. Блаженная предопределённость! Локальное проявление общего фатализма. Здесь в доходчивой форме. Кри-стал-ли-зо-ван-но-е! В то же время ты не вырван из привычной культурной среды. Ты сел в вагон на вокзале большого города и выйдешь на вокзале другого такого же, так и не разлучившись с цивилизацией. Будто в скафандре летишь сквозь эту дикую пустошь.  Там, снаружи, радиация, вакуум и чёрте что, но ты защищен — у тебя есть воздух и нужная температура. Смотришь сквозь стекло, на секунду представляешь, что оказался там и быстро прогоняешь эту жуткую мысль. Нет, там не может быть никакой жизни. Я бы не выжил.

 

Станция Дно. Перрон.

—  Дяденька, вы на велосипеде поедете?

—   Не-е-е-т, это велосипед на дяденьке поедет.

—  Да ничего, я сам его вынесу. На плечо закидываешь и нормально. Я как-то на стройке пластиковые окна вставлял. Мы так весь день стеклопакеты до 15-го этажа разносили. Вот это было по-настоящему тяжело… Уже немного осталось. Выгрузиться, погрузиться и еще раз выгрузиться. В Минске на такси… Ладно, счастливого вам пути! Мне пораньше, наверное, стоит к выходу пробраться…

— Ой, осторожно, я гружёный! Ступеньки высокие. Сейчас упаду на самое дно!

Наверное, местным эта шутка уже приелась. Во всяком случае, эта тётка с пирожками очень странно на меня посмотрела. Впрочем, не привыкать. Всё эти мои дурацкие шутки… Шутить нужно хотя бы через раз. С другой стороны, было бы куда как не смешнее вывалиться на неё с коробкой прямо с высоты тамбура. Хотя, чувство юмора субъективно. Умудряются же цирковые клоуны уже сотни лет смешить людей  тем, что падают. Может и она бы от этого только расхохоталась.

 Как-то тут темно на перроне. Отчего-то тревожно. Давно я не был в маленьких городах. Начинаю припоминать почему уехал из одного такого. Ощущение тревоги, если ты оказался на улице вечером, не проходило там никогда.

***

Спустя время, это уже кажется мистикой, но в тот вечер я никак не мог вернуться  домой. Провидение раз за разом находило способы меня задержать…

Как только я вышел из подъезда, хлынул дождь. Можно было остаться, но я пошёл. Возвращаться за зонтом не стал. То ли вспомнил про плохую примету, то ли просто было лень. До единственного в городе нужного мне банкомата было с полчаса на маршрутке... Сняв деньги и наскоро перекусив в кафе, я решил прогуляться пару остановок. Дождь к тому времени закончился. Дышать было приятно. Город был почти пуст. Встретилась мокрая нищенка —  выпросила у меня десятку. «Ну вот и хватит на сегодня впечатлений», — подумал я. «Домой, за компьютер, провоцировать мигрени!»

 Как назло нужного транспорта долго не было. Наконец, моя маршрутка пронеслась пустая мимо остановки...

Был ещё другой вариант —  на троллейбусе и минут двадцать пять пешком…

В троллейбусе, помимо напуганного кондуктора, была троица пьяных агрессивных молодых людей. В итоге я предпочёл выйти. Так оказалось, что я вернулся на те же две остановки обратно. Снова закапал дождь. Я ещё раз зашел в то же кафе. На этот раз там сидели мои знакомые.

Мы пили пиво до самого  закрытия. «Всё, пора домой!» Но… уговорили в гости. По дороге нужно было зайти в клуб, забрать какую-то девицу. Я остался ждать на улице.  В конце концов, мы потерялись. У меня сел телефон. Я плюнул на «в гости» и решил: «Еду домой! На такси!»

 Прошёл с остановку, машина никак не ловилась. Я опять что-то съел, но уже не в кафе, а в единственной работающей привокзальной забегаловке с розливом алкоголя. Свои пятьдесят граммов не осилил — отдал какой-то мужской компании. Машины на вокзале стояли, но водителей не было. Я слонялся. Меня окликнули две девицы. В темноте они казались милыми.  Слово за слово, мы отправились в ту же забегаловку, из которой я несколько минут назад вышел. Итого, я очутился в компании двух проституток и тех, кому недавно презентовал пятьдесят граммов.

С каждой рюмкой атмосфера ухудшалась. Ещё через какое-то время я сцепился с одним из них. Мы повалились на пол между столиков... Я оказался удачливее, и пока он лежал,  покинул заведение. «Всё! Теперь никаких вариантов! Хватит! Домой!».

 Из кафешки за мной никто не увязался. Не увидев машин, готовых меня везти, я решительно зашагал в сторону дома. Нервы подёргивались, хотелось курить. Сигареты остались на столе в забегаловке. Я подошёл к ларьку, чтобы купить пачку. Долго возился с мелочью. Вдруг сзади меня одернули.  Побитый, под прикрытием своего товарища, стоял напротив и всем видом давал понять, что жаждет реванша.

Впрочем, нет — он мешкал, решая, идти в атаку первому или дожидаться, когда на него пойду я. Было понятно, что инициатива догонять меня исходила не от побитого, а от его дружков, у которых были свои представления о разборках по честноку, благодаря которым, собственно, я и получил повестку на бой, взамен удара по затылку. В следующий момент я резко дёрнулся в сторону и побежал не оглядываясь. Бежал домой. Метров через пятьсот споткнулся и распластался на земле, но они отстали.  Может  и вовсе не погнались. С трудом восстанавливая дыхание, я добрёл до проезжей части. «О чудо! Такси! С шашечками!» 

Домой я вернулся поздно ночью и сразу упал замертво. Во сне я кричал. Меня не могли разбудить. Утром все родственники меня ненавидели. Мы безобразно поссорились. С психу я покидал свои вещи в сумку, выскреб заначку — денег было ровно до Петербурга. Уже утром я был на вокзале.

Станция Дно. Вокзал.

 — Подскажите, поезд на Минск в четыре с чем-то?.. В 4:40 — спасибо!  А ещё… есть тут комната отдыха? Нет? Ладно, спасибо.

 Мдя, что же я тут буду делать пять с лишним часов? Сдать велосипед в багаж и, наконец, поспать? Сидя на металлическом кресле? Едва ли усну.  Есть ли здесь вообще такая опция «сдать багаж»? …Между прочим, станция-то легендарная. Здесь последний император перестал быть таковым***. Вроде, где-то должно быть что-то мемориальное по этому поводу…  Впрочем, зачем оно тебе? Ты что-то особенное чувствовал на Красной площади?  А на Дворцовой? А на Крещатике?  Ты же эмоциональный инвалид. Вот — «галочку» поставил и ладно! Господи, в рюкзаке же полбутылки коньяка — лучшего средства от мигрени! Как это я удачно о нём забыл! Мигрени нынче нет, но делать нечего! Или попробовать заговорить с этими двумя девушками? Нет, не стоит. Даже если тебя будет выворачивать от ожидания и от одиночества, это ещё не повод приставать к случайным людям. Оно и Булгаков советовал…

— Девушки, а вы знаете чем примечательна станция Дно?  Знаете, да? Хм… Хотите коньяку? Смотрите фильм? Ну  ладно. Сам справлюсь.

Сел прямо напротив часов. Это, видимо, чтобы при каждом взгляде на циферблат убеждаться, что времени прошло очень мало. Так и есть, один глоток — 5 минут.

— Добрый вечер, гражданин. Что распиваем? Пройдёмте…

 

***

Водку — чересчур. Пиво — пошло. А по шампанскому? На крыше с шампанским! Шик ведь?  Ты не боишься лезть на крышу? Там такой слепой колодец необычный…  Даже не один, штук шесть. Я голову сломал, соображая зачем они такие нужны… Самая удобоваримая версия: архаичный мусоропровод! Ну и согласно свежей легенде, загаданные там  желания сбываются. Такой… опорный пункт Божественной службы исполнения наказаний, короче.

— Здорово! Я давно хотела побывать на крыше! Мне тут даже платную экскурсию предлагали… Там точно открыто?

— Да, надо только через дверь с домофоном как-то прорваться. Я заплачу за шампанское!  

—  Ты богатый?

—  Угу, уже месяц, как не работаю, а деньги всё откуда-то берутся. Вот хожу, играю в волшебника, вытаскиваю людей из рутины обстоятельств. Тебя аж на крышу затащил…

— Ух, ты! Это же самый центр, здесь всё видно!

— Ага, Зимний, Исакий — все дела… Я здесь уже был…  Я люблю во всякие здешние дырки заглядывать. Дымоход он, что ли?

— Слушай, как у тебя это выходит?  Всё время переезжаешь. Не работаешь вот… Тебе не страшно?

— У меня давно созрел универсальный ответ: я живу, как писатель, только ничего не пишу.

— Так ты пиши!

—  Отвечу другим клише. Что для меня важно, как для русского писателя? Как для русского писателя, для меня важно отличать “погибушечку” от “подыхалова”. Вот сегодня, например, была “погибушечка”. А завтра будет “подыхалово”. Твоё здоровье!..  Да напишу как-нибудь…  Есть замысел любовного романа. Она его бросает. Он жутко страдает. Крыша едет…   

— Ха-ха! Наша стоит!

— О! Давай покажу как у него едет крыша!  Я передумал, это будет хореографический спектакль! Разучиваем танцевальные движения. Давай! Это легко! Шаг вперёд! Шаг назад! И-и-и повторяем! От лю-бви, шаг вперёд! До не-е-нависти. Шаг назад! От лю-бви! Шаг вперёд! До не-е-нависти… Танцуем! Не-е-нависти…

— Ну, короче, она от него навсегда. Он, как джинн в бутылке: сначала озолочу, того кто выпустит, потом убью, того кто выпустит…  Идёт к колдунье, привораживает. Чу-чу… Отношения помаленьку начинают восстанавливаться. Она оттаивает. Наконец, говорит ему «Я тебя люблю», а он идёт и вешается. Из мести. Чтобы она почувствовала, то, что чувствовал он, когда её потерял. Ну такой готический вот роман — конец-пиздец.

— Ну вот и пиши!

—  А-а-а…  Это ж надо там все эти психологические метаморфозы показывать, состояния раскрывать, диалоги всякие… Б-р! Запаривает…

— А ты же что-то писал забавное про… не помню… Как они у вас там назывались?

— Зосики? Неактуально. На втором году жизни движения выяснилось, что есть митьки, которые всё уже давно за нас написали, ещё примерно тогда, когда мы все родились. Следом нам попала в руки «Москва — Петушки»…    

— Читал Буковски?

— Ха-ха! Буковски не читал, но уважаю!

— Любимый писатель Шнурова!   

— Тоже смотришь «Школу злословия?»

—  Ага…

… Да, прикольно… Тут важно быть вхожим в разные субкультуры… У меня почти получается... Как это называется? Часто забываю слова…  Не получится! То есть, может, но надо же уметь притворяться?... Маргинальность, черт! Стогов?.. Ага… У тебя ещё много?.. С теми, кто культурнее хочется быдлить, а с теми, кто быдлее… мэээ… культурничать?  …А мне последняя Пелевина — нормально. Он же всё время об одном и том же. Нашёл нишу и углубляет — настоящий интроверт... А я? Ты —  экстраверт! …Последнюю с Тиньковым, кажется... О! Мой начальник с ним знаком. А я его банку кучу денег торчу. Слушай, давай напишем книжку про это вот всё? Прямо это всё так и оставим. Потом отдадим авторские право Тинькову за долги по кредитам? Зашибись! И скрытая реклама есть! Ты же в рекламном отделе как  раз! Ха-ха-ха… Спроси телефон у своего начальника! Ха-ха-ха… К нам гости! Молодые люди, там дверь не закрыли? Молодые люди? Ду ю спик раша? Они откуда-то с другого чердака вылезли. Холодно…  Давай спускаться?.. Хочу туалет… Нам в же одну сторону?.. Мосты! Романтика!.. В этом магазине был коньяк по распродаже! А это же Новая Голландия? Давай к жиже подойдём?.. Смотри, там шиповник цветёт розами! У меня нет выбора… Нет! Сам не хочу, но надо! Может, нет? Я плаваю хреново, но не далеко. Бли-и-и-н… Не уходи только… Б-р-р!.. Ты — псих!.. Вот, красная — символ страсти! У тебя рука в крови вся! Что рука? У меня трусы мокрые! К черту их! Ну и каково это, стоять голым в центре города? Тебе бы надо в травмпункт. Там вправляют мозги? Пошли! А лучше пожрать… Смотри, там кошки в окошке! Зимой меня в это кафе с кошечками не пустили. Вот он шанс! Пошли! Нам два билета к кошечкам и аптечку! Где ж вас так угораздило? Плавал в Голландию. Я из семьи врачей. У меня мама тоже... К кошечкам, пожалуй, не пущу. Ну, тогда нам значок с кошечкой! Спасибо, нам у вас понравилось! Давай съедим уже что-нибудь? Слушай, а может она испугалась, что мы сожрём её кошек? «Уйгурские пельмени».  Закрыто. Тут ещё было… Тоже закрыто. Пошли уже хоть куда. Вот! Тут есть зал для курящих!.. Ещё посидим? Мороженое или пиво? Мы как-то, по-моему, уже спим. Нам же по пути? Давай на одном такси? Сначала меня, потом тебя.  Вызывай! …Блин… По всей Сенной машину его искать… Чёрт… У тебя был зонтик? А у меня?.. Катимся!.. Через Невский… По Обводнику, кажись, ближе было бы... Московский… Лавра… А здесь резко теряется питерский колорит. Мой дом. Слушай, давай к тебе? Давай…

Станция Дно. Участок полиции.

— Распивали?

— Да ну я так, скромно. Что ещё делать до поезда?

— С девчонками поговорил бы.

— Они не разговорчивы. Хорошо хоть за великом присмотрят, а то я волнуюсь. Что мне, административку?      

—  Да. Были уже?

—  Ага, целая коллекция «Все города страны».

—  Куда едем?

— В Минск из Питера.

— Сам откуда?

— Из Алтайского края.

— Из Алтайского? В Минск?

— Угу, у нас с Минском давние экономические связи, мы тридцать лет собирали один трактор…

—  А в Питере что?

—  В Питере красиво.

—  По работе ездишь? Работаешь где?

— В полиграфической фирме. Оператором заливочной машины.

— То трактора, то машины… Женат?

— Нет

— Дети есть?

— Не знаю, вроде нет.

— Нормальный ход.

— Что мне по месту прописки штраф придёт?

— Может придёт, может нет. Ничего так, из Псковской области в Алтайский край.

— Ага, ценный экспонат.

— Так, ладно. Коньяк оставляй здесь. Подпиши тут и тут. Мой тебе совет: на вокзале не добавляй.

— А в буфете же можно пить?

— Гм, вот в буфете можно.

***

Моей первой остановкой на пути в Петербург был Барнаул. С сумками, наскоро как попало набитыми вещами, и примерно таким же укладом на душе, я прибыл в город, где, к слову, весело и даром прошли пять лет моей студенческой жизни. Для тех, кто не знает: «Барнаул  — столица мира». Поэтому  за такси на вокзале попросили больше, чем я потратил на дорогу из другого города. Я экономил. Потащился на маршрутку. Дурацкие сумки, изможденный после семичасовой езды в автобусе вид, бутылка пива на вокзале со случайно встретившимся приятелем — если бы не всё это… Я бы никогда так и не познакомился с Железнодорожным отделом милиции г. Барнаула. Знакомство было не приятным, но полезным. Теперь я знаю, что ручную кладь должны досматривать только в твоём присутствии. Теперь любое приближение милиционера, будь он уже хоть трижды полицейским, я расцениваю как угрозу ограбления. Моё единственное на тот момент орудие труда — ноутбук, был самым наглым образом вытащен из сумки. Я поздно это заметил. Дальнейшие разбирательства ни к чему не привели. Времени не было. Нужно было продолжать путь.

 

 

Станция Дно. Буфет.

 — Бутылку пива, пожалуйста.

Да-а, обстановочка…  Привокзальный буфет — ни убавить, ни прибавить...

Свободного столика нет. К кому-то подсесть? Рожи, весьма, не располагают... В пору спрашивать: «Кто тут за пахана, и чьё место у параши?»

Спасибо, имели уже опыт вокзальных знакомств. На этот раз, в случае крутого замеса, бегством будет не спастись. Мой железный друг в картонной коробке надежно приковал меня к себе.

— Тебе туда — вдруг подал голос один из сидящих за столиком, указывая на пустующую половину зала.

— Че-то там как-то пусто — криво усмехнувшись ответил я. Интонация подобралась удачная: чуть дерзости, чуть смягчающего юмора. Конфронтации сейчас не нужны, но и достоинство терять не надо. Какая-то такая вот сверхзадача: довезти велосипед, по возможности, сохранив достоинство.  Однако дальше делать тут нечего. Вернусь в зал ожидания. На фига только пиво купил?

До поезда черт знает сколько… Зал для непьющих, блин! Впрочем, менты давно уже перестали ходить. Всё равно, на всякий случай, пить нужно, не доставая из кармана куртки.

 

***

— Смотри, мы с Лёхой новый элемент «художественной гимнастики» придумали! — радостно орал мне навстречу Вова, пытаясь без помощи рук выпить из бутылки, спрятанной в отвороте наполовину застёгнутого пуховика. Держась зубами за горлышко, он резко изгибался то вперёд, то назад, стараясь придать больше инерционного движения выливающейся в рот жидкости.

 Это выглядело комично не только в плане пластики, но и с учётом сути происходящего. Пытаясь скрыть распитие  в общественном месте, он привлекал к себе внимание в разы большее, чем если бы откровенно хлестал из горла. У нас появилась публика. Всем вокруг было понятно что происходит. В гуще пассажиров замелькали снисходительные улыбки. На местном вокзале в то время можно было и вовсе не прятаться.

«Даёшь парное катание!»  — закричал Лёха, и они стали качаться в обнимку, по очереди припадая к горлу, вначале нещадно обливаясь, но вот уже и уверенно выпивая, найдя выход в сложном осевом вращении.

— Три выхлеба прогнувшись!

— Браво! Бис!

К слову,  Вова был чемпионом по «художественной гимнастике». Лёха был непревзойдённым «тяжелоатлетом». Я же имел успехи в «марафоне». В тот вечер вокзал нам аплодировал.

 

Станция Дно. Зал ожидания.

 —Пройдёмте…

— Чего на этот раз? Я же не распиваю!

— В сумке что у вас?

(В сумке лежала пустая бутылка)

—  Да мало ли что там у меня…

—   Пройдёмте. Здесь работает камера наблюдения. Всё зафиксировано.

Станция Дно. 1917 г.

— Почему мы опять встали?  Где Алексей? Алексей Егорович! Поезд, поезд — неуклюжая махина... Неужели и здесь… В Бологое разобрали рельсы, в Любани две роты, вооруженные пулеметами. Никак не добраться… Бедная Аликс, как она там? На Константина, наверняка, клевещут. Не может этого быть… Как глупо, глупо и стыдно… Только бы очутиться в Петербурге, почувствовать опору… Может ещё что-то можно сделать…  Телеграфируйте: «До моего приезда никаких мер не принимать!» Через Вишеру не удалось… Гатчина и Луга заняты… В Москве воинские части перешли на сторону восставших…Пришлось следовать назад.  Станция Дно. Господи, помоги! Во Пскове Рузский! Нет, на него не стоит рассчитывать… Он же меня ненавидит. Все, все ждут, ждут от меня… Намекают... Сначала терпеливо, вежливо… Но вот всё настырнее и настырнее… что ж… Кругом измена, трусость и обман…  Блядь, да чо это за хуйня такая, а? Поохуевали тут совсем! Ебанулись от скуки! Подрочи на рельсы сходи, раз делать нехуй! Ёбла вам порасшибать! Блядские выродки, я вас трогаю вообще? Отъебитесь  к хуям  свинячьим навсегда уже…

— Товарищ, государь! Товарищ, государь…

— Можно уже в туалет?  Вы ж сами записали в протоколе, что пиво пил…  Ну, дык, вот, не вру —  надо!

— Пошли…

— А можно я сигарету свою у вас там из ящика возьму?

— На, кури мою…

— Спасибо, извини, что напрягаю…

— Да ездит тут вас таких… Насмотрелись… Тут цыгане ходят. Говорили ж тебе…

— Я быстро, извини…

Я сидел в узкой, метр на метр, кладовке с зарешёченным входом. Промёрзшие безобразно покрашенные стены с редкими неизвестно чем процарапанными надписями, деревянная лавка. Даже непонятно что из этого могло источать такой мерзкий кислый запах? Казалось, облако вони вот-вот начнёт осыпаться на тебя сверху перхотью. Время, которое так медленно тянулось на вокзале, теперь остановилось совсем.

Как сильно мы зависим от привычки вертеть что-то в руках… Где-то теперь мой телефон? Настоящая ломка  — ничего нет, чтобы отвлечь внимание. Только ты и твои мысли. А мысли, надо сказать, самые скверные. На этот раз провели мой полный досмотр, изъяли все вещи из карманов: сигареты, ключи, документы, деньги,  кредитные карты… Всё это ссыпали в ящик стола. Коробка с велосипедом стояла рядом с моей клеткой. Мне пообещали, что отпустят к прибытию поезда. Не верилось. Даже несмотря на любезность дежурного. Профессиональный цинизм — такая вещь, что сейчас ты улыбаешься, а через секунду бьёшь под дых задержанного, а потом идёшь заваривать чай. При таких условиях работы нельзя проникаться сочувствием, вообще нельзя совершать никаких эмоциональных погружений —  психика может не выдержать. Поэтому мне нужно быть готовым ко всему —  любой подлости. Что если менты меня сейчас обчистят, как когда-то в Барнауле? Что я смогу им тут противопоставить? Ничего. Где я вообще? Что это за городишко? Я не успел заплатить по кредиту, не успел заплатить за комнату. Только что получил зарплату и на вокзал — все наличные со мной. И мне позарез

 нужно доставить велосипед в Минск. Если случится, то чего я боюсь —  тогда всё! Приехали! Станция Дно! Вы больше не Император! Подпишите тут и тут.

 

***

— А чо это Кудрявый  за страшилки про ментов рассказывал? Что его за локти там подвешивали…

— Да сам спросишь как-нибудь…

— Он, что ли, по серьёзному делу успел попроходить?

— Да ну это ж, Кудрявый… У него вечно не слава богу… Короче, поехали они как-то ночью в Егорьевку. Ну и тачка заглохшая на дороге встретилась. Там то сё, аккумулятор прикурить, толкнуть… А темно было. Я, говорит, за багажник взялся — в какую-то херню склизкую вымазался… А водила, мол,  нормальный такой пацан, разговорились… Вы туда-то? —  Да, отдыхать. Ну  я может подъеду утром, подгоню вам там пузырь или чо… А утром, хлоп, за ними менты. Оказывается тачка эта в угоне, её нашли брошенную. То, во что Кудрявый рукой залез — мозги человеческие. В багажнике труп лежал. А отпечатки на нём Кудрявого. Ну они давай ему 105-ю шить и признание всякими пытками выколачивать, еды-воды не давали, пиздили и всё такое... Если бы родители все связи не подтянули, запросто загремел бы…

 

Станция Дно. Участок полиции —II.

—  Сейчас уже поезд мой скоро… Может выпустите меня?

— Выходи.

— Ммм… А вещи?

— Забирай.

— Фантастика… Они это серьёзно? Все мои деньги — мятые купюры разного достоинства, ключи, карточки, сигареты…

— Блин… Извините меня!

— А ты, не пей больше на вокзале.

— Нет, я не про это. Про то, что мог плохо о вас думать.

— Можно вам руку пожму? Вы настоящие мужики! Я про вас книжку напишу!

***

Свобода — зыбкое счастье. Ощущение свободы — интимно. Зачастую, оно сопряжено с побегом, нарушением правил. Свобода острее чувствуется на краю.

Я копался в памяти, пытаясь вычислить ошибку или цепочку ошибок…  С какого момента или  события у меня появился этот непропиваемый груз  в душе? С тех пор как я не пустил домой пьяного отца, который на следующий день погиб под колесами грузовика? С тех пор, когда моя девушка сделала аборт?  Когда переспал с женой друга? С момента, когда уехал из дома? С рождения? В прошлом было копаться страшно. Мучительно и стыдно. Новый город всё сотрёт. Я буду табула раса. Никто не будет знать кто я и что я. Я не встречу никого, кому мне неловко смотреть в глаза, не приду в место, из которого меня выгоняли или где меня унижали, где бесчинствовал я сам. Одиночество и изоляция — вот панацея!  Без права на ошибку. Как в компьютерной игре. Упал человечек — проходи всё заново — строй новую жизнь.

По умолчанию человек — хороший. Пока не проснулся, не заходил и не начал жить. Мне нравится быть хорошим. Поэтому я так люблю «дефолты» — уехать на «чистое» место и ничего там не предпринимать — не знакомиться, не общаться, не попадаться на глаза… Не напиваться, чтобы не разбудить соседа ночным криком. Любое действие ведет к осквернению пространства, утяжелению атмосферы, и вот уже через какое-то время в нём невозможно находится. В особенности это касается жилищ и мест работы. Когда эгрегор окончательно сгустится над ареалом, становится мерзко и страшно — пора всё бросать и сматываться. И вот эти секунды, когда последний раз перешагнул этот порог и уходишь, еще плохо представляя куда — истинное облегчение. Когда радость избавления от прошлого  ещё преобладает над тревогой от неясности будущего. Зыбкое…  В чистом виде не существующее в природе. Как последние элементы таблицы Менделеева — синтезируются и распадаются через доли секунды.

Я вспоминал как на заре знакомства мы возвращались с озера. Пока это еще не произошло, мы идём, держась за руки, заметно стесняясь друг друга. Мокрые волосы. Приятная усталость, покой и пустоголовость —  такие,  которые бывают после плавания. Шуршание гравия под ногами. Запах трав. Блеклый свет луны и, лишь изредка, фиолетовые пятачки слепящего фонарного света, в которых мы притворно подолгу жмуримся, чтобы не смотреть друг на друга. Молчание. Неумолимое приближение к дому, где скоро всё должно закончиться. Мы ото всех отстали или все поспешили вперёд, чтобы оставить нас одних.

Нет, никого не было, кроме копошащихся в траве насекомых, и быстро исчезающих теней птиц. На километры, на парсеки... Космос. Вселенская гармония, которую мы странным образом не нарушали.

Еще ничего не испорчено, нет претензий и обид. Где-то в глубине просыпается и щекочет чувство —   зыбкое, как эта ночь.

Однажды оно разрастется и треснет, как переспевший плод, вывалив уродливые внутренности…  Но вот сейчас очень свежо. Свежо и легко…

 

 

Станция Дно. Перрон

—   Дышать! Дышать!

— Я же никогда раньше не сидел в обезьяннике. Обычно обаяния хватало, чтобы ограничиться штрафом, в лучших случаях на месте и без протокола. Напсиховался я там, конечно. Хорошо, что всё хорошо закончилось.  Запах! Блядь! Блядь! Блядь! От живого человека не может так пахнуть! Я понял суть этого наказания: пропитать смрадом твой свитер так, чтобы он ещё как можно дольше напоминал о заключении. Похуй! А что ещё остаётся? Снимать  —  холодно! Да и не поеду же я в куртке поверх майки! Купить и переодеться в придорожных кустах, а-ля Александр Абдулов,  по пути на день рождения Долиной? Один хрен  — негде купить, второй хрен — нет кустов. Поэтому похуй. Похуй и к чёрту! Сейчас будет мой поезд. Плацкартный! Велик влезет на багажную полку! Я упаду на свою вторую и не пошевелюсь до самого Минска! Даже покурить не встану! Сейчас только ещё сигарету! На хуй такие тернии! Давайте уже перейдём к звёздам!

 

Станция Дно. Перрон —II.

— Уф! Доброй ночи!  Я к вам! Вот мой паспорт…

— Эээ.. ничего себе коробка! А багажная есть? Без багажной не пущу!

— Это велосипед. Его можно без багажной. Правда. Я перед выездом всё разузнал. Велосипед можно везти в чехле в разобранном виде. Он не в чехле, но он в коробке. Меньше, чем в коробке ни в каком чехле он не будет. Это даже лучше, что он в коробке, а не в чехле. Я сюда от Питера доехал —  норм.

— Ну, ладно, уговорили. С вас магарыч!

—  Ок!

—  Давайте билет.

—  У меня электронная регистрация.

—  Ну не-е-е-т! С коробкой без билета. Идите. Идите на вокзал, берите там. Я вас так не посажу.

— Блин, я сюда доехал, без багажной и без бланка…

— Да вы не разговаривайте,  а бегите. 20 минут стоим, успеете, если поторопитесь. Велосипед можете тут оставить.

— Не, я его не оставлю. Он —  пол моей зарплаты, и вообще не мой!

Блядь, метров 80 по перрону… с 18 кг, блядь… Эх… нахуй… Ёпт, менты те же на входе! Улыбаемся!

—  Что такое опять?

—  От вас так просто не уедешь! Багажная нужна…  Я быстро, в кассу…  

 

Дно. Вокзал.

—  Девушка! Меня не сажают с велосипедом! Выбейте мне багажную!

—   Мне билет нужен, я так не могу распечатать квитанцию.

—  Как нет?

—  Да идите вы так, идите в другой вагон, к начальнику поезда  — должны пустить…

 

—  Тут такая история… Регистрация электронная, багажную не могут сделать, можно я как-нибудь налом или что? Нет? А-а-а-а…

 

—  Это опять я. Ни в какую!  Найдите уже там билет, по фамилии как-нибудь, сделайте эту чертову квитанцию…

—   Я не могу по фамилии. У вас есть номер заказа?

—  Ай, да, что же я туплю… Конечно же! Секунду, в смс сохранён.

Сообщения, сообщения… где же… тут их три – три билета… какое? Второе! По логике второе! Сейчас. Батарейка-а-а-а-а! Телефон сел! ….Есть розетка где-нибудь?

—   В другой кассе, напротив.

—   Извините, извините, срочно розетку! Поезд сейчас уйдёт!

Вы же уже тут давно! Чего раньше-то не распечатали?

—   Да я в полиции вашей сидел… Вот смс! Простите, можно ручку?

—   Секундочку, телефон…  Алло?  Мужчина, идите в ту кассу, там нашли как без номера багажную распечатать.

—   Велосипе-е-е-ед  грузись, бегом. Сколько? Сколько я должен? Сто двадцать рублей? Блд, ёпт, сто двадцать ррр… Вот, пожалуйста …

—    Поторопитесь. Отходит!

—    Спасибо! Бегу-у-у-у!

—    А-а-а… Извините, мне вообще в 3-й вагон нужно. Не успеваю —  багажную делал. Вот! Вот она! Вот эта!

—    У-у-у-у.  А-а-а-а! Ура! Успел! Чух-чух, твою мать…  Прощай Дно! Засосало, хых, ты меня! На силу, хых, вырвался… Чтобы я ещё раз… с пересадкой…

  ***

—    «Алма-ата  —  Новосибирск» —  это вообще, пиздец!  Я им брезговала всегда. Да хуй с ними с чурками и баулами. Гальку там вообще трахнули! Рассказываю как дело было… Мы её проводили как надо. Ну да, хорошая весьма была. Полку ей нижнюю выменяли. Уложили. Говорит, просыпаюсь  —  меня трахают.  Я отталкиваю — он слезает.  Ну сама очухивается так…  Встаёт. Кругом все спят вроде.  Идёт в тамбур курить. Там мужик какой-то стоит дымит. Тот не тот? Темно было. Постояли так, покурили молча... До конечной не спала больше.

Поезд от станции Дно

 

—  5-й…  4-й… мой…

—  Это опять вы?

—  Да, я. Вот багажная квитанция.

—  А билет?

—  Я вам сто раз говорил, у меня электронный билет, 3-й вагон, 32 место. Оно свободно?

—  Я вам не скажу! В вагон вы не пройдёте!

—   Что значит не пройду? Какого хрена?

—  Не кричите, без билета вы не поедете.

—  Билет  куплен!

—  Вы не зарегистрированы на поезд!

—  Не надо! Я покупал три билета  —  три раза регистрировался, проверял.

—  Вас нет в списке.

—  Откуда вы знаете, если не проверяли ещё документы?

—  Вот фамилия, 3-й, 32-е. Идите разбирайтесь. Я-то тут причём? Я со своей стороны всё необходимое сделал. Даже багажную, которая нафиг не нужна, оплатил. Почему в Питере никаких багажных, никаких талонов, а тут вдруг?

—   Либо билет, либо выходите на следующей станции!

—  Да никуда я больше не выйду! Ебись оно кровавой елдой! Я тут с ним поеду, в тамбуре!

—  Я милицию вызову!

—  Полицию! Вызывайте!

—   Вы же не брали билет, откуда вы знаете, что 32-е свободно?

—  Да ё-моё, посмотрите сюда (я выгреб из внутреннего кармана смятые купюры и кредитки)! У меня тут общей сложностью на 150.000 рублей! Мне что было влом билет за полторы купить!? Давайте я вам за проезд заплачу, сколько?

—   Что тут у вас за шум? Спокойно, спокойно!

—  Та-а-а-к…  Ладно. Давайте попробуем спокойно. Сначала. Поезд «Мурманск — Минск», кажется?

—  Да.

—  32-е место свободно? Билетов от Питера на него не было! У вас не может быть МНОГО свободных мест!

— Не скажу.

—  Блин!  Поезд 061Б? 

—  Не-е-ет! Это не 061Б! Вы ошиблись!

—   Бред какой-то.  Ну допустим, я перепутал время. С вами в коротком интервале ещё какой-то состав на Минск разве есть? 

—   Да, 061 это не этот поезд. Вы сели не в свой, выходите на следующей!

Как бы я мог ошибиться? По приезду на Дно я уточнял в кассе время прибытия поезда на Минск, сказали —  4:40. С питерского направления точно ничего нет. Может есть ещё какой-нибудь поезд с московской ветки? Да она, вроде, южнее проходит... Не помню этот клочок карты.  В суматохе прыгнул не в свой или эта тварь хитрит?*

—  Выходите. На следующей станции берите билет на свой поезд.

—  Сколько стоите здесь?

—  Несколько минут.

Собралась, сука, публика! Консилиум проводников, блядь! Никаких, на хуй, аплодисментов!

 

***

По моему первому питерскому адресу, в сталинском доме по Большому Сампсониевскому проспекту, в соседстве с нами, проживала одна бабулька. Она была коренной, к тому же не квартиросъёмщицей, как я и мой друг, а собственницей. Других достоинств у неё не было. Вследствие озлобленности на весь мир, она была тотально одинока. Своё одиночество она скрашивала регулярными звонками участковому, в духе: «Добрый день, я бы хотела поговорить с участковым! Пожалуйста, придите, наконец, проверьте, на каких основаниях в нашей коммунальной квартире проживают два молодых человека!» 

Мы хотели её убить. Но так как убивать не могли,  тихо мечтали, что однажды она сама возьмёт и издохнет. Впрочем, этого было достаточно, чтобы старушка боялась за свою жизнь. Когда участковый всё-таки пришёл, она, как на духу, выложила ему эти свои опасения. По его лицу я понял, что он давно мечтает о том же, о чём и мы. Так или иначе, съехать пришлось. Друг перевёз вещи к своей девушке. Я ещё несколько раз, перед тем как вернуть ключи хозяйке, втихаря пробирался в нашу комнату переночевать на голом матрасе. Спать на голом матрасе в квартире —  это лучше, чем оставаться на улице, пусть нехолодной питерской, но зимой.

 

Станция Дедовичи

—  Здравствуйте! Я, возможно, не в свой поезд сел. Посмотрите, пожалуйста, поезд 061Б. На Минск должен идти. У меня электронный билет. Я пока телефон подключу, номер заказа продиктую…

—   Минуту…  061Б — это кишинёвский. 

—   О, боги! Кишинёвский? Вот я псих! Прыгнул не в свой поезд и целую станцию со скандалом проехал. А мой когда?

—   А, нет. Он сборный. Тут и Кишинёв, и Минск. Да, вот он ваш, сейчас который тронулся…

— Всё-таки… мой…

Ещё несколько секунд надежда жила. Наподобие той, что вот он сейчас сломается и встанет поодаль от станции, и я, как уже не раз бывало, подхвачу коробку и пробегусь метров двести вдоль путей, сяду в вагон и всё же прибуду в Минск вовремя. Или, может, настигну его на какой-нибудь попутке, или что-нибудь ещё — не важно как сработает провидение, лишь бы сработало.

Но поезд уверенно набирал ход, ни трассы, ни машин близ станции не было видно. «Этот участок находится вне зоны действия провиденциальных сил…» Комок обиды внутри источил холод. Погуляв по телу, холод выступил потом на лбу. Я издал смешок отчаяния — неестественный выдох из глубины живота через ноздри при кривой улыбке. В нарушение всех законов логики, альпинист, сорвавшийся в пропасть, но в последний момент успевший зацепиться и влезть на уступ, оказался на дне ущелья. Я был полностью разбит. В довершении ко всему, телефон перестал включаться совсем. Видимо, аккумулятор критично долго оставался разряженным. Я бессмысленно тыкал вилку устройства в разные розетки, отрабатывая версию, что может быть дело в них.  А ещё бывает так, что розетка связана с выключателем… Бред. Успокойся…

— Как так вышло-то, что меня не пустили?

— У вас регистрация не пройдена на поезд. Смотрите сами, вот, на мониторе.

— Да я точно помню, что я их все проходил, я тыщу раз так ездил и ни разу…

— Это белорусский состав, если вы из системы РЖД регистрировались, то вот у вас ничего и не вышло. Сейчас я ваш билет аннулирую, но деньги вам на карту вернутся в течение десяти дней. Хм… не получается, странно. Штрих-код никак не проходит.

— Да черт с ним уже, с возвратом. Когда следующий поезд на Минск?

— Следующий на Минск… Это уже завтра… В час ночи…

— Завтра?

Сегодня началось пять часов назад! Я тут озверею… То есть, я, в принципе, уже.. Я даже спрашивать не буду есть ли тут какая-нибудь гостиница. Если её нет прямо на станции, в село с велосипедом я не потащусь — сил таких уже нет.

— А может автобус какой до Минска идёт?

— По-моему, нет. Конечно, можете спросить на автостанции, это рядом…   Вам можно доехать до Новосокольников — это крупная, узловая станция. Оттуда до Алёщи — это уже Беларусь. А там может быть есть какие-то внутренние рейсы.

— Когда поезд на Новосокольники?

— Электричка, в 9 утра.

— Давайте.

 

Ясно, что в оговоренное время в Минск я не попадаю. Нужно было хотя бы отправить СМС, предупредить, чтобы не встречали и не волновались. Я ещё раз попытался оживить телефон: всячески гнул штекер, зачем-то колотил аккумулятор. Экран оставался черным. Связи больше не было. И часов не было. Хуже всего — я не знал минского адреса.

 

 

***

В тот день пресная жизнь нашего городка неожиданно приправилась. Опалённые субтропическим солнцем, с улыбкой и беззаботностью несовместимыми с жизнью здесь, в городе появились испанцы — участники ралли «Париж — Москва — Пекин». Они то ли заблудились, то ли шли вне зачёта. Ясно было одно: возможностью сесть за руль они не сильно дорожили. Узнав дорогу на Казахстан, они дали «старт» безудержному алкотрипу в одной из центральных кафешек, отделанной под русскую старину, с берёзами, балалайками и официантками в сарафанах.

Мы пили с ними. «Западный русский — злой, восточный русский — добрый»,— говорили испанцы. Мы отвечали: «Но пасаран» и «Ола, Амиго!». Опустошали рюмки и опять наливали. Вокруг нас образовался задорный звуковой «ёрш» — смесь испанского, английского и русского — мутант  живущий, исключительно в алкогольных парах. Им нужно было где-то остановиться. Мы предложили переночевать у одного из наших друзей. Испанцы всё правильно поняли и сказали, что отведённые на гостиницу деньги мы вместе и весело пропьём.

Я стоял с испанцами у входа в заведение, когда Серёга где-то там внутри, в глубине танцпола пытался разыскать того самого друга, у которого были ключи от той самой квартиры. Как назло  у меня опять сел телефон. Серёга задерживался.

— А кто это такие? — спросил у меня незнакомый местный.

— Испанцы —  без выражения ответил я.

— Ни фига себе! — выкатил удивление он.

— Ага, ралли «Париж — Москва — Пекин»…

Время шло, испанцы растерянно озирались по сторонам.

— Слушай — обратился я к внезапному собеседнику — Дай позвонить? Нам их ночевать надо устроить, а друг с ключами потерялся… 

 Незнакомцу идея явно не понравилась.

— Да я свою симку вставлю, подержишь мой телефон пока я звоню, всё норм!

— Ну на.

—  Бля, не берёт.  Ладно, держи трубу, спасибо.

— Ага.

— Мою-то дай.

 — Какую?

— Которую я тебе давал.

— Ты чо, погоди, давай разберёмся.

— Слышь, не тупи, верни трубу!

— Чо ты сказал, тупи?

— Ты прекрасно понял о чём я.

— Отойдём?

Мы отошли. После короткого бессвязного диалога, состоящего в основном из вопросов «чо?», я попытался долбануть его лбом в нос. Получилось несильно. При беспорядочном размене попасть первым посчастливилось ему. Я понял это, через миг оглушения, по ручьям крови из носа, нещадно заливавшим рубашку. Надо было вязаться. Я влип в него, пытаясь блокировать руки и валить с ног. И этот приём прошёл неудачно. Я оказался внизу. Бой был проигран. Но этот бой никто не остановит. Нет судьи. Нет правил. Я вцепился зубами в руку, которая начинала смыкаться на моей шее.

— Отпусти — ошарашено сказал он.

— Драться не будем? — с трудом проговорил я, не разжимая зубов.

— Нет.

Мы встали и разошлись на несколько метров. Испанцев уже не было. Зато у моего визави образовалась кучка болельщиков из местных. Они стали скандировать: «Добивай! Добивай!», сжимаясь кольцом в импровизированную арену. Укушенный двинулся навстречу.

— Договорились же?

Ответа не было. Я чувствовал как две липкие реки с железистым запахом обтекают рот, струятся по подбородку и шее, впадают под  воротник. Кольцо смыкалось.

Нет, ребята! Может быть вы бы и оценили мою попытку стоять до конца, но я даю дёру!

 Бегал я, к счастью, хорошо.

 

Дедовичи

— Извините, такая ситуация, в дороге телефон сломался, не дадите позвонить? Я свою сим-карту вставлю. Спасибо большое! 

 Чёрт! Номер в памяти телефона сохранён! Есть ещё один! Ещё один… Вызываем… «…не доступен».

— Секунду, сейчас!

Ещё другой вариант: позвонить общей знакомой, чтобы она передала. Есть! Возьми! Ну возьми ты, трубку!  Блин… Чего я хочу? Шесть утра — бесполезно.

— Нет, не берут. Спасибо, что одолжили!

 Ладно, поезд без меня прибывает где-то там в обед, времени ещё полно. А то, что осталось до электрички, нужно провести с пользой. Например, поспать.     

Так! Ставим коробку, чтобы не упала, и рядом тут, сидя, спим. Да уж… Обидно всё же… Что я их не распечатал… Штрафы эти…  Не придут, никогда не приходили… Проводница — коза… Черт, матерился на весь на вагон… Противно… Сколько я потратил уже?.. Главное успеть сообщить до Минска… Провонял весь… Хорошо, хоть тут почти никого… Тут спокойно… спокойно…

А-а-а-а-а!  Где? Сколько времени? Велик? Велик здесь! Я не проспал на электричку? Время, время! На мониторе в кассе видно… Блин, спать и спать ещё…

Еще можно… Нужно… Хоть чуть-чуть… Чуть-чуть… Чух-чух…

Что? Поезд? Я? На месте! Светло уже… Время на кассе! 

Господи, всего минут пятнадцать, наверное, прошло…  Нет, это пиздец! Это не сон! Так только нервы добивать!

 Я вышел на утренний воздух, сел на лавку и закурил. Тревога сменялась стыдом, злость — отчаянием, бессилие — желанием вставать и ходить из стороны в сторону. Пульс барабанил. Под веками скопились, и теперь давили наружу, слёзы. Сжимая зубы, я как будто всё время сглатывал то, что должно потечь из глаз. Губы тряслись. Кислый вкус во рту вызывал тошноту. В суетный отрывистый ритм дыхания вклинивались внезапные сильные доли больших глотков воздуха. Сигареты явно вредили самочувствию, но немного успокаивали нервы. Нужно было выбирать от чего страдать. Вторую я затушил не докурив. К тому моменту я не спал уже сутки и сутки почти ничего не ел.

Гамбургер с Витебского! Один ещё остался в рюкзаке! Это будет нелегко, но нужно в себя его как-то засунуть! Может станет полегче. Только хорошо бы чем-то запивать, потому что слюна, увы, кончилась.

Оставив коробку под присмотр кассиру на станции, я сбегал в магазин. Чудо — он уже открылся!  Хотя ещё не было разрешающих продажу алкоголя 8-ми утра, мне удалось раздобыть две бутылки пива. К тому времени я имел такой жалобный вид, что, наверное, выпросил бы их и в долг.

Вернувшись, я устроился на скамейке и стал мучительно, кусок за куском пропихивать в  себя гамбургер, помогая пивом, за раз больше выпивая, чем съедая. К концу процедуры, на лбу снова красовались крупные капли пота. Таскать велосипед казалось легче, чем есть. Я добил бутылку и вновь закурил. Уже спустя минуту, в моей голове осталось только одна мыль: «Где здесь туалет?» 

 

***

Первое исключительно мною снимаемое жильё в Петербурге имело одну пикантную особенность планировки: душ находился на кухне, прямо напротив окна. Из моего окна был виден другой корпус дома с точной такой же кухней и таким же окном. Конечно, всё можно было решить с помощью занавески. Однажды я даже что-то такое нашёл, но вдруг осознал, что у меня нет ни гвоздя, ни молотка, чтобы это что-то закрепить. Жители соседнего дома, видимо, испытывали схожие проблемы. Короче, когда я шёл мыться, я веселил себя вопросом: это эксгибиционисты поставили здесь душ или вуайеристы прорубили там окно? Ясно одно: и те и другие были заядлыми поварами! Чистоплотными такими поварами! Да  — вот так, пожалуй, смешнее! Они могли помешивать кашу, намыливая голову, или могли солить и бриться одновременно. Я так больше не мог! Посему же и не могу рассказать о следующем эпизоде на станции Дедовичи. Скажем так: «Я весело выкрутился».

 

Поезд от станции Дедовичи

—  Наконец-то! Я первый! Ещё бы! Я же очередь на электричку часа четыре назад занял! Это хорошо, что первый! В пустую неё будет легко погрузиться. Никого не ушибу своей коробкой и выберу самое подходящее для неё место!

О-о-о! Здесь багажная полка просто создана для перевозки велосипедов! Всё! Я двигаюсь в сторону Минска! Движение — жизнь! Натурально! Ещё час-другой сидения на вокзале, панических атак в купе с тошнотой, и меня самого можно было бы везти в коробке. Есть несколько часов восстановить силы. Укачай меня электричка! В забвение! В дефолт! «Пшшш…» — состав сбросил пар, и я обмяк.

— Я не поняла! Что посадку объявили или что? Почему заходим!?

Ой, что ж вы все на меня орёте для начала? Ругаться больше не было сил. Я больше не мог отвечать ни словом, ни делом, не мог бы и сбежать. Любая тварь сейчас могла бы подойти и добить меня.

— Извините — сказал я, с усилием доставая согласные из кромешного шепота.  Я тут  у вас в первый раз, проездом, случайно, не в курсе как что… Можно я посижу? Я, правда…

— Ладно, сиди уже!

— Спасибо.

Глаза медленно закрывались — пустующий вагон растворялся. Так, как бывает в фильмах, но здесь, как будто бы, без спецэффектов. Зрачки расширялись,  опускались ресницы. В последний миг, перед тем как веки сомкнулись, всплыл один долгий засвеченный кадр. А дальше — чернота. Меня не было ни среди живых, ни среди мёртвых. Я никуда не ехал. 

 

***

3-я сигнальная система зосика.

Функционирование 3-й сигнальной системы зосика является одной из самых сложных и запутанных тем в современной науке. Все бывшие попытки учёных-физиологов построить концепцию на основе описания данного феномена всякий раз упирались в нехватку достоверных исследовательских материалов, недостаток опытных данных, обусловленный слабой экспериментальной базой.

Слабая освещенность вопроса в научных трудах порой вызывала в среде оппонентов зосиков волну скепсиса, выражающуюся подчас в диких и абсурдных предположениях, что 3-й сигнальный системы как таковой вовсе не существует, а все «чудеса», которые зосики  списывают на её работу, легко объясняются, исходя из таких понятий, как интуиция, исключительное везение, вероятность и даже банальный «автопилот». Однако любая совместная практика зосиков с пьющими в экспериментальном порядке простыми людьми раз за разом опровергала все умозаключения скептиков.

Так, в рамках дисциплины «Спортивное ориентирование», брался человек с незаурядной интуицией, показатель правильных ответов которого при угадывании того, в какой руке зажат рубль достигал 78%, и отправлялся на поиск суррогатного алкоголя. На практике обнаруживалось, что, даже имея 20 рублей, он до смешного долго, не мог раздобыть в незнакомом районе самогон, когда как зосики справлялись с той же задачей быстрее, не имея при этом денег. Далее: ни одному человеку из контрольной группы, составленной из победителей лотереи «Спортлото», ни разу не удалось найти на улице ни одной бутылки спирта (зосикам неоднократно удавался этот "фокус", а иногда спирт находился вместе с запивашкой). Один испытуемый, напоенный до бессознательного состояния (исключающего возможность работы 1-й и 2-й сигнальной системы), не смог добраться до дома и был безвозвратно утерян в ходе эксперимента! Тот же самый маневр в исполнении зосиков безысключительно завершался успешно. К тому же, все незосики, участвующие в экспериментах, показывали невразумительное и на редкость неаутентичное поведение в ходе свершения стихийных сакральных актов, а также неверно трактовали (а скорее всего, просто не улавливали) сигналы эгрегора «Прохор-1», в результате чего, вместо предполагаемого бухла, получали люлей в подворотне от справедливо гневающихся прохожих.

По мере того, как разница между показателями зосиков и показателями обычных людей становилась всё ощутимей, всё яснее становилось, что в случае с зосиками присутствует некий неучтенный элемент (фактор), позволяющий им успешно справляться с подавляющим количеством заданий. Тогда, размышляя над данным феноменом, наиболее прогрессивная часть учёных пришла к выводу, что исключительная результативность зосиков, объясняется их особой восприимчивостью, обусловленной работой 3-й сигнальной системы. При этом оставался невыясненным вопрос: какова же роль алкоголя во всех этих процессах? После неудачных попыток повторить результаты эксперимента, заменяя алкоголь поочерёдно лимонадом, дистиллированная водой и капустным рассолом, стало очевидно, что роль алкоголя, в данном случае, определяющая.

«Следует ли из всего этого, что употребление алкоголя ведёт к развитию 3-й сигнальной системы, и какова, в таком случае, целесообразность её работы, если конечной целью является скорейшее приобретение всё того же алкоголя, ведь таким образом круг замыкается?» — задавались очередными вопросами исследователи.

Сами зосики, в свою очередь, пытаясь дать оценку своему вынужденному алкоголизму, указывали на то, что он есть не цель, но условие и средство познания тайн бытия и истинной природы вещей. Согласно гностической доктрине Максима-Поразмыслив, знание зосиков, стремится к абсолютному, по мере приближения их к состоянию «Вечной пьяности». Таким образом, опосредованно, через алкоголь, 3-я сигнальная система позволяет зосикам получать сравнительно более полную информацию о мире и месте зосика в нём. При этом механизм её работы до сих пор остается неизученным.

Скорее всего, дальнейшие открытия и познание закономерностей её работы будут связаны не столько с научными изысканиями, сколько с оккультно-мистическими практиками зосиков. Так, в ходе одного из священнодейств, было установлено, что важным условием функционирования 3-й сигнальной системы является наличие и целостность "Духовного ведра" зосика.

 

Дедовичи — Новосокольники

Когда я открыл глаза, вокруг  плотно сидели люди. Они смотрели на меня. В их взгляде была смесь сочувствия с непониманием, и даже лёгкий испуг. Багажная полка была в решётку, и я видел как велосипед нависает над моей головой.

Я, наверное, опять кричал во сне? А может мне показалось, может они вовсе на меня и не смотрели. Какая теперь разница?

Солнце вставало и всё сильнее нагревало железную коробку электропоезда. Становилось невыносимо душно. На дрожащих ногах я вышел в тамбур. Вагон был один — он же голова, он же хвост. Меня и хвост качало. То есть, я ловил две волны, от двух эпицентров. В тамбуре был хоть какой-то воздух, но стоять было тяжело. Я вернулся в кресло.

Сидя в кресле, я начинал задыхаться. В груди давило, изображение «скакало», как если бы я был телевизор, а антенну шатали. В поджатых ногах то и дело возникали мышечные спазмы или рождались гадкие «мурашки», которые, в довершении ко всему, переползали с ног на голову. Когда они уже вовсю начинали копошиться в волосах, я вновь шёл в тамбур. Так, ломаной походкой, слоняясь туда-сюда, я доехал до конечной.

 

***

В то лето в Москве стояла адская жара. Я работал курьером и мечтал о большом слоне, в тени которого буду ходить, и который периодически будет поливать меня водой из хобота. Мысль о предстоящем спуске в метро, в гущу разгорячённых, пропитанных потом людей, вызывала неподдельную тошноту. Последний отрезок пути из Китай-города в Выхино я решил преодолеть на троллейбусе. Любой, знакомый с географией Москвы, скажет на это: «псих!» Уже на Солянке троллейбус встал в дремучую пробку. Пришлось выйти. Здесь я встретил его: щуплый, короткостриженый, одетый скорее для огорода, чем для московских улиц, он был похож на зашуганного кошками воробья. Он обратился ко мне с просьбой дать ему на билет до Гомеля! 

— Ты знаешь, это может показаться удивительным, но не так давно я был в Гомеле. Билет туда, если мне не изменяет память, стоит 900 рублей. Плацкартным на поезде — чуть дороже. То есть, ты вот так вот запросто подходишь и спрашиваешь 900 рублей? Давно ходишь?

—  Я из больницы. Мне вот операцию сделали. Я на стройке тут работал — ушёл. Мне бы до дому добраться.

— Хорошо, что сделали. Меня тут с московским полисом не приняли без регистрации. В любом случае, у меня нет девятисот рублей.

— А можешь тогда поесть что-нибудь мне купить?

— Блин, свалился ты на мою голову! Зачем ты вот вообще в Москву попёрся?

— Знал бы, не поехал бы.

— Пошли в банкомат, до Курской...

 — Шаурму?

— Да пирожок вот.

— Ну смотри.

— Пиво будешь?

— Мне нельзя.

— Мне тоже нельзя, но я буду. Этим я отличаюсь от человека! На, держи на билет!

— Спасибо. Проводишь меня до вокзала? Я не найду…

— Э-э-э, не-е-ет! На Щёлковскую в метро я не поеду! Иначе уже меня надо будет оперировать.

— Ну пожалуйста!

— Как это вы так, белорусы, в душу шипеть умеете? Но на этом месте, уже точно, нет! Звиняй. Я что-то, правда, не могу уже передвигаться. Жара и пиво меня добили. Ты не заблудишься, тебе до конечной. А там по указателям выйдешь из метро прямо к вокзалу. Привет Гомелю, там славно!

— Мне до Речицы.

— Да какая разница! Удачи в пути!

 

Новосокольники

Дежавю. Из электрички, как из тюрьмы. Первым делом большой глоток воздуха и ностальгический такой взгляд чуть повыше обычного. Киношный такой штамп: «Первые секунды на свободе». Эй, режиссёр! Не надо ничего придумывать! Пусть сцена выглядит банальной! Это низкобюджетный сериал — снимаем всё побыстрее и на фуршет! Декорации и массовка те же: тот же вокзал, тот же кассир, та же буфетчица. На этот раз дайте чуть побольше света — утро, в конце концов!  Художники! Уберите табличку «Дно»! Повесьте «Новосокольники»!  Готово? Внимание! Начали!

— На ближайший до Алёщи…

— Через час? Неплохо!

…

—  Бутылку минералки…

— Спасибо!

Хм… как-то легко всё прошло. Это подозрительно даже. Что не так? Может я паспорт потерял или кредитку? Нет, всё на месте. Велосипед? Немного коробка прорвалась по центру —  не критично. Стоп! Вот оно…

— А-а, извините! Почему у меня билет до Клястицы? Я же до Алёщи просил?

—  Ах, российское и белорусское названия станции!

—  Понятно, извините…

Паранойя, паранойя! Это просто что-то там накренилось в вегетативной системе.  А так, ничего нет. Только мысли. Всё нормально. Ничего нет. Вселенная в зубе дракона. Тот зуб давно выпал. Дракон уже не переживает, и его самого, на всякий случай, тоже нет и не было. Есть велосипед, и через час будет единственная в этой Вселенной электричка. И тогда в вечности появлюсь я, чтобы втащиться с ним внутрь и снова пропасть. А до той поры пусть меня не будет.  Это хорошо, когда тебя нет. Хорошо, когда последние крохи сознания развеяло где-то по пути из абстрактного «А» в абстрактный «В».  

—  Хорошо тут на свежем воздухе. В вагоне вновь будет душно.

Ну, и какого черта ты появился раньше времени? Раз так, то напомню, что тебе уже срочно нужно позвонить в Минск!

 

***

В перерыве между съёмкой сцен я побежал за сигаретами. Побежал по наитию — в сторону, где наиболее вероятно мог оказаться магазин. Завернув за угол, я от неожиданности сделал что-то вроде элемента фигурного катания, за который в виду его крайней неэстетичности получил бы низший бал.  На обочине сидела огромная морская птица. Я никогда их раньше не видел вблизи. Там, откуда я родом, такое не летает. Эта тоже не летала —  крыло было выворочено из сустава и грязное волочилось за  хозяйкой по асфальту. Чем я могу ей помочь? К тому же, у меня пара минут  для того, чтобы вернуться на площадку! Меня итак скоро выпрут за просыпания, возлияния и психологическую несовместимость с начальством.

Я сбегал за сигаретами, на обратном пути вновь встретил птицу.

Близ съёмочной площадки я нашёл место, откуда её было видно, и ходил посматривал. Птица не выходила из головы. Как и я какое-то время назад, на птицу наткнулась девушка. Я видел как она остановилась напротив пернатой и стала куда-то звонить. Я решил подойти. У девушки наворачивались слёзы. «Вы её спасете?» — с надеждой спросила она. Я замешкался: «Как? Даже если мы её поймаем, что пока тоже непонятно как, куда её деть? Возможно, в Питере есть ветклиника, живой уголок или что-то такое, куда её можно определить, но мы-то в Кронштадте!» «Попробуем» — зачем-то ответил  я.

Отчасти я — фаталист. По крайней мере, люблю прислушиваться к голосу судьбы. На этот раз голос приводил железные аргументы: «у киношников с собой есть всё — инструменты, реквизит, машины... Вы — единственные, кто мог бы помочь птице. Все оказались здесь случайно — совпадение один на миллион!» В голове зрел план…

Я позвонил друзьям в Питер, и они нашли мне через интернет три адреса, по которым предположительно могли взять птицу. По одному из них ответили: «Да»!  Я выпросил у реквизитора покрывало. Поставил на уши светотехников. Мы стали за ней гоняться. Птица, даже зажатая со всех сторон, умудрялась вырываться. Когда брошенное покрывало только летело в её сторону, она уже была метрах в десяти от той точки, куда оно падало. За мной лично пришёл мой начальник и настоятельно рекомендовал идти дежурить на площадке. Фраза «Не могу, у меня баклан убегает!» окончательно убедила его в том, что я идиот. Я её не поймал. Её поймала реквизитор, которая и принесла мне на площадку дрожащий  комок покрывала. До конца съёмочного дня птица жила в коробке.

 Было непросто договориться с водителем, но и его я уломал, уповая на то, что запечатанную коробку мы тихонько загрузим в последнюю очередь, и сквозь картон  зараза от потенциального её источника не пролезет. В Питере друг помог поймать машину. От Чернышевской до Новочеркасской я, заявленный как спасатель, доехал за копейки.

 Когда коробку  уносили куда-то в питомник, я окликнул: «Девушка, подождите! Скажите хоть кто это?» «Сейчас посмотрим», — ответила она. Сотрудница приюта была довольно милой и любезной, иные, наверное, не занимаются благотворительностью.

—  Да это чайка!

— Чайка? Серая?

— Серая, потому что маленькая ещё, подрастёт — побелеет.

— Маленькая?..

Мне она показалась огромной. А вся история с ней нереальной, наподобие тех, что экранизировались в сериале, со съёмок которого я, измождённый, теперь возвращался. Всего лишь одна из чаек, тьма которых будет летать над  Смоленкой, когда я через час пойду домой от метро.   

 

Новосокольники — Алёща

Позвонить! У нас есть один общий знакомый, который напишет ей Вконтакте, что я опаздываю.  Если я до него дозвонюсь, если его номер сохранён на сим-карте, если на счёте хватит денег на звонок в роуминге. В вагоне я и одна девушка. Если эта единственная согласится одолжить мне свой телефон!  Один на миллион …

—  Алло! Влад!  Погоди, погоди! Я по срочному делу! Времени в обрез! Короче, я не сел в свой поезд, еду электричками. Напиши, плиз, Вконтакте, чтобы меня на вокзале не встречали!  Всё будет хорошо, я что-нибудь придумаю!

— Я не знаю когда прибуду!

— Где-то на юге Псковской области!

— Вел со мной!

— Не знаю, в лучшем случае сегодня, возможно, завтра!

— Ага!

— Спасибо! Давай!

Кажется, моя часть диалога произвела на неё сильное впечатление. Так мило улыбнулась. Я знаю что эта за улыбка, такие рождаются  только когда кому-то бескорыстно помогаешь. Но, пожалуй, я не скажу ей ничего, кроме «спасибо». Я должно быть сейчас не самый приятный собеседник. По мне плачет душ. Сходит с ума зубная паста. Я ото всех стараюсь держаться подальше, чтобы никто, кроме меня не мог почувствовать запах, который заполучила в дороге моя одежда. Скорее бы Алёща. Чем дальше я уезжаю, тем легче. Как будто длинные лапы Питера, ослабляясь, выпускают меня. Как будто момент выезда из России — критический уровень, пробив который негативный тренд окончательно переломится. Как будто мне опять удаётся отчего-то сбежать.                                 

 

***

— Чего грустишь?

— Она уехала. Насовсем.

— Хе! Вернётся. Отсюда так просто не уезжают!

— Не знаю… Вряд ли…  Ты транслируешь какой-то культурный миф. Такой пресловутый, что мне даже лень его формулировать… 

— Давай выпьем.

— Давай…  Я бы, пожалуй, тоже съебал. Вообще, в Москве мне было лучше…

— Не любишь Питер?

— Как сказать… Люблю, но жить предпочёл бы в Москве. Питер надо любить, надо по нему скучать, а жить тут не надо! Это, как если бы, Ромео и Джульетта поженились, и она стала варить ему борщ. Причём, заметь, хуёвый борщ. А данная ситуация абсурдна ещё тем, что никто из нас ни хуя ни Джульетта. В итоге получается что-то вроде…  Лень думать… Вообще, здесь всегда и всё лень. Ничего нельзя сделать толком, даже выспаться…  Мир братьев Стругацких, блядь!  Ладно, я не на симпозиуме, будем считать формулировку исчерпывающей. Ты и так всё понял…

—   По второй?

— Подожди! Так как-то безрадостно. Давай прежде инсценируем сократический диалог! Спрашивай меня: «а знают ли зосики истину?»

— Скажи, о, мудрейший! Ведома ли истина зосикам?

— Нет. Зосикам неведома истина. Зосикам ведомо нечто лучшее!

— Что же это?

— По второй!

 

Алёща

Такая крохотная станция. Один домик на фоне сосен. Даже непонятно есть ли за деревьями какой-нибудь населённый пункт. Субъективно, пока это лучшая остановка на моём пути. Как-то здесь по-домашнему уютно, что ли…

— Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, как мне быстрее добраться до Минска?

— Отсюда только один поезд — до Полоцка. От Полоцка уже на Минск.

— Ну Полоцк —  так Полоцк.

— Мне тогда биле... А вы российские рубли принимаете?

— Нет, только белорусские.

— А пластиковой картой оплатить можно?

— У нас здесь ещё не обслуживают по картам.

— А обменник?

— Здесь вы его не найдёте.

— Что же делать? Тут такая история: у меня билет, вот он, до Минска был, но регистрация не прошла, я не попал на свой поезд. Пригородными добираюсь теперь.

— Ну сейчас дизель  вот подойдет. Подойдите заранее к кондуктору, объясните ситуацию. Что-нибудь придумается.

Я вышел на улицу. В растерянности закурил. Не-е-е-т! Так глупо! Из-за такой мелочи… И на билет ведь есть, но не в местной валюте. Были бы какие-нибудь таксисты, хоть со своим  чрезвычайным курсом обмена. Я в лесу практически. Кассир не обманывала, тут я точно ничего не найду. Да я бы и в Питере замучился искать белорусские рубли. Да и не нужны они мне были предварительно. Нет, нет, нет…  Это совсем глупый конец. Так не может быть! Заплачу кондуктору налом, хоть в 10 раз больше, если что. Хотя это не Россия, тут ведь и не прокатит. Рассчитаюсь в Полоцке? — Маловероятно. А если опять не пустят в вагон? Вернусь в Новосокольники и дождусь ночного поезда на Минск? Поймаю машину? С Великом? Тут трасса-то проходит вообще?  Это всё одинаково смертельные варианты! Кондуктор, только ты! Вывези меня отсюда! На тебе свет клином! 

От бесконечной нервотрёпки  опять начиналась вегето-сосудистая дистония вперемешку с паранойей. Спокойно! Ты договоришься! Не паникуй! Ты уже почти у цели! Если доберёшься до Полоцка, до Минска — дело техники.  А до Полоцка уже должно быть близко.

— Эй! Бру-бру-бру!

Я вздрогнул  от неожиданности. Ко мне подошёл растрёпанный, явно поддавший мужичок.   

— А?

— Чо, а? Прикурить, говорю, дай!

— А-а-а-а, вот, держи.

— Слушай, а вообще в Беларуси можно курить в общественных местах? — я становился всё более осторожным, если не сказать зашуганным. 

— С-с-с-с, хры-хры-хры — рассмешился он. — Да кури ты, не ссы, кому ваще, бру-бру-бру.

Мужичок говорил странно, то выбрасывая, то проглатывая слова, издавал много свистящих-шипящих междометий. Для понимания его речи нужны были талант и терпение. Мы вынужденно познакомились. Это был Колян.

— Слушай, а у тебя нет  белорусских рублей? У меня российские только, а ехать как-то надо…

— Да нихуя у меня, я сам, ебать-колотить, оттуда сюда. Да не ссы, щас поедем. Я тебе помогу дотащить!

— Да дотащу-то я сам. Его вдвоём и неудобно. В поезд бы сесть.

— Ща всё, ебать-клокотать, будет!

Как хотите, а он мне начинал нравиться. Его «неиссякаемый оптимизм» заражал и действовал на моё плачевное состояние лучше любых антидепрессантов и транквилизаторов. К тому же, хотел я того или нет, но Колян уже всё решил: он будет моим попутчиком. Мы плелись с  моей ношей к голове состава. Он всё время что-то бормотал, а я не ссал. 

***

—  Эй! Поднимай своё комиссарское тело! Завкаф просила меня тебя привести.

— Эээ… дайте угадаю, мы познакомились с вами на последней биеннале?

— Чего? Вставай давай!

— Ещё пять минут… семь… На кой хрен я завкаф?

— Догадайся! Зачем ты так живёшь, лука мешок!

—  Я —  писатель, мне так можно! О! Носки в карманах — это я хорошо вчера сообразил…

— Ты чудовище!

— Будучи чудовищем, довожу до вашего сведения: «Можно! Пушкин баб любил, а я вот носки из карманов достаю… Лучше займи десятку, с нобелевки отдам».

—  И чего ты написал? Диплом пишешь?

—  Да не-е-е… Я просто писатель. Ты разве не в курсе, что писателю давно уже не обязательно что-то писать?

— А бухать писателю обязательно?

— Не возбраняется!  Пьянство, в общем и целом, способствует обогащению биографии. Всякие нелепые обстоятельства, случайные люди, необычные  разговоры, повороты судьбы, нестабильность… Нет, лучше «стабильность метаморфоз!..» Нет, херня какая-то…  В общем, это уже другой угол зрения на жизнь и другое агрегатное состояние души. Я — писатель, а ты — уже минут пять как персонаж. Причём, замечу, отрицательный! Но ты это молодец, ты —  это хорошо для драматургии. У нас тут с утра получилось преодоление себя, преодоление тебя…  Давай, я тебя как-нибудь ещё сильнее преодолею, а?

— Носки надень уже! Да на себя!

— Влом!

— Лентяй!

— Не лентяй, а низкоэнергетичный тип! Я просто экономлю энергию: минимум джоулей, максимум эффективности. И вообще, я лучше, умнее и красивее, чем кажусь. Просто зачастую не в форме. Так пойду!

— Босиком?

— Угу, Ммм… Тут такое дело… Я ведь ещё и композитор!

— Композитор, только не пишешь музыку?

— Угу, откуда знаешь?

— Да так… Рассказывали…

— А-а-а… Умные люди, наверное!

— Слишком умные, чересчур! Низкоэнергетичные!

— Должен заметить, тебе очень везёт на людей!

— Ты уже подумал, что будешь делать, когда тебя исключат?

— Ха-ха-ха! Нас всех рано или поздно исключат! Кого-то с дипломом, кого-то без.  И тогда страшная баба Свобода примет нас обоих в свои чугунные объятия! Ты этого ждёшь? Многие думают, что с этого момента они перестанут ждать и начнут жить. На самом деле, начнут ждать чего-то другого: зарплаты, отпуска или когда сын пойдёт в школу… 

—  Я вижу, вчера ты не дождался и хорошо пожил…

 — Угу, и тебе впредь советую!  Ты вот учишься в Академии Культуры, получаешь несовместимые с жизнью навыки и знания чуждые этой реальности. Ты, без пяти минут, гиблый человек! А я завсегда выживу в своём иллюзорном мире! Я, как бы, произведение искусства, которое сам же и произвожу. Имею причину и полноту бытия в самом себе, как бы...

—  Вот эту свою хуйню и расскажешь завкав!  Пошли быстрее!

—  …Ну, на крайняк, уеду в Санкт-Петербург!

Алёща — Полоцк

— Садись, бру-бру-бру, тут. Мне тоже до Полоцка. Я тебе там помогу дотащить. Тока я на автобус потом…

— Да ерунда тащить, надо бы с кондуктором пообщаться.

— Не надо ничо, едрить-хитрить, сиди счас, вот, хры…

Колян сел, привалившись к окну, и стал изображать спящего, изредка расщуривая глаз и порой заговорщицки подмигивая. Пассажиры прибывали. Кто-то сел рядом с нами. Тактику Коляна я понял. Когда пойдут контролёры, он будет делать вид, что его тут особо нет, следовательно, и деньги за проезд брать не с кого. Со мной эта история вряд ли бы прошла. Во-первых, с таким багажом трудно затеряться в недрах вагона. Во-вторых, я патологически не умел обманывать.

— Извините, тут такая история, я на свой поезд не попал, вот и билет остался. У меня нет именно белорусских рублей. Просто не знаю как можно в этой ситуации заплатить за проезд…

— Я предупрежу начальника поезда, он будет проходить, решите с ним.

— Не платить ты, сиди т-с!  — очнулся Колян.

— Колян, давай я лучше по-хорошему? С меня хватит передряг уже.

Дизель тронулся.

— Извините,  я тут не могу расплатиться…

— А, да, мне сказали про вас. У вас и билет остался? Ну не знаю… Едьте пока.

— Э-э-э… может я кого-нибудь найду, кто обменяет мне российские, и я тогда заплачу?

— Попробуйте.

Как? Как так выходит, что  меня выгнали из поезда, на который я купил билет, и так, что меня теперь везут без билета? Что это? Человеческий фактор? Или я попал в другую (волшебную) страну?

— Колян, посиди, я по вагону пройдусь, попробую поменять.

— На мне тоже сотку поменяй, мне тоже же надо же, хры.

— Извините, никто мне не обменяет две российские сотни на белорусские?

Пассажиры напряженно, а некоторые испуганно смотрели. Я заметно краснел. Идти по вагону и просить о чём-то, означало переломить что-то внутри себя. Когда я стану бомжом — долго не проживу. Крайне неубедительные у меня выходят обращения к аудитории. Я вернулся на своё место.

— Не получается что-то, Колян. Российские не нужны никому, наверное.

— Давайте мне, — вдруг нашёлся сосед. Я к куму под Псков на озёра летом поеду, пригодятся. Надо же и помогать, в конце концов.

— Спасибо огромное!

Я получил одну белорусскую купюру, в которой была доля Коляна. Купюру я как-то в растерянности всучил ему.  Вновь прошли контролеры, но этот гад и не думал платить.

— Колян, блин, заплати за проезд уже, а?

— Да уже едем так, ебать-ковырять, прошли уже, всё уже.   

 Засранец ты, Колян! Мне эти сотки ещё нескольких седых волос стоили. Я не люблю лезть к незнакомым людям со своими проблемами. За эту дорогу мне пришлось слишком часто это делать и слишком часто через себя переступать. Впрочем, хрен с тобой. Выпьешь пивка в Полоцке за мой счёт. Бормочи, Колян, бормочи. Со мной давно никто по-человечески не разговаривал. Судьбоносный  ты элемент! Ты меня своим могучим бредом к жизни вернул! Тебя послушал, как ношатыря нюхнул!

— Чего?

— В гости, ага.

— К подругам.

— Говоришь, в Полоцке девки страшные?

— А где красивых видел?

— Впереди сидит?

— Да ну не показывай же пальцем, неприлично же!

— Да ну тебя, ебать-ковылять! Если меня опять высадят, я тебя убью!

Бормочи, бормочи…

—  До Тобольска мы с семьей пароходом добрались. В губернаторском доме поселились. Первые дни хорошо там было — очень тихо.

— А!?

 

***

Пассажирский поезд — своего рода кунсткамера для писателя. Удивительные формы жизни можно наблюдать тут. Рассматривая иные экземпляры, не можешь представить при каких обстоятельствах и в каком таком месте они могли сформироваться. Перверсивные мутанты, ошеломляющие непредсказуемостью лексических связей, носители сюрреалистических систем ценностей. Они изначально поражают тем, что как-то вписались в среду: они где-то раздобыли одежду, у них откуда-то есть деньги на билет, они едут по каким-то делам, их даже кто-то ждёт! Ты ещё не успеваешь привыкнуть к самому факту существования иного представителя вида, как он вдруг заговаривает с тобой. В этот миг ты роняешь своё любопытство, тебе хочется сбежать  в преддверии культурного шока, но образцовый попутчик уже не даст уйти. Он развивает твой паралич, сковывает волю, нагоняя ужас и восхищение. Наверное, схожие чувства испытывает антрополог, столкнувшийся с  представителем неизвестного племени людоедов.

Зачем он мне всё это рассказывает? Почему видит во мне того, кто поймёт и оценит его поступки? В качестве кого он меня воспринимает? Отчего так легко находит мне место в своей заповедной картине мира? Или может это уже я объект чужого исследовательского интереса?

Но нет, ему мало просто заполучить слушателя. Он в высшей степени интерактивен, он готов заходить далеко. На уговоры проводника не бежать за пивом на станции, где поезд стоит минуту, он отвечает: «А вдруг успею?..» Он угощает тебя. Хлопает по плечу. Приглашает на свой день рождения. Показывает дырку в голове. Жалуется, что вчера кого-то убивал или убил…

Толяны, Коляны, Вованы…  Мои галапагосские черепахи, кокосовые крабы, сумчатые дьяволы… Простите, что от смятения слепил вас в один первородный ком. Я уподобил вас стихии, и теперь, на фоне этого величия, мелкий и никчемный незаметно удаляюсь, унося свой скарб.

 

Полоцк

— Здравствуйте, половчане и гости города! Меня зовут Диман!

Выходишь на вокзальную площадь, словно на сцену. Сразу же напарываешься на взгляды. От этого становится неуютно. Не люблю быть на публике. Ничего, пройдёт. Чувства притупятся. Привыкну. Но пока, чего вы на меня уставились,  например, блюстители порядка? У меня в коробке бомба. Пластиковая. Чтобы при проходе через металлоискатель не звенела. А поведение нервозное, потому что нелегко это дело — подвергать жизнь опасности. Вот, разве что, с допингом! Стоят у входа, ебать-кобылять! Пойду в лобовую!

— Извините, не подскажите где здесь обменный пункт?  На втором этаже вокзала

— Спасибо.

Ха-ха, прошёл! Чего так пялились? Может я просто накручиваю всё?  Впрочем, есть повод…

В людном помещении с коробкой ужасно неудобно. Тащиться на второй этаж — тем более. Ебический-космический, вот это очередь в пункт! Анаконда! Нет! Во-первых, опять долго без воздуха. Во-вторых, хочется скорее уйти со сцены, куда-нибудь в закулисье, чтобы там тихо курить. Колян, который также внезапно пропал, как и появился, так и не ответил мне: можно ли в этой стране курить на вокзале, например,  на глазах у милиции? А курить сейчас жизненно важно! Не стану стоять. Рассчитаюсь за билет кредиткой. Конечно, можно было бы чего-то купить поесть, но перебьюсь.

— До Минска, на ближайший.

Ну вот, кажется и наметился прорыв. Впрочем, есть ещё одна проблема:  я по-прежнему не знаю куда мне ехать  в Минске.

***

Вова, я придумал как нам оставаться пьяными всегда! Я знаю, тебе это может не понравиться, но из соображений безопасности я должен пойти на этот шаг. Если мы окончательно протрезвеем —  мы прекратим своё существование. Я должен придать зосицизму черты религии и обзавестись паствой. Это позволит нам собирать некую десятину, на которую мы будем бухать. Как ересиарх, я знаю, что технически могу пойти на это и в одиночку, но будучи инициированным зосиком, а не априорным, я не могу не просить твоего благословения на это.

Посмотри, я внёс соответствующие поправки в основную статью «Зосицизм». Это будет выглядеть примерно так. Культовую часть мы разовьём без труда. Базис у нас мощный, народ за нами потянется. Конечно, коммерциализация и популяризация могут многое испортить, мы рискуем утратить сакральность, но на текущий момент я не вижу другого выхода. Наш эгрегор «Прохор-1»  в последнее время ослаб, нужна подпитка, мы едва покрываем потребности в бухле. Конечно, тут никуда без иерархии. Придётся придумать  подобие социальных кругов и обозначить пути прохождения в круг избранных. Но мы оба знаем, что истинных зосиков, присутствовавших при Твоём историческом падении с табурета, всего трое и более быть не может. Так что, в этом есть некоторое лукавство.

 Хорошенько подумай обо всём этом и сообщи о своём решении. Прилагаю вариант статьи.  Пришлось добавить немного скепсиса, который редактор сочтёт за научную объективность. Не забывай, ресурс сторонний и не совсем дружественный. Но для нас сейчас главное сама публикация. Димка-Индикатор.    

Зосицизм — пьяно-похмельная идеология, основанная на псевдонаучных и мифологических знаниях, и опирающаяся на богатый, в том числе, мистический опыт самих зосиков, пропагандирующая алкоголизм как способ и непременное условие познания мира. Носит черты религии, зиждущейся на понимании трезвости как греха и пьянства как добродетели («Грешен человек, ибо трезвым народился»). Одновременно, по представлениям зосиков, является идейной базой для борьбы с общим банальным пьянством, открывающим для рядовых алкоголиков новые духовные аспекты потребления спиртосодержащих продуктов.

Идеалом зосиков является Вечная пьяность*, многие духовные практики зосиков направлены на достижение Вечной пьяности. Побочным идеалом у зосиков считается состояние Неустойки*; антиидеалом  —  Вечное похмелье*.

Основные положения идеологии зосицизма описаны в капитальном труде зосиков «Теория и практика зосицизма».

Представителями философской школы зосицизма являются: Вова-Дезинфекция, Алексей-Некатохрезный, Серёга-Полстакана, Максим-Поразмыслив, Димка-Индикатор.

Оппонентами Зосиков являются последователи философии ЗОЖ, которые, справедливо отмечая некоторые просчёты в Теории Зосицизма, в сущности, относят последнюю к мифологии. В лучшем случае, находят ей применение в клинической психиатрии —  исследуют как образец творчества душевнобольных.

Критикуя воззрения зосиков, представители философии ЗОЖ указывают на следующие моменты:

1) невозможность познания адептами зосицизма мира, вследствие полной их невменяемости, обусловленной обязательным в их физкультуре* регулярным потреблением алкоголя;

2) извращённость представлений о моральных и поведенческих нормах, обусловленная самой религиозной доктриной зосиков, в частности заблуждением относительно того, что "разрушительное" (пьянство) может являться добродетелью;

3) неизбежность быстрого самоуничтожения зосиков, вследствие разрушения их физических оболочек под действием потребляемых ими токсических веществ.

В свою очередь, зосики относят проповедников ЗОЖ к разновидности Южеских войск * и «Смело, и с блеском им во всём проигрывают!»

* См. материал соответствующих статей.

 

 

Полоцк — Минск

Плацкарт! Это же почти гостиница люкс! Скорее трогайся, я хочу умыться  и снять гадский зловонный свитер. Хорошо бы чаю, но подходящих рублей не раздобыл... Я опять еду один — один в секции. Это плюс — не будет неловко за свой чмошный вид. Впрочем, ещё могут подсесть на остановках... Итак, последнее антикризисное мероприятие:

— Извините, пожалуйста. Вы не могли бы одолжить сотовый? Мой в дороге сел, а мне как-то нужно узнать адрес в Минске.  

— Спасибо.

— Сети нет на российской симке. Услуга не подключена.

— Ой, можно с вашего номера позвонить, да?

— Спасибо огромное, я быстро.

Только бы по номеру, который я набирал в Дедовичах, был ответ.

— Есть!

— Привет!

— Это я.

— Я с чужого номера!

— Я уже в Полоцке!

— Долго объяснять почему в Полоцке.

— Я буду в Минске под утро!

— Продиктуй мне адрес, я на такси доеду!

— Уже скоро! Ждите!

***

  Езда в поезде — это программа «Антистресс», которая больше не работает. Я перестал любить поезда, как когда-то перестал любить метро, как в какой-то момент мне опротивели большие города, магазины и любые места скопления людей. Я бы хотел никогда не выходить из комнаты.  

До глубокой ночи я не мог уснуть. Теперь более всего мучало ожидание скорейшей развязки всей этой истории. Хотелось скорее попасть в безопасное место, где можно спрятаться от всего мира, найти точку покоя. Я извёлся, когда поезд на два часа встал в Витебске. Часа за три до прибытия в Минск я всё же забрался на верхнюю полку. В последний из фрагментов рваного сна я видел свою заливочную машину. Её каретка, постукивая «чух-чух», всё ехала и ехала. Наклейки не получались, они размазывались и морщились, смола странно себя вела. Никогда прежде ничего подобного я не видел. Растерянность. Машину было не остановить, и она продолжала ряд за рядом гнать брак. Я осознал, что не могу двигаться. Руки не слушались. С каким-то неимоверным усилием, преодолевая их инертность, я нелепо попытался пальцем выровнять линзу на этикетке. Палец проваливался сквозь, он больше не умел трогать, шевелить, касаться… Каретка продолжала стучать. Внезапно я обнаружил, что мои глаза открыты и пальцем я пытаюсь  поправить искривлённую фиолетовую полоску матраса, на котором лежал. Я спрыгнул с полки, вышел в тамбур и закурил…

***

Однажды сон ко мне вернулся. И он стал спасением — уважительной причиной отсутствия в жизни. Я стал спать по 12-14 часов. Не открывать глаза как можно дольше, иначе придётся жить. Для жизни нужны силы. Я сплю. Я занят важным делом. Коплю силы.

Как-то мне рассказывали про девушку, которая на фоне длительной депрессии, решила принять сразу кучу снотворного. Её вырвало, и, в процессе рвоты, из неё вышел огромный солитёр, о существовании которого она не подозревала. Её подавленное состояние было обусловлено наличием внутри паразита, вытягивающего жизненные соки. Я не однажды блевал. Ничего живого внутри меня не было. Мой солитёр имел иную природу. Для собственного спасения мне нужно было выблевать из себя писателя. Уничтожить его  иллюзорный мир, отстраниться от иллюзии. Потому что писатель живёт в иллюзорном мире, а реальная жизнь не прощает ему этой измены.

 

Минск

— Сколько до бульвара Шевченко? У меня российские рубли только.

Ну да! Я в Питере за такси в два раза меньше отдал. Всё равно уже…

— Коробка влезет на заднее?

— Едем!

Пустынный ночной город прекрасен! Это место, где хочется остаться. Большой город, где никого нет. Жаль, что он существует лишь несколько этих минут. Как хорошо, что мои друзья живут именно в нём.

Я расплатился с таксистом. Закинул коробку на плечо. Поднялся по лестнице.

***

Достижение мечты ведёт к внутренней пустоте. Все добрые и злые волшебники всегда помнят об этом. Теперь об этом вспомнил я. Сейчас, вручив велосипед, я лишусь последнего оставшегося смысла и вновь сделаюсь приведением, в силу странных законов возникающим и пропадающим в разных местах: у станка, в метро, на крыше…  Я уже нажал кнопку звонка. И скоро исчезну за дверью.

Стоп!

Значит, ты специально всё это устроил! Пусть не специально, но подсознательно!  Хотел!  Виктимное поведение! Имей что-то недостижимое! Хотел свободы — не ной! Все эти формы эскапизма  —  банально и не честно! Поставить рамки. Лавировать между свободой и несвободой — бежать, менять. Устраивать зимой лето. Делать хуже и откатывать. Тошнит. Продержаться тайм.  Теория локальных целей. Не страшно испортить себе жизнь.  Не хочу назад. Нельзя потреблять не созидая! Гордость. Не буду хотеть. Не буду признавать. Человек — химическая фабрика. Не нужны сторонние препараты. Не думать  —  делать, делать,  чтобы не думать. Форест Гамп. В другую сторону! Апофеоз  забытья —  война, она же оправдание. Любовь, как взаимозамещение пустоты. Хорошо быть трезвым. Так расстреливают школьников и взрывают автобусы. Хорошо быть пьяным. Жизнь — прекрасна. Простая диалектика. Нужно перегрызть глотку. Хорошим. Плохим. Нельзя целым. Ну или поддерживать. Часа два я был жив. Как жрать ворону.  Первоочередная потребность перешла из второго круга в первый.  Снятие симптомов. В мире, где всё относительно. Пусть будет виноват Питер. Может быть по-другому. Добродетель — обратная сторона эгоизма. Рыбой в своей тарелке. Иди на хуй! Логотерапия. Хотя это не так. Взаимовыгодно — звучит современнее. Соблюдать социальные нормы.  Позитивно, блядь! Считай, что я этого не говорил! Делать хорошую мину. Всё хорошо. Не будем палить друг друга. Лучше меньше, да Ленин! Все при деле. Оба заметили, но не подали виду. Социально значимы. Без откровений. В конечном счёте. Нетократия и консьюмерат. Шок и мат. Рак собаки. Бордюрным камнем. Охлаждённый корень декабря. Совсем египтологи. На катере мясушко-мясище. Витаминную римскую бесконечность. Эпитеты. Итерация. Сольвент. Наяву. Фетяско. Деплопан. Леплище… сманирзуаши, кнолле, щаара, ляло ауни, уыто, иээ…

Минск. Подъезд.

Эхо звонка еще гуляло по лестничной площадке, когда обитая дерматином дверь, издав короткое «ю», открылась. На пороге квартиры показалась запахнутая в халат невысокая русоволосая девушка с припухшими ото сна глазами. Напротив двери, прислонённая к стене, стояла объёмная перетянутая скотчем коробка. По диагонали коробки шли крупные синие буквы: «S» «H» «W»  «I» «N» «N».

 

 

 

*  Цитата из повести Ф. М. Достоевского «Вечный муж».

** Синдром хронической усталости.

** Автор транслирует популяризованное историком Э. Радзинским историческое заблуждение, что Манифест об отречении от престола был подписан Императором Николаем II на станции Дно. Согласно историческим источникам, данный Манифест Император подписал в г. Пскове.