Екатерина Самарова

Человек выбирает введенье. К юбилею И. М. Ефимова

 

Что доставляет наибольшую радость? Гость, садящийся за твой стол. Ребёнок, потянувшийсяктвоемуподарку. Женщина, возвращающаявзгляд. Слово, достигшеецели.

И. М. Ефимов, «Связь времен. Записки благодарного. В Новом свете»

 

Литературная карьера Игоря Ефимова началась в Ленинграде и развивалась так успешно, что в 1964 году он смог оставить инженерную службу и жить исключительно на гонорары. Выходили книги для детей и взрослых, повести и рассказы печатались в журналах «Юность», «Звезда», «Костёр», переводились на эстонский, чешский, польский, венгерский языки. Инсценировки его произведений ставились на радио и телевиденьи, в ТЮЗах шли спектакли по его пьесам, по его сценарию был поставлен фильм. Вершины успеха он достиг, когда в Москве его исторический роман об английской революции был издан тиражом 300 тысяч экземпляров.

И вдруг всё оборвалось. Летом 1978 года, ко всеобщему удивлению, успешный советский писатель И.Ефимов вместе с семьёй эмигрировал из СССР. Последовали неизбежные в такой ситуации кары: все его книги, опубликованные до эмиграции, были в приказном порядке удалены с библиотечных полок, имя его, как и других эмигрантов, было запрещено упоминать в печати. Для русского читателя 1980-х уехавшие литераторы становились так же неведомы, как для читателей 1930-х были неведомы Алданов, Бунин, Мережковский, Набоков, Ходасевич, Цветаева.       

Когда я говорю, что учусь в аспирантуре и моя будущая диссертация будет посвящена творчеству И. М. Ефимова, часто слышу вопросы: «А кто это? Что написал? Чем известен?» - вопросы, которые, без всякого сомнения, задаёт любой исследователь, направивший свой ученый взгляд на произведения современных авторов. Наверняка, многие из них, получив ответы, отложат их в копилку памяти, как карточки, которые можно доставать из кармана и публично озвучивать перед всеми. Мол, стандартный вопрос – стандартный ответ. Но я долгое время не знала, как отвечать на подобные вопросы. Ну как, скажите, как описать в двух-трех предложениях ощущения, когда в книге видишь те же самые мысли и идеи, что терзают и тебя, только хорошо сформулированные, логичные и ясные? Как описать тот взрыв чувств, когда умное, тонко написанное произведение не оставляет тебя в тени, а становится твоим естественным продолжением, как деталь паззла, без которой картинка не складывается? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно для начала раскрыть себя, пояснить, кто ты есть, в том числе и для себя самой, и только потом попытаться растолковать, почему именно книги И. М. Ефимова стали тем ключом, благодаря которому ларчик и открылся.

Но однажды, после нескольких неудачных попыток, я, кажется, все-таки нашла для себя на этот вопрос – на мой взгляд, несколько неприятный, колкий, как игла, застрявшая в вороте рубашки. Лучшим ответом на вопрос о творчестве И. М. Ефимова будет… его творчество.

В одном из самых известных и популярных романов писателя «Седьмая жена» описан интереснейший эпизод, который для меня является квинтэссенцией всех философских идей, мыслей, размышлений, представленных в книгах автора. Эпизод этот описан в главе «Вермонтский мост», наполненной тонкой сатирой на деревенскую прозу и пародирующей ее. Все события происходят в небольшой деревне Конь-Колодец - тот самый срез русской жизни – куда приезжает главный герой – иностранец с русскими корнями Антон Себеж. Он знакомится с жителями деревни, и в частности (не будем раскрывать всех перипетий сюжета) с местным трактористом, «первым парнем на деревне» Витей Полусветовым, с кем тут же и заключает пари: за три дня Антон должен построить мост через реку рядом со старым – полуразвалившимся. Если же Антон не выполнит задание, то Витя сажает его в клеть и сам отводит его «на автобусный вокзал при всем честном народе. Чтоб он катился отсюда туда, откуда явился. Чтоб духу его заморского здесь не осталось. Не нужно нам его травяных консервов, не козлы мы какие-нибудь – траву есть».

Но главный герой оказывается более смекалистым и приспособленным к тяжелой работе, чем того ожидал Витя Полусветов. Антон разбирает старый и ненужный свинарник на берегу реки и, не отвлекаясь на еду и сон, мастерит Вермонтский мост. И вот прошло три дня – мост готов и может выдержать и мотоциклетку, и стадо коров. Мост – всем мостам мост! Кажется, радости жителей деревни нет предела: «прикатил на велосипеде школьный прогульщик, Ваня Шуткоплохов. Увидел постройку, свистнул, умчался назад разнести новость. И тогда уже потянулась остальная деревня – стар и млад. Прибежали новобрачные, Анисим и Агриппина, трясли строителям руки, говорили, что не ждали такого подарка к свадьбе. Приехал на телеге Федя-партизан, привез солдата Онуфрия, смело вдруг повесившего на грудь звезды вперемежку с крестами. Пришла Катерина-доводчица, с чистым листом бумаги, свернутым в трубочку, и через эту трубочку разглядывала мост с высотки, как Наполеон. Саша и Маша прибежали улыбающиеся, смахивая со щек зазевавшихся, самых азартных клопов, тут же нарезали свежих веников, принялись выметать щепки и стружки. Володя Синеглазов прошел вермонтскую диковину взад-вперед, несколько раз, насквозь, выискивая, нет ли какой неправды. Дошкольные детишки топотали внутри, носились в косых лучах встающего солнца».

Но на этой, казалось бы, счастливой ноте эпизод не заканчивается, и на сцену выходит зачинщик спора, Витя Полусветов. На своем верном тракторе «Псковитянин» он с разгона налетает на мост. В результате – разрушенные вермонтский мост и свинарник, потопленный трактор «Псковитянин» и обожжённая щека Вити Полусветова. Но больше всего русского корнями американца Антона поражает не этот ревнивый и бессмысленный выпад тракториста, а реакция на него жителей деревни, высказанная Володей Синеглазовым, разжалованным учителем и деревенским правдолюбом: «Я, это, подсчитал тут вприглядку <> Думаю, убытку тут не меньше, чем на четыре тысячи <> Так что, вы в рублях будете платить или в долларах?» Изумленный и не знакомый с нравами «Перевернутой страны» Антон пытается воззвать к голосу деревенского разума, однако отвечает ему деревенская мудрость словами старца Феоктиста: «Да сам ты посуди, Антоша… Пока ты к нам не приехал, был у нас мост какой ни на есть. И был свинарник – хотя пустой и старый… И был трактор с самогоном и огурцами… А где теперь все это?.. Где? Вон на дне лежит, по волнам уплывает… Как мы жить-то теперь будем?». Эпизод заканчивается онемением Антона, искренне не понимающего, почему виноват он, а не Витя. Но с Вити-то не стребуешь, может и в отместку кулаком в лицо, да что с него взять, был один трактор, да и тот утонул. А уж Антон-то точно – и не кулаком в лицо, и стребовать можно.

Чтобы добавить остроты в повествование, изобразить разницу народного характера контрастными красками, Ефимов представляет деревенскую жизнь «Перевернутой страны» глазами иностранца. И именно благодаря этому приему читатель видит: то, что кажется неправильным, ненормальным для американца, пусть даже и с русскими корнями, единственно возможно для русского человека.

Небольшой эпизод, мелкое – в описываемых-то масштабах всей жизни Антона – событие – а как крепко он сбит, как точно бьет прямо в цель! Это – не эпизод, это – символ, который легко считывается знающим, знакомым с контекстом читателем. Это и о традиционной широте русского характера – шире некуда, надо бы чуть сузить, - и о бедовости русского человека, и о нашем отношении к иностранцам, и к привычке жить плохо и бояться что-либо изменить, чтоб не напортачить, и относиться с недоверием и предубеждением к другим, кто, наоборот, не боится… Это символ, это срез, это маленькая философия, это анекдот, в котором русский человек непременно узнает свою Родину. И что над этим делать – плакать или смеяться – решает каждый читатель самостоятельно.

Этот эпизод является одновременно высказыванием о России и ее судьбе, о национальном характере и его проблемах, о выборе человеком между свободой и несвободой и об умении нести ответственность за последствия выбора.

Творчество И. М. Ефимова пронизывает особая, тонкая человеческая философия. Именно человеческая – она не рассуждает о миропорядке, о природе всего окружающего, не строит концепции, объясняющие глобальные вопросы. Но это и не довлатовское изображение человека – кажущееся предельно бытовым и простым, не поэзия человеческой жизни как она есть. Ефимов – это про другое: про человеческую свободу и про цену, которую должен платить миру любой свободный человек, про добровольный отказ от свободы. Про выбор человека. И вместе с ним – про веру и религию, про закон и милосердие, про любовь и страсть, про отношение к своему ближнему. Про бесконечный оптимизм при взгляде в будущее.

 

***

 

Тема свободы и человеческого выбора очень часто появляется в произведениях И. М. Ефимова и, на наш взгляд, доходит до своего пика в историко-философском романе «Невеста императора» (у этого романа есть еще два названия: «Не мир, но меч» и «Пелагий Британец»), где свобода человека – это предпосылка, первопричина всего сюжета и дальнейшего действия и где, кажется, все описываемые исторические события являются лишь продолжением спора о свободе и несвободе. Один из философских трудов Ефимова – историческое исследование «Метаполитика» - устанавливает взаимосвязь между человеческой свободой и этапом развития государства. Свобода в творчестве Ефимова – это болезненная и острая тема, она всегда борьба и всегда испытание.

Третья волна русской эмиграции, к которой, несомненно, принадлежит и Ефимов, уникальна. Первые две волны объединены крупнейшими историческими событиями, катаклизмами, после которых жизни в стране коренным образом переменилась – Октябрьской революцией 1917 года и Великой Отечественной войой. Во время Первой и Второй волн эмигранты не стояли перед выбором – уезжать или не уезжать. Выбор был совершенно другой, лишенный волевого усилия и долгих рассуждений: уезжать и выжить или остаться и умереть – тот самый выбор, которым славится двадцатый век, выбор без выбора, выбор Софи. С Третьей волной история несколько другая. Здесь человек стоял перед другим выбором – выбором воли, выбором желания, морали и собственных принципов. Либо ты остаешься человеком, и твоя человеческая сущность мешает тебе стать сторонним тихим наблюдателем как бы вне системы, либо ты уходишь в так называемую внутреннюю эмиграцию и словно со стороны наблюдаешь за всем происходящим и лишь изредка удивленно вскидываешь брови на проходящие мимо события. Тогда было немало первых (вспомним хотя бы Бродского, Сахарова, «демонстрацию семерых»), но еще больше вторых. Как мне сказал один преподаватель: «Зачем нужно было уезжать? Ведь им и не угрожали. А писать можно и в стол». Писать в стол, конечно же, можно, и никто не упрекнет в этом стремлении, но не покроются ли пылью времени записи в столе?

Очень часто тех, кто уезжает за границу, обвиняют в нелюбви к своей родной земле, в поиске простых путей. Но отказаться от всех иллюзий о светлом будущем, честно ответить самому себе на острые вопросы, оставить родные места, где родился, рос и жил долгое время – это совсем не просто. Наоборот – проще остаться и надеяться, что все будет хорошо, игнорировать несправедливость. Для нас Третья русская эмиграция – это выбор между своими убеждениями и принципами и спокойной жизнью с закрытыми глазами. И. М. Ефимов выбрал убеждения и принципы.

Ефимов родился 8 августа 1937 года в Москве. В своей автобиографической книге «Связь времен. Записки благодарного. В Старом Свете», первой из дилогии, Ефимов описывает первое свое воспоминание. Так уж случилось в нашей стране, что оно не о играх с другими детьми, не о разноцветных ведерках в песочнице, а об эвакуации: «Иногда радио объявляет воздушную тревогу – на всякий случай. Наш детский сад шеренгой топает в бомбоубежище. Все топают, а Ефимов оставлен в столовой доедать свою кашу. Если бомба и попадет в такого, который кашу не ест – не жалко» 5. С. 5. Простыми, будничными словами и даже немного с юмором – о самом ужасном, что когда-либо может произойти в жизни человека. Хотя что четырехлетнему ребенку до самолетов, когда перед ним целая тарелка дурацкой каши?

Родиться в СССР в 1937 году – значит оказаться непосредственным свидетелем стольких перемен, что они уже не перемены, а история: Великая Отечественная война, сталинские репрессии до и после нее, оттепель и разоблачение культа личности Сталина, Брежнев и его застой… Кажется, что событий столько, что и для нескольких человеческих жизней будет многовато. Подобные перемены, иногда и прямо на 180 градусов, вносят понимание и недоверие в жизнь, добавляют в повседневную картинную жизнь, наполненную заголовками «Рост урожаев на целинных землях! Первый спутник запущен в космос Советским Союзом! Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве» 5. С. 109 ночные тихие разговоры на кухне. Как в известном анекдоте, который Ефимов также приводит в своей автобиографии: «Бабушка, а Ленин был хороший? – Хороший, внучек, хороши. – Бабушка, а Сталин был плохой? – Плохой, внучек, плохой. Бабушка, а Хрущев хороший? – Когда помрет, тогда и узнаем».

Сам писатель в той же автобиографии пишет, что родился в семье врага народа – первая глава так и называется. Чуть дальше выясняется, что не просто в семье врага народа – отца И. М. Ефимова Марка Ефимова, расстрелянного в 1937 году, - а потомственных врагов народа, так как к этому числу относился и дед писателя, Василий Ильич Мельников, и дядя писателя, Федор Яковлевич Карин. Колесо Советского Союза прокатилось по многим семьям, наматывая на свои спицы не грязь – человеческие судьбы, в том числе и по семье Ефимова.

В 1945 году семья Ефимова переезжает в послевоенный Ленинград. Через несколько лет, в 1954 году, поступает в Ленинградский политехнический институт, где и происходит первая проба пера. Игорь и Марина Ефимовы посещали литературный кружок, организованный знакомой их семьи. «Мы читали вслух свои беспомощные опусы, обсуждали их, открывали для себя простейшую, но очень важную истину: каждая – даже очень прославленная – книга была когда-то просто пачкой исписанных листков, неотличимых от наших бумажек» - пишет И. М. Ефимов в автобиографии 5. С.100. В начале 1960-х Ефимов сближается с многими молодыми ленинградскими литераторами, которых он 30 лет спустя (о, счастливый поворот судьбы!) станет публиковать в Америке в основанном им издательстве «Эрмитаж»: Андреем Битовым, Иосифом Бродским, Яковом Гординым, Сергеем Довлатовым, Анатолием Найманом, Евгением Рейном, Людмилой Штерн.

Ситуация с литературой, да и не только с ней, вообще с искусством, жизнью была сложна. Примерно в это же время происходит общественная травля Бориса Пастернака за издание за рубежом «Доктора Живаго», через некоторое время – процесс Синявского и Даниэля за ту же самую провинность, до этого – арест, принудительная судебно-психиатрическая экспертиза и ссылка Бродского. Литераторы, не желавшие примыкать к официально принятому и пропагандируемом соцреализму, понимали, что единственный выход уйти «во внутреннюю эмиграцию» и писать «в стол». Ефимов пишет об осознании этой изначально проигрышной позиции: «Но, думается, никто из начинавших в те годы не тешил себя иллюзией, что ему когда-нибудь удастся стать профессиональным литератором. Цензурно-идейный забор – вал – частокол – казался непроходимым. То есть мы прекрасно знали, чего от нас ждали и требовали редакционные церберы. Но не хотелось мараться. А после скандала с «Доктором Живаго» испарились и последние надежды» 5. С. 102.

Литераторам 60-70-х гг. государство оставило небогатый выбор для воплощения своих талантов в жизнь. То, за что сейчас ценят деятелей литературы – оригинальность стиля, яркость, необычность языка и художественных средства, новая тема - не приветствовались. А особо настаивающих на чем-то новом отучали от упрямства судебным преследованием. До сих пор, когда прошло уже больше двадцати пяти лет с развала Советского Союза, а с начала перестройки – еще больше, большинство читающего населения России знает литературу середины и конца XX века по произведениям К. Симонова, А. Фадеева, А. Твардовского и др., а имена писателей и поэтов – представителей андеграунда – известны лишь специалистам. Официальная печать не принимала тексты, не соответствующие принятым стандартам – качества ли? Поэтому выбывшие из официального литературного процесса писатели и поэты выбирали – писать «для своего удовольствия» «в стол» и смутно надеяться, что когда-нибудь все написанное можно будет опубликовать, отправлять написанное за рубеж с тайными литературными шпионами – так называемый тамиздат, - и публиковаться в самиздате. Все три варианта имели свои недостатки, поэтому это был, опять же выбор без выбора. В первом случае писателю, каким бы талантливым он ни был, грозило выгорание – для чего что-то писать, если нет читателей? Книга – это всегда диалог автора и читателя. Без одного из этих двух элементов книга просто теряет свой смысл. Те, кто воспользовались вторым способом, тамиздатом, - Пастернак, Синявский, Даниэль - на собственном примере показали, что бывает, когда маленький человек из СССР обращается за помощью не к своему любимому руководству, а ко врагам «за бугром». Оставался третий способ – самиздат.

Самиздат действительно был выходом из положения, однако имел и свои недостатки, главный из которых – невозможность зарабатывать литературным трудом и поездка по этапу за изготовление и распространение антисоветской пропаганды. Таким образом, писатели литературного андеграунда были скованны по рукам и ногам. В своей автобиографии И. М. Ефимов приводит случай, описанный поэтом Львом Друскиным, с ним и его соседом по даче, русско-чукотским писателем Юрием Рытхэу: «Романы его Юрия Рытхэу – прим. автора статьи про счастливое советское настоящее чукотского народа сочились густой скукой, но устные истории были великолепны. «Юра, почему ты этого не записываешь? – говорил Друскин соседу. – А зачем? – усмехался тот. – Как зачем? Такие блестящие миниатюры! И абсолютно готовые. – Ну и что? Ведь их не напечатают. Я знаю, какой товар нужен» 5. С. 138.

И. М. Ефимов, как и многие другие, пускал свои произведения в Самиздат. Там они циркулировал под псевдонимом Андрей Московит, а книга об экономическом кризисе СССР издана под псевдонимом Адам Кузнецов. Поэтому только после отъезда его из СССР стало известно, что самиздатовские труды «Практическая метафизика» и «Метаполитика» принадлежат перу Ефимова.

«Метаполитика» - это одна из самых замечательных работ Ефимова. Она представляет собой философское размышление о принципах движения и развития истории. «Метаполитика» прекрасна не только своим содержанием – анализом представленных исторических эпох – но, самое главное – неизбежно оптимистическим взглядом в будущее. Писатель в этом труде всем своим рассуждением не только говорит, что все будет хорошо, как бы сейчас ни было плохо, но и доказывает это на конкретных исторических примерах. Поэтому, наверное, именно о работе «Метаполитика» горячо отозвался Бродский, назвав ее своим настольным чтением на долгое время.

В этой работе нельзя найти то, что пугает обычного человека в политике. «Метаполитика» - это не совсем о политике в привычном понимании этого слова, как и метафизика не о физике. И на это указывает часть слова мета-, обозначающая обычно надсистему, теорию для того чтобы объяснить какое-либо знание. «Метаполитика» - это историко-философский труд, не описывающий какие-либо политические принципы, но, скорее, объясняющий, почему политические принципы именно такие и от чего они зависят. И. М. Ефимов вскрывает внутренние причины развития истории, выявляет закономерности, объясняет при помощи них необъяснимые случаи из истории: «Спросите историков о знаменитых битвах - они твердо назовут вам дату и численность сражавшихся, но никакого единодушного ответа не дадут вам теоретики на вопросы: Почему воинственные персы захватывают в несколько лет гигантскую территорию, в том числе процветающий Вавилон, а потом ломают себе шею на маленькой Греции? Почему Испания, покорившая полмира, ничего не может поделать со своими Нидерландскими провинциями? Как крохотная Венецианская республика (200 тысяч граждан) решается нападать на двадцатимиллионную Турцию? Почему Великий Новгород успешно отбивается от шведов, немцев, суздальцев, монголов, а потом терпит поражение от вдесятеро меньшего московского войска? В чём секрет долголетия и прочности огромных многонациональных империй - Римской, Византийской, Китайской, Русской? Почему другие империи - арабская, монгольская, испанская, английская - развалились в относительно короткий срок?» 2.

В основе «Метаполитики» вопрос о влиянии отдельного человеческого выбора на историю. Уже в самой постановке этой проблемы виден отход от традиционно русского взгляда. Для русской культуры, русского мировоззрения, как это уже неоднократно отмечалось культурологами, историками, литературоведами, краеведами, характерна соборность, то есть роль, воля, стремление народа.

Однако народ – это всегда безличное понятие. Кроме того, категория соборности, обращение к народу вместо людей всегда предполагает отсутствие ответственности. Какая может быть личная ответственность, если решал народ? А, говоря образно, если виноваты все, то никто не виноват. И. М. Ефимов выделяет эту черту народного сознания в романе «Седьмая жена» называя ее невиноватостью. И действительно, невиноватость можно поставить рядом с другими определениями русского народа: той же соборностью и юродством.

В «Метаполитике» же автор отступает от категории соборности, наоборот, в поле его видения не народ, не нация, не менталитет, а отдельный человек, делающий выбор между свободой и несвободой. Ефимов, как некогда Толстой, ставящий историю в зависимость от воли народной, объясняет историю, но только не волей народной, а волей отдельного человека. От того, что выберет человек – свободу или несвободу – и зависит история.

Писатель также вводит в текст два других термина для обозначения противоположных по направлению сил, из-за вечного противоборства которых движется история. Силы эти – веденье и неведенье. Вот как писатель в работе поясняет эти термины: «Дар разумного сознания, присущий каждой человеческой воле, можно уподобить прожектору, созданному для того, чтобы освещать окружающий мир во времени и пространстве. Свобода воли ни в чем не может быть реализована с большей полнотой, нежели в обращении с этим даром. Выбор состоит в том, чтобы направлять луч прожектора осторожно, избирательно, избегая освещать всё пугающее, укоряющее, тягостное, отталкивающее, опасное, - это выбор неведенья; или посылать окрест себя ровный и ясный свет, не ослабляя его и не отводя даже от самых грозных и мучительных картин, - это мужественный выбор веденья» 2. Иными словами, веденье – это желание знать, понимать, видеть, не отводить взгляда даже от самых ужасных проблем и несправедливостей и, следовательно, пытаться решить эти проблемы, хотя иногда и кажется, что это невозможно. Неведенье же – сознательный отказ от этого взгляда, отказ видеть и понимать во имя спокойного, не омраченного сложными вопросами и проблемами существования.

Веденье – это всегда выбор свободного человека, человека, понимающего, что свобода – это не когда «бога нет и все дозволено», а прежде всего тяжелый дар человеку, умение нести ответственность за выбор. Человек, не умеющий нести ответственность, живущий со своей счастливой невиноватостью, не может быть свободным, просто потому что не умеет, просто потому что за свободу нужно бороться и ее отстаивать – постоянной работой – над собой и не только, - потом и кровью. Человека перестают эксплуатировать только тогда, когда он говорит решительное «нет» всем желающим, начинает решать сам, что лучше для него, и несет за это ответственность. Иными словами, в «Метаполитике» представлен экзистенциальный подход к свободе.

Согласно Ефимову, веденье и неведенье находятся в вечном противоборстве, и от них, а точнее, изначально, от выбора каждого человека, зависит, как развивается государство: или оно сильно и богато, или она слабо и бедно. Веденье несет в себе силу, богатство, но одновременно великий труд и постоянную защиту свободы от нападок неведенья. Неведенье же, в свою очередь, бедность, слабость, но вместе с ними спокойствие, отсутствие необходимости за что-либо бороться. Но, как показывает практика, все это только до того момента, как несправедливость и бедность не затронули конкретного человека и близких ему людей.

Наверное, читателю так и хочется спросить: что же здесь оптимистичного? Что может быть оптимистичного в концепции, согласно которой за счастье нужно постоянно бороться с собой, со своим привычками, со своим совершенно нормальным желанием жить спокойно? Ответ очень прост и лежит на поверхности: согласно Ефимову, веденье и неведенье взаимосменяемы: за одним этапом непременно следует другой, и именно так развивается история. То есть, если вы замечаете вокруг победу неведенья, то знайте: природа неведенья в том, что оно, фигурально говоря, само себя съедает. И здесь не тот случай с коммунизмом, ради которого нужно чуть-чуть потерпеть, подождать. Просто история движется таким образом.

Однако еще больше вдохновляет в концепции Ефимова роль, отведенная отдельной человеческой личности и ее выбору. Человек, будучи существом мыслящим, постоянно задает себе вопрос – а кто он в этом мире? И ответ всегда остается неизменным – маленькая песчинка, совершенно незаметная и как будто бы даже и не существующая в этом безумном кружении лет. Оставаясь один на один с целой Вселенной, до боли тоскливо осознавать свою малость, кажущуюся неспособность повлиять на окружающий мир. Отсюда же и выходит другое понимание – если ты такой маленький, вселенная не заметит твоих проступков, а значит и не нужно нести за них ответственность. Ефимов же в «Метаполитике» и в своих исторических романах наделяет личность исключительным правом вершения истории – не человек зависит от нее, а она от человека. И вместе с этим правом – правом свободы – рука об руку обязанность ответственности. Ефимов говорит о том, что человек может и должен влиять на окружающий мир и историю, и это не может не вдохновлять.

«Метаполитика» - замечательное произведение, глубокая историко-философская работа, которую необходимо, на наш взгляд, прочесть каждому, кто интересуется историей, политикой, кто читал Платона и Макиавелли или хотя бы о них слышал, кому интересна судьба своей страны и кто не может оставаться равнодушным. Кроме того, она позволяет лучше понять все остальное творчество писателя, раскрывает его идеи и мысли, воплощенные в других книгах. Так, например, исторические романы И. М. Ефимова посвящены как раз тем временным периодам, к которым он обращается в «Метаполитике» в качестве примера.

 

***

 

В 1964 году группа молодых писателей создала литературное объединение «Горожане». Сюда входили И. М. Ефимов, В. А. Губин, Б. Б. Вахтин, В. Р. Марамзин и – некоторое время спустя – С. Д. Довлатов. Название «Горожане» было использовано в противовес набирающей в то время популярность так называемой деревенской прозе: члены группы писали о городе, о городских жителях, не обращаясь к теме деревни. Сам Ефимов в автобиографии вспоминает, что у объединения был манифест, созданный Б. Б. Вахтиным, в котором были такие фразы: «С читателем нужно быть безжалостным, ему нельзя давать передышки, нельзя позволять угадывать слова заранее, каждое слово должно взрываться у него перед глазами, нападать неожиданно, в секунды ослабленного сопротивления и незащищенности. Любая игра, любые обманы, разрушение привычного строя фразы, неожиданное разрастание придаточных, острейшая мысль, спрятанная где-то в причастном обороте и впивающаяся в него оттуда, как из засады, все годится в этой борьбе для победы над все читавшим и все видавшим на своем веку современником» 5. С. 143.

Несомненно, литературную группу, отличающуюся такими подчеркнуто нестандартными взглядами, не могли выпустить в свет. Об этом говорит и сам Ефимов в интервью А. Митаеву: «Вся эта эпоха состояла из прощупывания. Мы атакуем и смотрим, каким огнём нас встретят. Можно это или ещё нет? А вот это формально не запрещено — давайте посмотрим, что выйдет. Вплоть до того: написать письмо в защиту Бродского. Пройдет — не пройдет? Прошло. Поехать навестить Бродского в ссылке? Пройдет — не пройдет? Прошло. И эта акция тоже. Попробуем создать литературную группу, которые были до сих пор категорически запрещены. Но вот это как раз и не прошло. Тут они провели черту. Сборник, который мы подготовили к изданию, нам вернули» 6.

Еще во время участия в «Горожанах» И. М. Ефимов становится членом Союза писателей СССР. В это время автор пишет такие произведения, как повести «Таврический сад» (1966) и «Смотрите, кто пришел» (1966), «Плюс, минус и Тимоша» (1971), сборник «Лаборантка» (1975), «Пурга над карточным домиком» (1975), «Свергнуть всякое иго» (1977). Однако после распада «Горожан» в 1975 году и усиления государственного давления на инакомыслящих и одновременно появления небольших брешей в «Железном занавесе», благодаря которым многие литераторы смогли уехать за рубеж, Игорь и Марина Ефимовы принимают непростое решение – эмигрировать в Америку.

Подготовка к переезду была долгой. Это только кажется, что переехать в другую страну не так уж и сложно – сложнее терпеть все, что происходит в родной. Но бросить насиженное место, оторваться от корней, родного и любимого города, оставить родных и друзей, привычные дела, избавиться от лишних вещей и ехать в другую, чужую страну, с чужой непонятной культурой, о которой до этого слышал лишь в обрывках фраз друзей и чудом пойманных радиосигналов – это очень сложно. Куда сложнее, чем, смирившись с действительностью, ждать перемен здесь.

Последний вечер в родном городе Ефимов описывает со смесью чувств гордости, печали, тоски и несправедливости: «Но тут же гордость смывается встречной волной – горечи и обиды. Да, снаружи враг не входил. Но кого же тогда изгоняли из этого города толпами и поодиночке в течение двух столетий? На каторгу и в ссылку, в рудники и в лагеря? Того врага, что коварно проникал не через стены, а через утробы матерей? И как его опознавали? И почему я чувствую такое тайное родство со всеми этими изгнанниками, которых выбрасывали из этого города на юг и на север, на запад и на восток, а многих – и прямиком в могилу? И если мы – изгоняемые – и вправду все одного вражьего племени, то каким же, каким же именем нам пора называться? Дайте, о, дайте нам имя!»

Наверное, похожие слова рвались из губ многих людей, навсегда покинувших Россию в XX веке. Россия как ни одна другая страна растила своих детей в насильной, навязываемой любви к ней, твердила, как неуемная мать-одиночка, что только в бесконечном уважении и преданности ей непослушный ребенок может отдать свой великий долг. Ребенок вырос, стал взрослым человеком, мечтающим отдать все свои силы на благо родине, но не тут-то было. Что должны были испытывать люди, в одночасье ставшие ненужными своей стране? И даже не просто не нужными – мешающими? А вокруг одно и то же – невиноватость. Никто не виноват в том, что часть людей вдруг стала лишней, ненужной, постоянно мешающей чему-то. Чему? Развитию ли государства? Счастью и благополучию ли сограждан? Или, быть может, прекрасному будущему для своих детей? Нет, совсем нет. Чему-то, что и сформулировать сложно: неуемным амбициям правителей? Или невероятной кровожадности самой системы?

В 1978 году И. М. Ефимов с семьей покинули пределы СССР и отправились в Новый свет.

 

***

 

Для людей искусства, долгое время запертых и связанных по рукам и ногам в СССР, Америка была фантастической страной, страной из счастливого мифа, где процветает свобода, равенство и братство. Очень долгое время любая информация о Соединенных Штатах доходила до советского человека исключительно в виде слухов и обрывков фраз. Ни у кого не было четкого представления о жизни там. Этот факт очень ярко отобразил С. Д. Довлатов в своем сборнике филологической прозы «Блеск и нищета русской литературы». Он отмечал, что новые эмигранты, убегая от одних проблем, столкнулись с другими, совершенно не похожими на первые. Так, выяснилось, что быть русскоязычным писателем в США очень сложно – приходится искать своих читателей, круг которых всегда ограничен знанием языка, либо поднимать английский язык и знание чужой культуры до уровня виртуоза, как, например, сделал это В. Набоков. По своей сути, люди, ехавшие из СССР в Америку в 60-70-х гг. просто меняли одни проблемы на другие. Просто какие-то проблемы решить было можно, а другие – нельзя.

И. М. Ефимов нашел все же место в американской литературе. Несомненно, такая удачливость объясняется прекрасным выверенным стилем автора и особой тонкой философией всех произведений, но самое главное – непривязанности тем книг к России. В сфере интересов Ефимова традиционная для русской литературы тема судьбы России, ее места и роли в мире не является определяющей. Она встречается в нескольких произведениях – например, в романе «Седьмая жена», но и там она – лишь возможность сравнить и противопоставить две разные культуры. Ефимов смотрит выше – так исследователь, который хочет в научном труде описать лес, лезет на деревья, чтобы увидеть всю картину: что на юге, например, в основном растут березы, а на западе, наоборот – большой сосняк, в центре рассыпались молодые елочки, а на окраине вообще редкие кустарники и цветущее разнотравье. Как исследователь, для того, чтобы описать рябинник, сравнивает его с березняком, так и у Ефимова Россия – часть сложного, действующего по своим законам мира, и именно эти законы писатель в своем творчестве вскрывает. Благодаря такой универсальной теме Ефимов становится не только писателем русским, но интернациональным.

Приехав в Америку, И. М. Ефимов нашел место в «Ардисе» - знаменитом издательстве, основанном Карлом и Эллендеей Профферами и публикующем русскую литературу, в частности литературу советского андеграунда. Однако в 1980 году Ефимов создает свое издательство «Эрмитаж». В «Эрмитаже» печатались преимущественно литераторы Третьей волны эмиграции. Издательство давало возможность печататься как молодым, так и опытным авторам. Оно, как и «Ардис» и газета «Новый американец», стало одним из символов Третьей эмиграции в Америке. Даже после развала СССР, неожиданно свалившейся на головы советских людей свободы от цензуры и появившегося калейдоскопа возможностей для писателя реализоваться «Эрмитаж» продолжал публиковать русскую литературу, распространяя ее за пределы России.

Будучи в Америке, И. М. Ефимов продолжает литературный труд и из-под пера писателя выходят такие произведения, как «Как одна плоть» (1981), «Архивы Страшного суда» (1982), «Невеста императора» (она же «Не мир, но меч» в первой публикации и «Пелагий Британец» во второй), «Седьмая жена» (1991), «Новгородский толмач» (2004), историко-философский труд «Стыдная тайна неравенства» (1999) и др.

Отдельного внимания, на наш взгляд, заслуживает роман «Невеста императора». Это большое историческое полотно, связывающее воедино несколько голосов, из которых автором искусно выплетается – без какого-либо преувеличения – История. Роман описывает одно из самых масштабных исторических событий, которое повлияло и продолжает влиять сейчас на весь мир – распад великой Римской империи. В вихре перемен кружатся разные герои – и августейшие особы, и поэты, и философы, и полководцы, и простые судебные дознаватели. Однако в центре произведения – не события, а люди, рассказывающие свои маленькие истории, из которых и складывается одна большая – история. Роман «Невеста императора» прекрасен тем, что он говорит прямо: не бывает истории без людей, без отдельного человека, поэтому он – а не события, не польза от них и не их результат – единственная мера измерения. Ефимов невероятным образом встраивает отдельные разрозненные голоса, как цветные стеклышки в мозаике, в общеизвестные исторические события, делая их личными, одушевленными, наполненными чувствами и переживаниями, чуждыми научной сухости, объективности и рациональности. Основу же романа составляет заочный спор между двумя героями, лишь мельком появляющимися на его страницах: ересиарха Пелагия Британца и одного из Отцов христианской церкви Аврелия Августина о дарованной Богом человеку свободе и предопределенности человеческой судьбы. В этом романе писатель продолжает свои главные идеи, представленные до этого в «Метаполитике».


Но в романе «Невеста императора» есть еще и другая тема, которая указывает на автора как на глубоко верующего человека и которая выражена в самом первом названии этого произведения – «Не мир, но меч». Эта фраза встречается и в некоторых других книгах Ефимова – например, в историческом романе «Джефферсон» - что указывает на то, что проблема, которую она скрывает близка писателю и очень болезненна. Эта фраза является цитатой из Евангелия по Матфею, глава 10, стихи 34-35: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее».


Страшные слова звучат из уст Иисуса Христа, и не многие могут понять их: неужели же Сын Человеческий пришел к нам, чтобы ввергнуть мир в войны? Вопрос повторяется несколько раз в разных произведениях – кажется, сам Ефимов мучительно ищет на него ответ. Пока наконец не дает толкование этой фразы в «Невесте императора» - удивительное, по-христиански смиренное и полное любви к человеку: «Меч всегда будет в руке преследующих ? вот о каком мече предупреждал нас Христос. В руке тех, кто будет гнать нас за имя Его и за Слово Его и за то, что свободным сердцем изберем мы следовать путем, Им предназначенным. … Чему же учат нынешние лжепророки? А учат они взявших меч в руки не тревожиться ни о чем, не мучиться угрызениями совести, ибо, мол, не было в их злодеяниях свободного выбора, а были они предопределены к нему от рождения веков. И неразумным девам они несут утешение — не ваша вина, что не заготовили масла для светильников своих, такова уж была предначертанная вам судьба. И тем, кто зарывает в землю талант, говорят не страшиться прихода Господина — в чем он может обвинить их, если к этому зарыванию были они предназначены Высшей силой. … Вот они пришли и искушают нас и обещают покой и утешение. И много нужно сил душевных, чтобы отвергнуть это сладкое утешение, чтобы вернуться назад — к бремени свободы и ужасу ответственности перед Господином, свободу эту нам даровавшим. Но те, у кого хватит сил, будут держаться за этот ужас и тоску свободы, как за ту библейскую жемчужину, которая дороже любого поля земли, любого достояния, и не отдадут ее, как не отдали разумные девы масло из светильников своих, и будут стараться приумножить дарованные им таланты, ибо избрали быть сыном в доме Отца своего, а не рабом» 3. С. 381. Роман соединяет в себе тонкую философию, глубокую веру писателя, захватывающий с первых страниц сюжет и мягкий приятный стиль.

«Невеста императора» - это роман не об истории, а о человеке, не о религии, а о вере, не о омертвевших традициях и обычаях, а о живом слове.

 

Посвятив свое творчество распознаванию и исследованию веденья и неведенья, И. М. Ефимов поставил перед своим читателем, на первый взгляд, очень простую дилемму: выбрать ли спокойную мирную жизнь, сознательно закрывая глаза на все несправедливости, что ей не соответствуют – идти по жизни, смотря только себе под ноги – или не закрывать глаза и обращать внимание на всякую, даже самую мелкую проблему окружающих людей. Но стоит только присмотреться к этой дилемме, и тут же перед нами во весь рост встает другая проблема, проблема, которая и делает нас людьми и отличает от животных – проблема совести. Наверняка каждый из нас знает те мучительные тягучие ощущения в груди, желание выйти у себя из головы, забыться, испариться, просто исчезнуть, когда начинает болеть совесть. Но именно они, эти ощущения и сознательный их выбор и позволяют нам носить гордое звание человека.

Выбор между веденьем и неведеньем – это выбор между тем, что легко, и тем, что правильно. По сути, описанная Ефимовым в романе «Седьмая жена» традиционная русская невиноватость и есть отражение неведенья, отрицание личной ответственности, нежелание и неумение ее принять. А все в совокупности – это ни что иное, как отсутствие свободы, не только общественной, но и, прежде всего, личной.

Советский союз, при всем своем неведении, раскинувшемся в невообразимых масштабах, тем не менее подарил нам и нашей культуре целую плеяду людей ведающих. Часть из них осталась на родине, а другая часть, среди которой был и И. М. Ефимов, покинула СССР навсегда. Однако тот факт, что эти люди есть, были и будут, пусть их и мало, намного, в десятки раз, меньше, чем неведающих, позволяет не терять веру в будущее. Ю. М. Лотман в книге «Культура и взрыв» писал, что изменение в культуре всегда начинается со взрыва. Ведающие люди – это искры, из которых – нет-нет, не разгорится пламя - грянет взрыв, который так нужен нашей культуре и общественной жизни, а самое главное, нашим умам и мыслям.

Москва