Елена Ожич

Истории взрослых. Стихотворения

***
Пусть не сезон урожая, но пахнет фруктовой лавкой,
Августом в самом разгаре, яблочным то есть спасом,
Вынем когда из-под земли запасы,
Чтобы зима приятней прошла, пожалуй.
Воздух становится вкусным, как в той сушильне,
Где подсыхает яблочная нарезка.
Летом в таких ароматах жили,
А в декабре и компот нам как средство от всех болезней.
Яблоко носит зимою свою рубашку,
Сшитую из контрольных, диктантов, формул,
Мама тетрадки переиначила на обертки.
Ты развернул бумажку, наверное, вспомнил,
Как не хотел на дачу,
Как был загорелым, вертким,
Яблочком перекатным,
Чумазым чертом.


***
Дышите глубже, скоро будет нечем.
В глубоком вдохе будет кто замечен,
Тем перевяжут легкое одно,
Отрежут печень – так, на всякий случай.
А нечего. Кому по средствам роскошь
Надраться и не пожалеть об этом?
Да никому. И воздух ведь конечен.
Вот выдышат его, и все умрут.

Учитесь плавать, скоро пригодится.
Воды не будет если, чтоб напиться,
Уйдем тогда в остатки океана
И скоро превратимся в латимерий.
Ученые, однако, ищут синтез,
Чтоб были мы не рыбы и не звери,
А лучше бы какие-нибудь травы –
Нас посади в горшок, мы никуда не спрыгнем,
А будем делать воздух
Самим себе, навоз нам в корни.

Но вот воды по-прежнему не будет.


***
Жизнь, будем считать, подарок - точно, какого не ждали –
Бант на пустой коробке, картонные стенки наполните сами.
Можно, к примеру, плюшевого медведя с огромными трюфелями,
Лучше, конечно, разное ценное, чтобы осталось в памяти, как в кармане –
Взял, повертел, положил на место, перелистал с друзьями
То, что добыто в поисках смысла, взаимности или свободы.
Память – она такая, к нам подпускает лишь эпизоды
В ретуши, многое не пройдет сквозь сито –
Было же, как мы чего-то там где-то с кем-то
А вот теперь и помним об этом плохо, ибо склероз и дождями смыто.
Всякое втиснуться хочет в нашу коробку, не каждое нам полезней,
Это теперь выбираем, а раньше все умещали, ни-ни сумняше,
Кто-то в свою коробку на память и нас положит.
Или когда мы сыграем в ящик,
Или чуть раньше, быть может.
Как повезет. Как влезет.


ИСТОРИИ ВЗРОСЛЫХ

МАРУСЯ

На очередном приеме ко Дню Победы
Бабке Марии вручили цветы и открытку.
Я смотрела на нее и думала - а могу ли я,
Как та Маруся в свои семнадцать,
Тащить солдатика через линию фронта
В полевой госпиталь?
Она его уговаривает: «Потерпи, миленький»,
А сама ведь тоже не заговоренная.
Только бы не умер на руках ее солдатик.
А когда дотащит, поползет за следующим.
Страшно ей, девчонке, а никак иначе.
Вот сидит Мария, плачет над открыткой,
А ведь думала, что слезы все
Еще в войну закончились,
Когда похоронную на жениха прислали.
Если б рядом с ним была Маруся,
Вытащила б на своей шинельке.
А сейчас Марусе скоро собираться к Богу,
К тем солдатикам да к милому Егорке.
И теряется слеза ее в морщинах,
Штопаная кофта аж звенит медалями.
А была Маруся в свои семнадцать
Хороша собою несказанно
И смелее многих,
Но не вышла замуж.

Ты прости, Маруся, что мы не такие.
Мы не знаем: если вдруг война, то сможем ли.
Даже в мире смелыми не кажемся.


НАДЕЖДА

Бабка моя Надя уговаривала хлеб,
Тесто заводя в большой кастрюле.
Что-то вроде «Каравай наш батюшка,
Накорми нас, не оставь голодными».
Тесто уговоров слушалось - поднималось,
Духовитым, дыроватым  в печке делалось.
Все ходили к ней на расстягаи,
А она с собой еще положит парочку.
Мы теперь пирог лепить не скорые,
К хлебу уже нет того почтения,
А Надежда порасскажет, если спросим,
Как она жила в деревне взамужем.
- Ухожу на службу, мне свекровь отрежет корочку,
Чтобы я-то, значит, пообедала.
Я зайду к сестре безмужней Еудиньюшке-покойнице,
Миша там и Толя, детки ползают.
Толе пять, а Миша вовсе махонький,
В доме пусто, плачут оне с голоду.
Между ними разделю я свой кусочек,
И сижу реву, что дать им больше нечего,
У свекрови шибко не напросишься…

Миша – мой отец, и помнит эти корочки.
Надин хлебный сын. Ее Наташа умерла - болела,
Позже родила Сережу, его пять внуков,
Но теперь живет одна –
Агафоныч как три года помер.


ГАЛИНА

У Галины, тетки мужевой
Было гавриков детдомовских
За всю жизнь-то – ой-е-ей.
Если мамой называют,
Сердце в плаче аж заходится,
А лицом не покажи.
Бог прибрал ее Алешеньку –
Позвоночник раком выело,
Это в двадцать-то годков.
Некому тогда поплакаться
Было. А жена его уехала,
Не успели ведь с ребеночком,
Так-то память бы осталась
По Алеше, по сынку.
А теперь они в детдоме
При чужих детишках с Толиком.
Он сапожником, и столяром,
А куда еще его?
Он, ведь знаешь, все по тюрьмам
С малолетства и по глупости:
Да вино в сельмаге выкрали,
Посадили – он сбежал,
И еще сбегал, и дрался,
Нет, чтобы сидеть и каяться…
Вот ему и срок прибавили –
Девятнадцать целых лет.
Без него Алеша вырос,
Без него Алеша умер,
Как письмо ему прислали,
Он в тюрьме и присмирел.
А пришел с тюрьмы – все плакал.
А Галина что – простила,
Говорит: «Давай хоть в старости
Поживем с тобой как люди».

Я гляжу на фотографию, где они такие юные,
И красивые, и гордые – каждый сам себе «карахтерный».
Толик только что из армии,
И вся жизнь есть впереди.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера