Игорь Вайсман

Книговорот. Записки уфимского книжника

Александру Иликаеву

 

1. Моё дело

 

– Вы не видели Виктора?

– Которого?

– Да книжника.

– Нет. Его сегодня не было.

– Мужчина! Вам книжник нужен? Он обещал прийти к часу.

Книжник – так меня называют люди всех полов и возрастов, промышляющие, как и я, розничной торговлей возле подземного перехода на остановке «Спортивная».

Вообще-то нас правильнее называть букинистами, так как мы продаём товар, бывший в употреблении. Но народ, как известно, не всегда придерживается правил, а предпочитает слова, какие ему удобны, тем самым обогащая русский язык. А, чтобы не заморачиваться, люди распространили слово «книжник» и на наших клиентов.

Почему я продаю старые книги, а не носки, перчатки, мочалки и прочие вещи, как другие? – спросите вы. Потому что ни в чем другом не разбираюсь. А в книгах чувствую себя как рыба в воде. И ездить за ними куда-то на оптовую базу нет никакой нужды. Мне их доставляют прямо на место и с большой радостью. Желающим избавиться от домашней библиотеки в наше время просто нет отбоя. Двадцать лет после распада «самой читающей страны в мире» население несет и несет букинистам свои книги. Мне иногда в день поступает до десяти предложений. Поэтому торговцы подержанной литературой могут диктовать свои условия. Владельцам ненужных «сокровищ» деваться некуда, альтернатива чаще всего одна – сдать все накопленные за годы советской власти собрания в макулатуру. Можно, конечно, попытаться продать запыленные тома через Интернет, но большинству моих клиентов лень этим заниматься. Им даже не хочется уносить отбракованный товар, и они чаще всего оставляют его мне просто так.

– Эх, а раньше-то книги в какой цене были! – сокрушается народ. – За подписными изданиями в очереди ночами стояли! Подшивки газет и журналов тоннами сдавали, чтобы приобрести один-единственный малоизвестный роман Дюма! А теперь… что за времена – ничего не читают! Веришь, нет, на днях видел, как один мужик несколько мешков с книгами на помойку выбросил.

– Да уж, – соглашаюсь я. Знал бы кто, как мне надоело выслушивать это по нескольку раз на дню!

Не отстают от прохожих и мои старые знакомые, с которыми судьба сталкивала меня пять, десять, двадцать лет назад.

– Ба! Ты всё книжки продаёшь? – дивятся они, случайно оказавшись поблизости. – Ну, брат, даёшь! Неужели люди ещё читают?

Заканчивается разговор чаще всего тоже стандартно:

– Послушай, у меня дома (в кладовке, в саду, на даче, в гараже) завалялись какие-то книжки. Ты, может, заберёшь их и продашь?

Моим старым знакомым кажется, что мне нечем торговать (хотя такого никогда не бывает), что они меня осчастливят своим предложением и что у меня прорва свободного времени, поэтому я в любой момент поскачу на их дачу за книгами. 

А что до времён, то они и в самом деле были другими. Если сейчас мое занятие вызывает вопросы, то при советской власти оно приносило ощутимый доход. И даже повышало авторитет.

У отца, литератора, была довольно приличная домашняя библиотека. Поэтому книги с самого детства стали моими друзьями. Среди сверстников я считался начитанным мальчиком и, самое главное, мог дать почитать книжку, которую не то что в магазине нельзя было купить, но даже не во всякой библиотеке найти. Тогда не было ни Интернета, ни DVD, ни видео, ни компьютеров. Неудивительно, что обладатель домашней библиотеки представлял ценность в глазах окружающих, даже будучи полным убожеством.

Некоторые психологи утверждают, что индивидуальность личности закладывается в раннем детстве. Что до меня, то мою индивидуальность сформировали именно книги, ещё до школы. Литературные герои захватили меня целиком, с головой затащив в свой вымышленный мир. Сначала Буратино, Незнайка, Карлик-нос, Винни-Пух и Карлсон, позднее Том Сойер и Геккельберри Финн, Айвенго и Робин Гуд, Билли Бонс и Джон Сильвер, Гулливер, Робинзон Крузо и все четыре мушкетёра напрочь завладели моим воображением. В сравнении с их яркой, насыщенной событиями жизнью, существование всего моего окружения выглядело даже не бледной тенью, а гораздо хуже.

Когда я повзрослел, моё отношение мало изменилось. Я скорее был вынужден мириться с унылой реальностью, чем предпочесть её литературной. И если некоторые мои сверстники выражали недовольство местом, где приходилось жить: «Что такое Уфа? – говорили они. – Провинция. Дыра. То ли дело Петербург, уж не говоря о городах Западной Европы!», то меня больше всего угнетала эпоха и люди. «Ну что за времена, – думал я, – какие-то безликие дома-коробки, унылые асфальтированные улицы, однообразные квартиры с одинаковыми обитателями! А как было раньше! Роскошные замки, величественные готические соборы, мостовые из булыжника, подъёмные мосты на цепях, гарцующие на нарядных лошадях кавалеры в шляпах с перьями и прогуливающиеся дамы в шикарных нарядах… Куда всё это исчезло?! И главное – ради чего?..»

А каков народец! Разве ж это люди? Людишки! Дом – работа – рыбалка – домино – кухня – туалет – диван – телевизор – постель. Всё!

Особенно возмущали женщины, которых кроме барахла мало что в жизни интересовало. Никогда не забуду эпизод из турпоездки по Прибалтике. Автобус с нашей группой поехал на экскурсию в Саласпилс, где создан мемориал памяти уничтоженной нацистами деревни. На обратном пути водитель вдруг предложил: «Хотите, заедем в один городок, о котором туристы не знают? Там можно приобрести дефицитные вещи!». «Хотим!!!» – заорали тётки, да так, что у автобуса чуть стёкла не повылетали. Они набили полные сумки шмотья и с ошалелыми глазами, счастливые до беспамятства, вернулись на турбазу.

«Ну как экскурсия?» – спрашивали туристы, которые с нами не поехали.

 «Э-э-э, да что там экскурсия! – отвечали тётки. – Вот на обратном пути мы отоварились в одном городишке, это да!»

«Что вы говорите! А можно посмотреть?»

Тут преисполненные гордости героини дня, словно римские полководцы после исторической победы, вели незадачливых коллег в свои номера и несколько часов кряду разглядывали и обсуждали купленное барахло.

Мне от подобных сцен становилось противно. До чего же докатились грациозные, изысканные дамы в кринолине и с умопомрачительными причёсками! До толстух-барахольщиц с набитыми шмотьём сумками!

После такого мысли о создании своей семьи даже в голову не приходили.

Мои родственники и старые приятели, встретив меня после долгой разлуки, неизменно повторяют одни и те же слова: я, мол, не такой, как все – странный, непрактичный, неправильно живу, ни к чему не стремлюсь… Мне же странны их замечания. Чему тут удивляться? И почему нужно непременно слиться с серой массой?   

Как сейчас помню, в возрасте девятнадцати лет моё увлечение книгами стало становиться на профессиональные рельсы. Я заимел привычку посещать чёрный рынок, где торговали дефицитными изданиями. Здесь можно было приобрести то, о чем многие книголюбы только мечтали. Правда, по весьма приличной цене – в десять-пятнадцать раз выше номинальной стоимости. Это был нелегальный, отнюдь не мелкий бизнес. Самые прожжённые дельцы имели связи в магазинах и на базах и тащили оттуда дефицит пачками. Некоторые не довольствовались Уфой и везли товар из Москвы, Ленинграда, Минска, Кишинёва, Ташкента и Фрунзе – тех немногих городов, где издавали книги, пользующиеся спросом.

Поначалу я только приобретал интересующую меня литературу. Но затем со мной произошла обычная в среде библиофилов, да и других коллекционеров, метаморфоза. Только приобретать слишком накладно – элементарно зарплаты не хватит. Поэтому, завсегдатаи чёрного рынка покупали, продавали и обменивали книги, стараясь иметь при этом выгоду, прибыль. Таким путём литература достается не так дорого. Наиболее оборотистые создавали целые домашние библиотеки за просто так, а то еще и с наваром!

Я не раз наблюдал подобные превращения с людьми. Появляется на чёрном рынке молодой человек с чистым и ясным взглядом. Сразу видно: книги ему нужны исключительно для утоления духовного голода. Деляги этим пользуются и впаривают парню литературу втридорога. Даже жалко его становится. Но через каких-нибудь полгода до молодого человека доходит, что книги обойдутся дешевле, если их перепродавать самому. Это первый шаг в нашем бизнесе.

Начинающий книжник приобретает опыт, узнаёт, на чём можно заработать. Ему попадаются такие же новички, и он на них так же наживается, как раньше наживались на нём. Вначале ему, возможно, даже стыдно, но стыд очень быстро проходит, ведь именно благодаря неопытным клиентам у него появляется возможность не тратить половину зарплаты на свое увлечение.

Молодой человек делает дальнейшие шаги в своей эволюции. Теперь он знает, что пользуется спросом и на чём можно заработать; у него сначала один-два, а затем все больше и больше постоянных клиентов, которых он отоваривает по полной. Свежеиспеченный коммерсант находит клиентов, которые не знают о существовании книжного рынка и это позволяет ему зарабатывать, делая элементарную наценку на купленные на том же рынке книги. Молодой человек приходит к выводу, что таким путём можно неплохо жить, получая больше, чем зарплата на основной работе. Да заодно и пополнять свою библиотеку.

Наивный юноша с ясным взором незаметно для самого себя превращается в опытного барыгу. Его начинают уважать коллеги по цеху, которые беззастенчиво наживались на нём каких-нибудь пару лет назад. Кто-то знакомит его с работниками книжных магазинов и баз, где можно за недорогие подарки или небольшую переплату брать дефицит. Но молодой делец и на этом не останавливается, ибо перед ним открываются другие горизонты. Он выходит на оптовиков. Метаморфоза завершена. Где теперь тот скромный любитель чтения? Остался в прошлом. А миру явился спекулянт, по советской терминологии.

Неудивительно, что вскоре я не только мог читать любимые произведения не выходя из дома, но и позволять себе другие вещи. Мне тогда нравилось путешествовать. Чем наш брат отличается от обычного туриста? Тем, что куда бы он ни поехал, всегда берёт с собой чемодан, а то и два, с книгами для продажи или обмена. Цены в разных регионах страны отличались, на этом и шла игра.

Если, скажем, я приезжал в Кишинев или находящуюся неподалёку Одессу, мне было выгодно брать там кишиневские издания, а продавать московские. В Москве же – с точностью до наоборот. Что до родной Уфы, то сюда можно было везти книги отовсюду.

Путешествуя в свое удовольствие, я заодно посещал чёрные рынки Москвы, Ленинграда, Риги, Харькова, Одессы и Ташкента. Завязал деловые отношения с коллегами и затем продолжил их с помощью почты, расходы на которую тогда были копеечные. Иногда я совершал и чисто коммерческие поездки. Благо, что в те годы билет на самолет, скажем, до Москвы, стоил всего двадцать пять рублей. Достаточно было продать пару хороших книг типа «Трёх мушкетёров», чтобы оплатить перелёт в оба конца. Советское государство заботилось о гражданах! И это, безусловно, способствовало росту моего бизнеса. Росла и домашняя библиотека, значительно увеличившаяся против отцовской.

2. Книжные страсти-мордасти

Однако не все было так безоблачно в подпольной книготорговле. В законе существовала статья, карающая за спекуляцию, и представители силовых структур, как правило переодетые в гражданское, нет-нет да наведывались на чёрные рынки. Частенько всё заканчивалось разгоном незаконного сборища и доставкой одного-двух десятков спекулянтов в отделение.

Что там с ними делали, они предпочитали не рассказывать, а иногда пропадали на месяц-другой. Дислокация рынка после облавы сразу менялась. Организаторы старались выбирать тихие места в заброшенной части какого-нибудь парка. А после каждого разгона меняли еще и район города, рассчитывая на то, что районным властям о новой точке станет известно не сразу.

В нашем городе дольше всего продержался книжный развал на лесной поляне возле реки Уфимки, между трамплином и ВДНХ. Он получил название «Яма», как известный роман Куприна. Место это было архинеудобным – надо было спуститься по крутой, длинной, разбитой деревянной лестнице, что зимой и в сырую погоду было весьма небезопасно. Да ещё с тяжеленной сумкой, набитой товаром. Если бы не какие-никакие перила, книжники сомали бы себе шеи. По окончании сборища, естественно, надлежало подняться по той же лестнице. Возможно, слугам правопорядка не хотелось такой гимнастики, оттого они нас и не беспокоили.

А вот в Одессе я однажды присутствовал при жестокой расправе. Весьма немелкие слуги закона скручивали руки за спину спекулянтам, запихивая их в УАЗики. Наблюдать такое было малоприятно.

В Ленинграде же мне один раз и вовсе пришлось расстаться с двумя чемоданами книг. Рынок там располагался в лесочке за городом. По выходным собиралось по нескольку тысяч человек. Торговали не только книгами, но и любым дефицитом.

Разложив товар на газетах и увлекшись своей работой, я прозевал начало облавы. Заметил панику лишь в тот момент, когда милиционеры оказались в десятке метров от меня. Думать о том, чтобы успеть собрать книги и остаться незамеченным, было слишком поздно. Пришлось бочком, бочком удалиться.

На следующий день облавы не было, и барыги, возле которых я вчера расположился, ехидно поинтересовались:

– Ну что, чемоданов сегодня нет? А где же твои книги?

Затем, смакуя каждое слово, они принялись рассказывать друг другу, сколько фолиантов в кожаных переплётах мне пришлось «подарить» доблестным сотрудникам советской милиции.

Впрочем, встречались среди нас и неприкасаемые. В Уфе жил книжник по имени Алим, на которого ни законы, ни санкции не распространялись. Он имел справку психиатрического диспансера и сполна ею пользовался. На чёрный рынок он ходил редко, там его по понятной причине недолюбливали. Торговал же везде, где хотел. Чаще у книжных магазинов. Милиция пыталась его забрать, но после демонстрации «волшебного» документа, вынуждена была отпустить.

Безнаказанность сделала Алима наглым сверх меры. Он стал торговать в «святая святых» – самом центре Уфы: на гранитном парапете сквера имени Ленина и у находящегося через дорогу от него книжного магазина «Знание», месте наибольшего сосредоточения культурной публики. Разложив свой дефицит, он принимался громко его рекламировать:

– Купите советский порнографический роман! Такого разврата не знала мировая литература! Весь тираж ликвидирован. Автор – в застенках КГБ. Не пропустите! Единственный оставшийся экземпляр! Антисоветчина, выпущенная под давлением Запада! Весь тираж изъят из библиотек и уничтожен!

Таким комментарием он сопровождал практически любую книгу, даже самую невинную по отношению к социалистической действительности. Цена же подскакивала соответственно рекламе. И когда покупатели, прочитав хвалёный экземпляр, возмущенно обвиняли его в мошенничестве, требуя вернуть деньги, Алим отвечал, что не помнит, чтобы продавал подобную ерунду. У него, мол, весь товар как на подбор. Желтый билет выручал и здесь.

Всесильная советская система, ужасами которой либералы, вместо сказок на ночь, пугают своих детей, оказалась бессильной сладить с Алимом. В руках тоталитарной машины было всё: абсолютная власть, закон, суд, силовые структуры. Но она ничего не могла противопоставить инвалиду, за плечами которого была только комната в старом деревянном доме с удобствами на улице.

Алим торжествовал, но, как это часто случается, не совладал с лаврами победителя, стал злоупотреблять горькой. Частенько, даже не закончив «рабочий день», он напивался до чёртиков. Было крайне забавно видеть недоуменные лица прохожих, наблюдавших очень странную картину: на грязном парапете с обвалившейся штукатуркой лежат просто-таки выставочные экспонаты: «Мастер и Маргарита» Булгакова, сборник стихов Анны Ахматовой, «Сто лет одиночества» Маркеса, альбом репродукций Ван Гога…

«Что это?!» – ничего не понимали прохожие. – Неужто это продают?» Фантазия тут же рисует им такого продавца – им может быть только истинный благодетель с одухотворённым лицом ангела. Но вместо него приходилось иметь дело с безобразным чудовищем, небритым, пьяным, хамоватым, дышащим перегаром, брызжущим слюной. С манерами, никак не вяжущимися с изысканным стилем тех книг, которые он продавал.

Наблюдая весь этот беспредел, матёрые завсегдатаи книжной тусовки скрипели зубами от зависти, но ничего поделать не могли.

Однажды я побывал у Алима дома. Зрелище, представшее моим глазам, было более чем показательным. Это было жилище профессионального книготорговца, до мозга костей, который только этим и живёт – ничего лишнего, только стеллажи с книгами и раскладушка.

3. Культовое место

Я не помню, как обстояло дело в других городах, но у уфимских книгочеев существовало культовое место. Не чёрный рынок, ибо он постоянно менял расположение, а магазин «Букинист» на улице Ленина. Более посещаемого заведения у настоящих библиофилов в городе не существовало. И в советское время люди несли туда свои домашние накопления, по разным причинам ставшие ненужными. Поэтому ассортимент на полках постоянно менялся, и чтобы перехватить что-то стоящее, следовало почаще заглядывать сюда. Что книголюбы и делали, используя каждую свободную минуту, тайком сбегая с работы, если она находилась неподалёку, или приезжая вечером к «шапочному разбору».

В этом своеобразном соревновании всех опережал один старичок, живший в соседнем с «Букинистом» доме. Посещение магазина стало ежедневной и главной составляющей распорядка его дня. Он проводил в «Букинисте» чуть ли не весь рабочий день, отлучаясь лишь на обед, да в туалет. Не удивительно, что его здесь знала каждая собака. И он знал всё про каждого продавца и помнил, когда и что нового сюда поступило.

Если «Букинист» был символом читающей Уфы, то этот старичок – символом «Букиниста». И умер он, что очень символично, у магазинного стеллажа с книгой в руках.

Чем ещё отличался этот магазин от других книжных? Тем, что на подходе к нему частенько можно было увидеть жучков, пытающихся сбыть свой дефицитный товар. Работа у них была очень опасной, поэтому они, как волки, всегда были в форме и всегда начеку. Одним глазом буравили вас (покупатель или просто так?), другим следили, не приближается ли милиционер. Одновременно они перехватывали книги, которые наивные граждане несли сдать в «Букинист», предлагая более выгодные условия.

Такая картина наблюдалась не только в Уфе, но и во всех городах советской страны, где имелись подобные магазины.

В начале двухтысячных «Букинист» не выдержал конкуренции и был перепрофилирован в обычный книжный магазин. Но и теперь, спустя многие годы, он остаётся ориентиром для читающей публики.

– Так где, ты говоришь, на улице книги продают? – спрашивает один книголюб у другого.

– Напротив Авиационного техникума.

– А где это?

– На углу Ленина и Революционной.

– С какой стороны?

– У магазина, где раньше «Букинист» был.

– Так бы сразу и сказал!

4. Из книжного рая – в Лету

С перестройкой отношение власти к нелегальному книжному рынку изменилось. Дирекция Дворца культуры завода РТИ проявила предпринимательскую жилку, взяв библиофилов под своё крыло. Со всех посетителей взимали входную плату, с продавцов, естественно, брали больше.

Наступил ренессанс частной книжной торговли. Народу собиралось по нескольку тысяч. Весь первый этаж, фойе, лестницы, проходы, каждый закуток, превратились в прилавки. Вот где действительно яблоку негде было упасть! Книжники в полной мере оценили дарованную свободу. Правда, переодетые в гражданское слуги закона здесь тоже присутствовали, но они, главным образом, отслеживали торговцев порнографией.

Пожалованная новой властью свобода самым кардинальным образом сказалась на книжном рынке. На прилавках магазинов, а стало быть, и на книжных развалах, появилось то, о чём послушный советский читатель и мечтать не мог. Документы, труды, воспоминания никому прежде не известных историков, «открывающие людям глаза на то, что было на самом деле». Они низвергали недавних кумиров с пьедестала в грязь. И ставили на их место новых кумиров. В те годы на полках книжных магазинов (небывалый случай!) открыто продавалась «Майн Кампф» Адольфа Гитлера! 

В то же время всю страну заполонили появившиеся невесть откуда частные книжные издательства. Главной задачей они ставили срубить побольше бабла, в максимально короткие сроки, при наименьших потерях. Поэтому недолго думая они приобретали самую дешёвую бумагу и наперегнонки штамповали из неё брошюрки с полезными советами на все случаи жизни: «Как гнать самогон», «Как излечить мужа от алкоголизма», «Как приворожить женщину и мужчину», «Как уложить в постель любую женщину», «Как потрошить мужчин», «Как из сына-балбеса вырастить гения», «Как заработать миллион» – и всё в таком духе. И ладно бы это были какие-то авторские работы. Ан нет! Частные издатели всего-навсего брали уже изданные книги, разбивали их на брошюры, давали им другие названия (единственное креативное действие!), автора же не указывали вовсе (чтобы меньше было проблем).

Они же аналогичным образом шлёпали брошюрки об НЛО, снежном человеке, оборотнях, гипнотизерах, магах, ясновидящих. Полиграфическая культура подобного рода книжек была ужасающей. Привыкшие относиться к книге, как к ценности, читатели, недавно называвшие себя советскими, морщились, но вынуждены были всё это барахло покупать, поскольку раньше ничего подобного не было. «Наши изделия все знают, плачут, но берут», – вспомнил я бытовавшее среди одесситов выражение. Но бизнесмены добивались намеченной цели, зарабатывая на ворованном материале в десятки и сотни раз больше издательств, выпустивших оригинал.

Появились и издательства с несколько иной политикой. В русло книготорговли они пустили мутные реки фривольной литературы, не издававшейся в строгой советской стране. Классики в лице маркиза де Сада, Лоуренса, Генри Миллера и Джона Фаулза составляли лишь малую толику этого потока. Основу же составляли никому доселе не известные авторы авантюрных и эротических романов, боевиков и ужастиков. Главное заключалось в броском названии (часто не соответствующем оригиналу) и неизменной полуголой красотке на глянцевой обложке.

Для неизбалованного советского читателя подобная литература была в диковинку. Потому неудивительно, что многие бросились удовлетворять любопытство. Не стал исключением и я, понакупив несколько десятков книг серии «Мировой бестселлер» с интригующими названиями: «Жеребец», «Грешницы», «Безумие страсти», «Самец». Знакомство с «новейшей» литературой я решил начать с романа, который назывался «Машина любви». Думал, там сплошной разврат. А это оказалось нуднейшее дамское чтиво о несчастной девушке, влюблённой в грубого эгоиста, о её бесконечных страданиях и его жестокости. Читать такое было просто пыткой, но я мучился, всё ждал, когда же начнётся секс. Но так и не дождался – то была шутка в стиле Алима, но в масштабах страны.

Вот такой сложился книжный рай в постсоветские годы – с большим креном в кич и ширпотреб. Но кардинальные изменения, создавшие его, вскоре выявили тенденции, недвусмысленно говорящие: долго это не продлится. Мало того, что весь дефицит, на котором кормился наш брат, могучим потоком устремился на полки книжных магазинов. Это привело лишь к переориентации наших покупателей – теперь на книжный рынок ходили преимущественно для того, чтобы купить книги дешевле, чем в магазине.

Но это было еще не самое страшное. Впервые в жизни поколения советских читателей книги перестали быть единственным носителем информации, и прилавки во Дворце культуры завода РТИ стали все больше заполняться сначала виниловыми пластинками, аудио- и видеокассетами, затем СD и МР-3 дисками, а позднее – DVD-дисками.

Эта тенденция привела к тому, что к началу нового века на так называемом «книжном рынке» осталось полтора десятка старых библиофилов, которые в основном собирались для того, чтобы поболтать друг с другом. Что-либо продать стало сложно. По старой привычке ветераны приносили сумки с книгами, но домой чаще всего возвращались с тем же содержимым. Поэтому, чтобы не скучать, эти каким-то образом выжившие динозавры приносили с собой выпивку с закуской и вспоминали золотые деньки.

Широкие народные массы и особенно молодёжь стали смотреть на книгочеев в лучшем случае как на чудаков. Один из самых известных в Уфе зубров-библиофилов, пятьдесят лет отдавший своему увлечению, выходя на улицу, стал тщательно прикрывать книги, находящиеся в сумке.

– А зачем вы так запрятали свои книги, что достать не можете? – любопытствовали коллеги.

– Увидят, скажут – лох, – объяснял он.

5. Переквалифицировавшиеся в «управдомов»

Победоносное наступление технической цивилизации произвело ломку в душах завсегдатаев книжного рынка.

Часть их, видя что зарабатывать на книгах больше не удастся, а продолжить очень хочется (привыкли!), переключились на то, что пользуется спросом: CD- и DVD-диски или новейшие справочники по компьютерам.

Другие ударились в перепродажу монет, открыток, значков и антиквариата. Если первые остались там, где были – в фойе Дворца культуры завода РТИ, то вторая категория облюбовала сквер за Дворцом культуры «Юбилейный». Эти явно не прогадали, защитив себя от любых сюрпризов технического прогресса. Более того, интерес к антиквариату год от года становится всё более массовым. Особенно возрос интерес к старым монетам. Можно без преувеличения сказать, что в настоящее время мы переживаем ренессанс увлечения нумизматикой.

Третья категория бывших библиофилов тихо ушла в завязку. Они, если иногда и пополняют свою старую домашнюю библиотеку, то теперь уже без перепродаж и бизнеса на книгах.

Однако ностальгия нет-нет, да временами напоминает о себе. Проходя мимо книготорговца, бывшие коллеги часто в задумчивости останавливаются. Наиболее стойкие повздыхают и уйдут. А те, что послабее, могут не удержаться и что-нибудь купить.

Причём покупают они очень часто не новинки, не то, что во времена их активного занятия книгами и достать было невозможно, так как попросту не издавалось. Покупают они то, что коллекционировали тогда – двадцать, тридцать, сорок лет назад. И я не думаю, что они станут это читать. Им важно подержать в руках, поставить на полку, полюбоваться, понюхать тот предмет, который тогда вызывал в них особое, трепетное, непередаваемое чувство, вспомнить былое, свою ушедшую навсегда молодость и смахнуть слезу.

Удивительно наблюдать, как солидный взрослый мужчина в выходной носится по городу в поисках приключенческих книжек издательства «Детская литература» из серии, прозванной библиофилами «рамочкой». Книжек в подавляющем своём большинстве морально и содержательно устаревших, абсолютно не соответствующих современности, наивных и примитивных. Литературой их даже с натяжкой нельзя назвать. А читать просто невозможно.

Ностальгия, судя по всему, приняла внушительные масштабы. И рынок отреагировал моментально. Целый ряд современных издательств стали штамповать всё подряд в переплётах с такой же рамочкой. Но старых книжников не проведёшь, им подавай то, родное, старенькое. Поэтому цены на старьё, пользующееся повышенным спросом, стали резко расти. Особенно в Москве и Петербурге.  

Широко распространено мнение, что в советской литературе была жесточайшая цензура. Но мало кто знает, что графоманы и бездари находили в ней лазейки. Под видом произведений для юношества (в тех же «рамочках» и подобных книжных сериях) они протаскивали подлинную чушь, да вдобавок стотысячными тиражами.

6. Улица способствует выживанию

А вот уличная книжная торговля оказалась более живучей и, хотя и неважно, но влачит свое существование по сию пору. Тут сыграла роль людская лень. Во Дворец РТИ нужно специально тащиться, да еще в выходной, да еще утром, когда хочется отоспаться. И в магазин тоже надо специально ехать, выбирать время. Совсем другое дело – уличный продавец! Ты идешь себе по своим делам, а он выставил товар на всеобщее обозрение. Глядь, хорошая вещь! А что, думают прохожие, отчего бы и не купить? И цена ниже, чем в магазине.

Книжники облюбовали место возле единственного в городе государственного магазина «Букинист», на пересечении улиц Ленина и Революционной, что было вполне резонно.

Царящие среди них нравы резко выходили за рамки приличий Дворца РТИ и больше соответствовали законам джунглей. Практически все эти сеятели доброго и вечного дружили с зелёным змием, курили и сквернословили. Негласным авторитетом здесь был Серёга – не отягченный образованием и воспитанием субъект, в котором распознать книголюба было чрезвычайно сложно даже психологу и следователю. Меня всегда удивляло, почему предметом бизнеса он выбрал именно книги. Разбирался Серёга в одних криминальных романах. Из серьезных авторов знал лишь тех, кого часто спрашивали.

Серега не допускал, чтобы кто-то зарабатывал больше него. Поэтому он всегда занимал самое удобное место на парапете здания, которое никто не смел занять, и выставлял самое большое количество товара. Если какой-нибудь новичок пытался его ослушаться, взывая к демократии, он становился врагом и, как правило, скоро исчезал. Книжники же никогда не перечили «пахану», хотя в душе ненавидели его.

Купечество облегченно вздыхало только тогда, когда Серёга уходил в «декретный отпуск» – в запой. Это случалось с ним регулярно, четыре-пять раз в год. Длился «декрет» от двух до четырех недель. За время такого «отпуска» Серёга пропивал почти всё, что зарабатывал.

Я с самого начала не понравился самозваному боссу, а на то, что меня знали все книжные зубры, ему было наплевать. Когда же кто-то из прислужников сообщил Серёге, что я еврей, хотя это было верно только наполовину, его терпению пришел конец.

Но мне совсем не хотелось терять хлебное место, и я попытался ослушаться местного авторитета. Тогда у меня стали регулярно, прямо с прилавка, исчезать самые дорогие книги. Как бы я ни старался отследить воров, мне этого ни разу не удалось.

Я обратился за помощью к одному знакомому, бывшему милиционеру. Но, несмотря на две его беседы с Серёгой, кражи, хоть и реже, но продолжались. Однажды утащили целый рюкзак с книгами, когда я, попросив одного из коллег присмотреть, отлучился на десять минут.

Как-то зимой, будучи в очередном «отпуске», Серёга с собутыльником пришёл проведать наш пятачок. А я, воспользовавшись временной демократией, расположился как раз на его месте. «Хозяин» рассвирепел от такой наглости.

– Ах ты, жидовская морда! До сих пор не съе…ся отсюда!

Он попытался меня ударить, но был настолько пьян, что промахнулся. Я тут же оттолкнул его руками, он поскользнулся и ткнулся пятой точкой в обледенелый тротуар.

– Б…! Пидор! С…! – заорал Серёга и опять бросился на меня. Я еще раз оттолкнул его, и он приземлился ещё нелепее прежнего. Присутствовавшие при этом коллеги, покупатели и даже собутыльник «пахана» разразились хохотом.

Еле-еле поднявшись, Серёга бросил напоследок:

– Ещё раз здесь увижу, утырок, тебе кирдык!

Избавиться от меня диктатору удалось после того, как у него появилась «правая рука», достойный продолжатель его чёрных дел, субъект по кличке Тыква. Своему прозвищу он был обязан непомерно большой голове, на которую не налезала ни одна шапка. Но и такой недостаток Тыква сумел обернуть в свою пользу.

Однажды один продавец ушанок с Центрального рынка, отчаявшись реализовать шапку большого размера, тоскливо взирал на проходящих мимо покупателей. Как назло их головам было далеко до баскетбольных мячей. И тут он увидел показавшегося в проходе Тыкву, с громким чавканием жующего два сложенных вместе чебурека. Глаза продавца загорелись надеждой.

– Мужик! Померь шапку, как на тебя сшита!

Подойдя к прилавку, головастик помял ушанку блестящими от жира пальцами и, смачно рыгнув, изрёк:

– Не… не полезет.

– Как же не полезет?! – удивился продавец.

– Спорим на баллон пива, что не полезет!

– Давай!

Ударили по рукам, а самоуверенность, как часто бывает, подвела коммерсанта, пиво пришлось купить.

Вполне возможно, мозги Тыквы будут представлять интерес для анатомического музея, но высоким интеллектом он также не отличался. Как и его шеф, предпочитал, главным образом, криминальные романы. Только был еще более наглым. И не брал «декретных отпусков». Вместо этого он напивался прямо на рабочем месте, не отходя от кассы. Про иных говорят: напился до поросячьего визга. О Тыкве следовало сказать: до мокрых штанов. Зимой к этому добавлялись обильные сопли в пол-лица. Удивительно, как у такого «книголюба», пропахшего мочой и перегаром, что-то еще покупали.

Серега назначил Тыкву «сборщиком налогов». Раз в неделю «заместитель босса» собирал некую сумму с каждого книгопродавца. Эти деньги якобы передавались сотрудникам милиции «за крышу». Один раз он попался на использовании собранного налога в личных целях, тем не менее «начальник» его простил и с «должности» не снял.

В один не слишком приятный день Тыква занял мое место, побросав товар на землю. Посмотрев на внимательно глядящего на меня Серёгу и прячущих глаза коллег, я понял, что воевать бесполезно. Пришлось искать другое место.

7. Зоопарк книготорговцев

Если спросить обычных людей, как они представляют себе библиофила, то, наверное, практически все, скажут, что это интеллигентный человек в очках, спокойный, воспитанный, с высшим образованием и все в таком духе. Подобный типаж, конечно, не редкость среди нашего брата. Но мне каких только любителей почитать не доводилось лицезреть.

Например, бывший юрист Тамара. Она обожала мемуары артистов. Выйдя на пенсию, от скуки стала продавать ставшие ненужными книги из своей библиотеки на том же пяточке у «Букиниста». Первое впечатление от неё было более чем благоприятным: культурная, начитанная и очень общительная. Среди уличных барыг она казалась лучом света в темном царстве. Позже выяснилось, что у неё есть весьма небезобидное хобби: она любила стравливать людей между собой.

– Ты знаешь, что сегодня о тебе сказал Юра? – как-то спросила меня Тамара, перейдя на шёпот. – Что ты только притворяешься порядочным, а сам – мошенник. Ну, разве не подло обливать грязью своего товарища? Я была о нем лучшего мнения.

В другой раз с самого утра я обратил внимание на недружелюбный взгляд обычно мирного инвалида Рамазана. Он даже не поздоровался со мной за руку. С трудом разговорив его, я выяснил, что это результат «работы» Тамары – на сей раз «мошенником» оказался я.

Вскоре выяснилось, что любительница мемуаров все придумывает и с каждым делится «по секрету». Тамару прогнали.

А вот Рамазану удалось остаться. Он отличался тем, что давал всем клички. По имени называл только Серёгу. Юру Рамазан прозвал Снайпером, поскольку тот косил на оба глаза. Володю – Музыкантом, так как сей книжник, о чём бы ни говорил, всегда упоминал группу «Led Zeppelin». Тамара стала Чапой, потому что любила рассказывать про свою собаку. «Тыква» – это тоже изобретение Рамазана.

Рамазан был какой-то заговоренный, и поэтому у него всегда покупали больше, чем у других. Это было тем более странно, что рамазановские цены были изрядно завышены. Я не раз наблюдал такую картину: у меня и у него несколько одинаковых книг, мои стоят дешевле, но покупают у Рамазана.

– Аллах за что-то любит его, – говорили мы. – Только за что – непонятно.

– Рамазана просто жалеют, – кто-то пытался найти объяснение. – Они ему как бы милостыню дают, а книги берут просто так, чтобы не обидеть.

Сначала я соглашался с такими доводами, но в дальнейшем убедился: без мистики в подобных случаях не обходится.

У перехода на «Спортивной» торговал некий Расул, мужчина килограммов сто весом, прилично одетый и без видимых признаков инвалидности. У него дела шли точно так же. Торговать рядом с ним означало остаться без дневного заработка. А цены у него просто запредельные.

Цель Расула – не упустить ни одного потенциального покупателя. Что бы у него ни попросили, он всегда уверенно отвечает, что эта книга или монета у него есть и он готов принести её на следующий день. Затем он обходит всех нас, спрашивает, есть ли то, что ему заказали, и предлагает обмен. При этом он не всегда владеет информацией о предмете своей торговли.

Как-то один шутник заказал Расулу раритетную монету конца девятнадцатого века (которую практически невозможно достать и стоит она соответственно баснословных денег). Тот, словно солдат, отчеканил: «Есть такая монета. Завтра принесу». Лжеклиент поинтересовался: «И сколько денег мне приносить?» Расул тихонько осведомился у сидевшего рядом матёрого нумизмата Бори о цене монеты. Тот на полном серьёзе возьми и скажи: двадцать рублей. Однако покупатель услышал совершенно другую цену, – раз так в десять больше. В тот же день Расул обошёл и обзвонил всех знакомых нумизматов в поисках желанной монеты и был, разумеется, поднят на смех. Когда же шутник появился, Расул как ни в чём не бывало объявил, что, оказывается, ту монету продал и забыл об этом.

Весьма примечательным субъектом был и Боря: почтенного возраста мужчина, но все звали его именно так. Он торговал с комфортом: ему непременно требовался приличный столик, стул и пачка сканвордов. Но денег на приобретение такой мебели ему было жалко, поэтому он брал стол и стул в аренду у Расула, выплачивая пятьдесят рублей в день. Торговал он книгами, монетами и… морковью. Его цены были весьма кусачими. Но если книги и монеты ему порой удавалось сбыть, то с морковью ничего не получалось, так как её стоимость была общеизвестной. Тем не менее, Боря упорно таскал морковь всё лето и осень.

Но самой колоритной личностью стихийного рынка на «Спортивной» стал бывший адвокат Андрей. Он зарабатывает деньги всеми возможными способами: торгует книгами, монетами (якобы серебряными и царскими), ветками вербы, наклейками для пасхальных яиц, стельками, кукурузой, рекламирует кредитную компанию и втихаря продаёт фанфурики (спиртосодержащие жидкости) алкоголикам.

Андрей внимательно отслеживает покупателей у конкурентов, подходит к ним и говорит, что является самым большим специалистом по книгам в Уфе. Что может достать абсолютно всё. А со мной и Расулом он не советует иметь дело, заверяя, что всё, чем мы торгуем, подобрано на помойке. Если же мы возмутимся, он скажет, что пошутил. Но с юмором у человека оказалось плохо, поэтому тот всё воспринял всерьёз.

Известно, что многие люди охотно верят таким россказням, поэтому на какое-то время Андрею удаётся перебить наших клиентов, но дальнейшее убеждает их в обратном. Делягу несколько раз доставляли в полицейский участок. Сначала за торговлю поддельными монетами. Пришел нумизмат с весами, взвесил его монеты (вес оказался меньше, чем у настоящих серебряных) и вызвал полицию. За фанфурики, естественно, тоже по головке не погладили. Вдобавок, у Андрея нелады с женой, и ему частенько приходится искать, у кого бы переночевать или даже пожить.

А во времена подпольного книжного рынка его посещали двое студентов, вполне приличных милых парня из интеллигентных семей. Один из них даже учился на отлично. Однако многие обратили внимание на то, что книги, которые они продавали, все были с выведенными библиотечными штампами.

Когда я познакомился со студентами поближе, они ни мало не стесняясь, рассказали, как о само собой разумеющемся, что свой товар самым примитивным образом воруют из библиотек, спрятав за пазуху. А штампы выводят белизной. Дело предприимчивые молодые люди поставили на поток, записавшись сразу в несколько библиотек.

8. Дама без очков и с книгой в руке

Народное мнение не всегда справедливо и в отношении книгочеек. Они представляются сухими дамами в очках, тихими, застенчивыми, со скромной должностью и зарплатой. Благодаря всем этим достоинствам (в кавычках – по мнению толпы), они чаще всего остаются одинокими. Раньше таких называли «синими чулками».

Однако мне попалась полная противоположность описанному штампу. У нее и кличка была соответствующая – Вакханка.

Я познакомился с ней на том же книжном рынке в конце 70-х годов. Она так любила читать, что даже устроилась продавцом в книжный магазин, чтобы что-то перепадало. Тем не менее, в книжном море оставалось много такого, что и магазин не в силах был дать. Поэтому она стала посещать черный рынок. Не удивительно, что у нее сложились деловые отношения с тамошними постояльцами, в том числе со мной. Мы обычно обменивались – я ей издания прошлых лет, а она мне – что-то из новинок.

Что же касается ее остальной жизни, то она была очень свободной и веселой. Вакханка жила одна в однокомнатной квартире, где часто собирались молодежные компании, и эти встречи плавно переходили в оргии.

Таких, как она, в народе называют нимфоманками. Мужчин эта любительница книг меняла как перчатки. И поклонников у нее всегда хватало. Хотя на красавицу она не тянула, но была очень миленькой, высокой и стройной, а самое главное, отличалась нестандартным и смелым поведением. Мне не раз доводилось слышать комплимент в ее адрес: «Таких девушек я еще не встречал!»

Иногда у Вакханки появлялись поклонники, испытывавшие к ней серьезные чувства. Но предложения руки и сердца вызывали у нее скуку. Разбив сердце такому воздыхателю, она без сожаления бросала его и заводила другого.

Как-то вечером мы с приятелем зашли к Вакханке в гости. Там уже сидел один парень – ее новый ухажер. Хозяйка салона предложила поиграть в карты на раздевание. И довольно быстро раздела всех троих догола. Затем, очень довольная собой, попросила нас с приятелем одеться и покинуть ее гостеприимное жилище, а третьему парню – остаться.

Когда Вакханке было двадцать пять лет, она заарканила в свои сети девятиклассника. Это был очень красивый паренек; «у него щечки нежные, как персик», – хвасталась она своим друзьям. Жил он неподалёку от магазина, в котором она работала. Поэтому, ей было очень удобно приходить к нему в обед – сделать сразу два дела. Родителям паренька, с которыми иногда приходилось сталкиваться, пришлось соврать, что она занимается с их сыном репетиторством – подтягивает по литературе. Какое-то время обман удавался, но через полгода раскрылся, и Вакханка с трудом избежала расправы.

В другой раз ей не повезло еще больше. Она воспылала страстью к одному красивому молодому человеку, у которого через месяц должна была состояться свадьба. Как-то она посидела с ним в кафе, и после принятия горячительных напитков ей приспичило. Но в это время к ней приехала её мать, поэтому домой она не могла того привести. Идти к нему, по понятной причине, и вовсе было нельзя.

– Полезли на чердак! – предложила Вакханка.

– Полезли! – согласился нетрезвый жених.

Чердаки в те времена не всегда закрывались. А дело было зимой. Поднявшись в такой неприхотливый будуар под крышей обычной хрущёвки, Вакханка сняла свою длинную модную шубу и постелила её на пол. На этой импровизированной постели парочка сполна удовлетворила свои желания.

Но когда счастливая дочь явилась перед ясными очами матери, та чуть не упала в обморок. Вся новая шуба была в голубином помёте, который в темноте чердака любовники не заметили. Дорогую вещь пришлось выкинуть. В довершение любительницу острых ощущений разбил радикулит (такие занятия зимой на свежем воздухе даром не проходят!) и ей чуть ли не месяц пришлось воздерживаться от своих утех.

9. Книголюбы настоящие и мнимые

Может сложиться впечатление, что я полностью стираю разницу между книголюбами и остальными людьми. Но это не так. Первых, неважно, соответствуют они распространенному мифу о себе или не соответствуют, всё же довольно несложно отличить от вторых.

Если в наше время настоящую домашнюю библиотеку имеют единицы, то в 70–80-е годы прошлого века, её можно было увидеть во многих квартирах. Но говорило ли это о том, что в стране было столько книгочеев? Ничуть. Просто иметь дома полки с книгами было престижно. Это считалось признаком достатка и возможностей. Придавало хозяину вес в глазах гостей. Как фарфоровая посуда известных заводов, бытовая техника, хрусталь, ковры, импортная мебель и так далее. Но если перечисленные вещи ничего не говорили об уровне культуры и интеллектуальных притязаниях их обладателей, то книги как раз об этом и должны бы сообщать. Поэтому, когда гости с почтением в голосе говорили: «Какая у вас библиотека!» – хозяева млели от сознания собственной значимости.

Особенно ценились собрания сочинений. У многих, кроме них, на книжных полках больше ничего не было – престиж в чистом виде.

Но отличить таких, с позволения сказать, любителей литературы от настоящих библиофилов было очень просто. Достаточно снять с полки наугад любую книгу и посмотреть, как она выглядит. У липовых книголюбов она никогда не раскрывалась. В лучшем случае делалась попытка узнать, что же там пишут – об этом говорили страниц десять от начала, видно, что прочитанных. Далее же владелец понимал, что ему это малопонятно и неинтересно. Ставил своё сокровище на полку и больше уже к нему не притрагивался.

Настоящий собиратель книг далеко не всегда успевает освоить собственные богатства, но, во всяком случае, заметно, что многое прочитано. Если же поговорить с ним, то очень быстро понимаешь, что перед тобой достаточно информированный человек. Мне доводилось сталкиваться с библиофилом с большой буквы. Книги его обширной библиотеки пестрели закладками с выписками и пометками. А читал он на пяти языках!

Кроме того, библиотеки случайных коллекционеров безлики: достали по блату или на чёрном рынке – поставили на полку. Собрания же настоящих книголюбов чаще тематические, в соответствии с интересами. Советские издательства проявляли заботу о таких людях, выпуская серии книг на все вкусы: «Жизнь замечательных людей», «Литературные памятники», «Города и музеи мира», «Жизнь в искусстве», «Библиотека классики», «Литературные мемуары», «Библиотека поэта», «Военные приключения», «Зарубежная фантастика», «Библиотека приключений», «Современный детектив» и так далее.

Собрать любимую серию было целью коллекционера. Удавалось это не всегда, так как некоторые серии издавались на протяжении многих лет. Так, «Жизнь замечательных людей» была основана еще Горьким.

Встречались среди нашего брата и чудаки. Двое мужчин, словно соревнуясь, коллекционировали все собрания сочинений подряд. В том числе авторов, имена которых отсутствуют даже в справочниках. Еще один человек собирал серию «Жизнь замечательных людей». В том числе одинаковые книги, переизданные в разные годы и ничем, кроме года издания, не отличающиеся.

Самой же яркой личностью среди уфимских книгочеев был некий Сева Милютин, человек весьма живописной внешности. Своим видом он вызывал ассоциации с Диогеном из Синопа: усатый, бородатый, нестриженый, нечёсаный, в одной и той же старой одежде. Его литературные пристрастия были не менее примечательны. Когда ему пытались всучить очередную новинку, он отрицательно мотал головой и произносил, ужасно картавя: «Я собирраю только декадентскую поэзию, р-р-реакционную философию и бульвар-р-рные р-р-романы».

Пополнить свою библиотеку в советские времена Севе удавалось крайне редко, поскольку такую литературу просто не издавали. Тем не менее, он регулярно посещал книжный развал.

10. Коллеги-конкуренты

Отношения среди коллег в нашей среде правильнее всего назвать противоречивыми. С одной стороны, нас сближает общее увлечение. Нам никто из всего человеческого спектра так не понятен, как книготорговец. Между собой мы чувствуем себя совершенно раскованными. А от некоторых людей приходится скрывать своё занятие. Иначе плохо подумают. И поговорить нам всегда есть о чём, и что-то узнать или сделать взаимовыгодный обмен книгами.

Но, с другой стороны, – мы конкуренты. Поэтому что бы мы ни говорили друг другу, про себя же думаем о коллеге подчас не самое лицеприятное. И нередко держим змею за пазухой, которую при удобном случае не постесняемся выпустить. Но только так, чтобы конкурент ничего плохого не подумал.

Баланс коллеги и конкурента в каждом из нас сугубо индивидуален и зависит от степени развитости нравственного стержня. У некоторых есть целый арсенал всевозможных хитрых приёмчиков против коллег-конкурентов.

Особенно много недоброжелателей у таких везунчиков, как Расул. «За какие заслуги ему такое счастье?» – вот вопрос, не дающий никому из нас покоя. Я не могу похвастаться тем, что сам чист. Однажды ко мне подошла женщина, практикующая магию, и поинтересовалась, нет ли у меня соответствующей литературы. Разумеется, её интересовали книги для профессионалов. Расул же (к которому она также обратилась), не имея соответствующего опыта, подумал что сгодится любая литература. Не зная, что покупательница разговаривала со мной, он спросил с видом заговорщика:

– У тебя есть что-нибудь по магии?

– Есть. Степанова (это как раз пособие для дилетантов).

– О! Давай поменяемся! – обрадовался Расул.

– Не вопрос! У меня дома полно этого добра.

– Да? Давай тащи!

Я принес с десяток книг, от которых отказалась женщина-маг, и совершил выгодный обмен. А когда незадачливому продавцу всё обломилось, он не разговаривал со мной недели две.

– Ну что, книги по магии ещё нужны? – осведомился я у него.

– Нет, – буркнул Расул.

Коммерция сама по себе не располагает к солидарности. Но это не означает, что мы окончательно лишены человеческого участия.

Со мной был такой случай. Я только переехал, и возникли сложности с деньгами. Чтобы быстрее решить финансовые проблемы, всю оставшуюся наличность вложил в товар. Но тут, как назло, получил травму, требующую немедленной операции. Попросил взаймы у нескольких старых приятелей – все отказали. Что делать? Обратился к коллегам-торгашам, обрисовав сложившуюся ситуацию. И выручили – один инвалид, торгующий посудой, и восьмидесятилетняя бабка, которая продаёт носки и штучные сигареты. Но главное, что меня просто поразило, были их слова: «Отдашь, когда сможешь».

11. Мошенники книжного мира

Среди нашего брата можно встретить и откровенных мошенников – эти ловкачи, очевидно, есть среди людей любой сферы деятельности или увлечений.

Самым долгоживущим является мой тёзка. Правда, коллеги называют его не Виктором, а Витьком, хотя он давно на пенсии. Не вызывает он ни у кого чувства солидного человека! Витёк работал простым строителем, но непонятно почему имел манеры барина – коллеги и клиенты, по его мнению, всегда должны были приезжать к нему домой, а не наоборот.

С молодых лет и по сию пору Витёк действует по давным-давно отработанному сценарию: напрашивается в друзья, втирается в доверие и втихаря дурит. Об этом многие знают – и всё равно попадаются. Это как с бразильским футболистом Гарринчей: все знали его финт, но каждый раз бывали обыграны.

Я также не избежал участи многочисленных жертв Витька. Он наобещал продать кучу моих книг по своим каналам. Однако за деньгами пришлось очень долго ходить. В итоге ничего другого не оставалось, как забрать долг его книгами.

После этого я не общался с тёзкой лет десять. Но ему вновь удалось втереться в доверие. «Теперь ничего в долг давать ему не буду!» – твёрдо решил я, не подозревая, что у мошенника есть приёмчики и на этот счёт.

– Приезжай ко мне, – предложил по телефону Витёк, – у меня классные книги для тебя. Поменяемся.

Я приехал. Обмен меня и в самом деле устроил. «Витёк исправляется!» – подумал про себя. Да не тут то было! Через некоторое время он опять звонит:

– Достал то, что ты ищешь. Давай, приезжай!

Но когда я вошёл в комнату коллеги, тот набросился с претензиями:

– Ты чего мне в прошлый раз подсунул! В одной книге страницы вырваны, другая исчиркана! Забирай их обратно! Давай что-нибудь взамен или возмещай деньгами!

Я ничего не понял: как, в самом деле, я не заметил брак? Пришлось компенсировать свою оплошность.

Спустя какое-то время ситуация повторилась. Но на этот раз я внимательно осмотрел то, что приготовил к обмену. И, тем не менее, вскоре вновь получил те же претензии. Тогда один из коллег прояснил ситуацию. Витёк тоже предложил ему обмен, но тот, зная, что мошенник обязательно что-нибудь придумает, осторожно пометил свои книги. Оказалось, он все их подменил своими, в более плохом состоянии.

Одно время наше сборище на углу Революционной и Ленина посещал некий Дмитрий, мужчина лет шестидесяти, которому вздумалось притворяться слепым. Он ходил с палочкой, в очках с тёмно-синими стёклами. Судя по постоянной тяге к спиртному и барахлу, которое он пытался сбыть, он находился на той стадии эволюции, когда всё домашнее имущество, представляющее хоть какую-то ценность для покупателей, продано и, чтобы заработать на вожделенную жидкость, приходится ловчить.

Его неординарный ход сработал, и хоть и не большие дивиденды, но приносил. Люди жалели Дмитрия и что-нибудь подбрасывали: когда деньги, когда сигареты, когда еду.

Всего этого мнимому слепому показалось мало, и он принялся искать среди нас того, кому можно сесть на шею. И довольно быстро нашел. Жертвой оказался Володя, мирный, доверчивый человек, любитель пофилософствовать, пропустив стаканчик-другой. Аферист припахал его таскать сумку с никому не нужным барахлом утром от дома до «работы» и вечером в обратном направлении. Также на протяжении «рабочего дня» Володя бегал для него в магазин за сигаретами, выпивкой и закуской.

Приняв на грудь, Дмитрий принимался костерить весь белый свет или жаловаться доверчивому помощнику на свою несчастную жизнь.

Однако сколько верёвочке не виться... Двое наших коллег увидели, как Дмитрий довольно бодро шагал по тротуару без всякой посторонней помощи, без палочки и даже пытался приставать к девушкам. Новость сразу стала известна всей честной компании, и мошенник был вынужден с позором оставить хлебное место.

Примерно тогда же в течение двух месяцев с нами торговал никому не известный книжник, назвавшийся Борисом. Это был маленький, тощенький мужичонка, с гнилыми зубами, модным хвостиком на затылке и с манерами аристократа. Он ходил в тапочках, объясняя это тем, что у него очень болят ноги. С ним было о чём поговорить, особенно хорошо он разбирался в искусстве. Говорил мягко, вкрадчиво, нараспев, употребляя красивые слова. Был галантным и обходительным. Все считали его просто душкой. Думаю, что Маршак списал образ Тёти Кошки из «Сказки о глупом мышонке» с подобного типа.

Как-то Борис пришёл при параде, без книг, и заявил, что переходит на более высокий уровень бизнеса. А именно – открывает букинистический ларёк в Уфимском училище искусств. Для пущей убедительности он показал какие-то бумаги, но никто из нас не стал их читать, так как все ему верили.

– Так что, ребята, у вас начинается новая жизнь! – сказал он, сияя словно солнце. – Тащите всё туда, уж я вас по старой дружбе не обижу. Скоро заживёте как белые люди!

Купились на это почти все, и даже больше. Аферист, оказывается, обработал не только нас, но и нескольких старых книжных «зубров». Сразу за книги он, естественно, не рассчитывался, всё брал на реализацию. И вот с получением денег возникли сложности. Вначале он выплачивал небольшую сумму, чтобы поддержать доверие, а затем просил потерпеть, так как ему приходится платить за аренду и вообще он ведь только начал, много разных проблем, то одно, то другое…

– Вы, ребята, главное забейте мой ларёк под завязку – и деньги потекут. И нажимайте на альбомы с живописью, вы ж понимаете, какая здесь специфика.

Мы и подналегли. А душка вскоре скрылся в неизвестном направлении. Ни фамилии, ни адреса мошенника никто не знал. Даже в училище искусств никаких его координат не осталось: он оформил договор на подставное лицо с несуществующим адресом.

– Удавлю гадёныша! – орал здоровенный Жорик, с которым коллеги боялись здороваться за руку, настолько железным было его рукопожатие. – Целый багажник альбомов ему привёз!

Ему и в самом деле ничего не стоило раздавить Бориса одним пальцем. Только где ж его теперь найдешь! Обманутые дольщики поговорили между собой и пришли к выводу, что это был заезжий гастролёр, поскольку никто никогда не видел его на книжных тусовках. Скорее всего, он приезжал в Уфу по каким-то делам и заодно немного похулиганил.

12. Заложники страсти

А кем собиратель книг является для членов своей семьи? Просветителем, наверное, – решит человек, незнакомый с темой. Увы, гораздо чаще он становится «белой вороной», а также источником неудобств.

Счастливы те семьи, где одного из членов поразил недуг коллекционирования марок, значков или монет. Если же он выразился в собирании книг, семье грозит катастрофа. Ибо помимо постоянных трат денег и времени, библиофил, точнее его друзья в переплётах, отнимают пространство – те и без того немногие квадратные метры, в которых живёт большинство наших соотечественников.

Увлечение начинается с одной или нескольких полок. Затем их заменяет книжный шкаф. Потом и его становится мало, делается стеллаж, как правило, на всю стену. И ладно, если этим все окончится! А в заключительной стадии книги вытесняют людей из квартиры, превращая ее в склад.

Такого развития событий не избежал и я. Вся библиотека моего отца размещалась в одном книжном шкафу. Когда детское собирательство марок и значков сменилось коллекционированием книг, отец охотно его поддержал. Если бы он знал, чем всё это закончится!

Так, вместо шкафа, появились два стеллажа во всю стену, в которых книги размещались в один ряд. Всецело предавшись своему хобби, я очень быстро их заполнил. Наивный глава семейства, все еще не догадывающийся к чему всё идет, заказал еще больший стеллаж, куда книги помещались в два ряда. А в нижних отделах – в четыре. Его специально изготовили в Стерлитамаке.

Стоит ли удивляться тому, что и этот гигант был заполнен, и вновь приобретенные книги я просто составлял на полу штабелями. Поскольку отец к тому времени вышел на пенсию, я на свои деньги заказал новый стеллаж, вмещающий два ряда книг, который установил в другой комнате. Но наступило время, когда и он был забит. Я стал складывать вновь приобретаемые книги во все возможные пространства. В каждом свободном углу от пола до потолка громоздились штабеля печатной продукции. Они располагались под кроватями, диванами, столами, сервантами, на всей имеющейся мебели. Свободными от них остались только ванная, кухня и туалет.

Вот когда не только мой отец, но и все родственники взялись за голову. Всем, кто приходил к нам в гости, и при виде подобного книжного изобилия впадал в шок, приходилось объяснять, что вот, мол, у сына такое увлечение.

– Он, наверное, у вас очень умный, раз столько читает, – как правило, говорили гости.

– Ну, да… – неуверенно соглашались родители, имея на этот счет свое мнение. И пытались перевести разговор на другую тему.

– Кем сын у вас работает? – не унимались те.

– Да пока не работает, – отводили родители глаза в сторону.

Им, солидным и уважаемым людям, крайне неудобно было сознаться в том, что их отпрыск торгует книгами на улице и ни разу в жизни не работал на более-менее престижной должности.

Так и прожили мои бедные папа с мамой до конца своих дней на книжном складе.

А после их смерти встал вопрос о разделе квартиры с сестрой. Если вести речь о центре города, где мы прожили всю жизнь, то мне могла светить только однокомнатная квартира. Но вместить в нее этот склад нечего было и мечтать. Поэтому, пришлось искать старую полнометражную двушку на окраине города, где я рассчитывал разместить книги на полатях, сооруженных под потолком.

После полугодовых поисков такая квартира нашлась – в старой двухэтажке забытого Богом спального района Уфы. Цена её почти не отличалась от однокомнатной квартиры в центре, так как она к тому же требовала большого ремонта.

Таким образом, я стал заложником собственной библиотеки. А если бы её не было, мог бы и дальше жить в удобном и престижном районе.

13. Победившая зависимость

Некоторые старые приятели, знающие о моей пагубной зависимости, иногда спрашивают:

– Виктор, а каковы твои планы? Так и собираешься до конца жизни пополнять домашнюю библиотеку и торговать на улице? Или этому есть какое-то логическое завершение?

– Наверное, можно попробовать сказать себе: всё, баста, больше не приношу домой ни одной книжки! Но мне такое пока не удавалось. Не представляю, чем ещё буду заниматься,–

честно отвечаю я.

– А другим удавалось завязать? – интересуются товарищи.

– Один такой случай, во всяком случае, могу припомнить. Была у меня клиентка Вера, студентка Академии искусств. Хотя в наше время увлечение книгами считается допотопным занятием, уделом пенсионеров, Вера скупала альбомы и книги по живописи с большим энтузиазмом. Одногруппники её увлечения не разделяли и в лучшем случае приобретали что-то одно, нужное для учёбы.

Однажды Вера была чем-то сильно встревожена. Я поинтересовался причиной подобного настроения. Вера посмотрела на меня большими глазами и спросила:

– А правда, что коллекционирование книг – разновидность наркозависимости?

– Что, однокурсники так сказали?

– Да.

– Увы, – вздохнул я, – это практически так.

– Неужели?!.. – пролепетала Вера, и настроение её окончательно испортилось.

– К сожалению. Когда коллекционер – не обязательно книг, чего угодно – пополняет свою коллекцию, в его кровь поступают эндорфины – гормоны удовольствия, и он получает «кайф», как обычный наркоман.

На Вере лица не было. Она обратилась ко мне, лелея последнюю надежду на то, что её одногруппники всё же ошибаются. А вместо этого я вынес ей окончательный вердикт, да вдобавок подкрепил его доказательствами.

– Но не стоит расстраиваться, – попытался я её утешить, – врачи говорят, что для нервной системы и вообще для здоровья любые хобби полезны.

Однако из состояния шока я Веру так и не вывел. Её увлечение стало ослабевать и, после окончания учёбы, замужества и рождения ребёнка сошло на нет.

Честно сказать, я ей завидую, она сумела взять себя в руки, а я нет.

– Эх, Виктор, – пытаются задеть меня за живое приятели, – из-за своего увлечения ты не только переехал в не самый лучший район города, не только обрёк себя на пребывание в складском помещении. Ты по существу замкнул жизнь на собирании библиотеки, отказавшись от того, чем живёт большинство людей!

– Спорить не буду, – соглашаюсь я. – Но другие, лишённые подобной зависимости, также ограничивают себя – своим бытом, телевизором, погоней за деньгами… Вам не кажется?

– Бывает. Но всё же лучше смотреть на положительные примеры, а не на отрицательные. Ну, пока! – друзья видят, что исправить меня невозможно, и уходят.

14. Чем смерть библиофила отличается от смерти обычного человека

Смерть библиофила, особенно внезапная, несёт массу хлопот, связанных с судьбой оставшегося «наследства».

Как правило, коллекция покойного в таком чудовищном объёме никому из членов семьи и прочих родственников не нужна. Особенно в наше время. Поэтому никогда не сталкивавшиеся с продажей книг дилетанты не знают, куда всё это деть.

Через мои руки прошла масса таких осиротевших домашних библиотек. Ещё в начале двухтысячных годов мне, к удовольствию хозяев, удавалось разделаться с ними почти полностью. Но затем с каждым годом продавать книги становилось труднее и труднее. Людям приходилось объяснять, что большая часть семейного книгохранилища не пользуется спросом и её можно только сдать в макулатуру или подарить библиотеке.

– Как сдать в макулатуру?! Лермонтова, Тургенева, Маяковского?!..

– А что я могу сделать?

Выбора у душеприказчиков не оставалось. Приходилось, продав мне по дешёвке наиболее ликвидную часть собрания, от остального просто избавляться.

Некоторые мне не верят и, разыскав единственный в городе букинистический магазин или таких же уличных торговцев, как я, предлагают свой товар. И убеждаются в отсутствии лучших вариантов.

Часто бывает и так: продав самые востребованные книги мне или кому-то другому, они начинают обходить всех, кто торгует подержанной литературой в надежде сбыть остальное. И сталкиваются со следующей ситуацией.

– О, да тут уже кто-то порылся! – говорит искушённый букинист. – Здесь ничего не продашь. Ничем помочь не могу.

В начале нулевых годов мне подвернулся особый случай. Одна женщина сказала, что у неё от отца осталась, как она выразилась, «самая большая домашняя библиотека в Уфе, в которой есть практически всё». И она хотела бы избавиться от наследства за раз. Я попытался остудить пыл душеприказчицы, возразив, что покупателей на таких условиях она не найдет, и поспешил по указанному адресу.

Однако я оказался не первым, кого пригласила эта женщина. Навстречу мне из подъезда вышел довольный мужчина с двумя переполненными книгами спортивными сумками. Поскольку закрыть их было невозможно, я на ходу оценил увиденное сверху и ускорил шаг. Дверь в указанную квартиру была не заперта. Из неё вышло трое молодых людей с туго набитыми мешками.

В прихожей стояла хозяйка и отдавала распоряжения.

– Избавляюсь от старья! – бросила она мне. – Уже третью «Газель» макулатуры увозим!

– А вы уверены, что нет ничего ценного? – забеспокоился я.

– Да тебе хватит того, что осталось!

Я осмотрел коридор – зрелище было не для слабонервных. Книжные стеллажи начинались от самой входной двери и продолжались по всему периметру квартиры. Только кухня, ванная и туалет были свободны от книг.

Тут, как говорится, было где развернуться. Вот только наследница этого богатства оказалась весьма сложной дамой. После смерти владельца библиотеки, она поставила задачу, как можно быстрее освободить от нее квартиру, сделать евроремонт и вселить сына. Да при этом еще и не прогадать. Поэтому, она зазывала сюда всех, кто мало-мальски интересуется литературой. В такой ситуации приходится действовать на опережение.

Увы, опередить всех стало непосильной задачей, и некоторые ценные раритеты от меня улизнули. Ко всему прочему, хозяйка оказалась на редкость подозрительной. Ей все время казалось, что её дурят и наживаются на её невежестве. Вместо того, чтобы благодарить за избавление от тонн книжной пыли, она постоянно спрашивала:

– А ты меня не обманываешь? Я женщина честная, порядочная, я цену все равно узнаю.

Так как «расправа» с наследством не могла удаться даже в несколько приёмов, пришлось ходить к наследнице как на работу.

– Эх, папа, папа, что ты наделал! – причитала она. – Ну на хрена всю квартиру книгами завалил?!

Иногда доводилось выслушивать и такое:

– Ну что, хорошо наварился на моих книгах?

После таких слов пропадало всякое желание приходить. Тогда хозяйка библиотеки, как ни в чём ни бывало, звонила сама и удивлялась, куда я пропал и когда выполню своё обещание – освобожу квартиру.

В общем «план Барбаросса» в отношении наследства у неё сорвался. Желанный евроремонт она смогла сделать только через два года.

 

(Окончание в следующем номере)

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера