На границе «противостояния» разных культур

Как-то пришлось разговориться с человеком, который уже уверенно вышел из юношеского возраста, но как бы не стал еще окончательно сформировавшимся мужчиной. В наше смутное время, когда размыты не только понятия, но и человеческие возрасты, очень трудно сориентироваться в духовном (не решаюсь сказать — в интеллектуальном) уровне таких людей. Посмотришь: бойко толкует обо всем, в том числе, о литературе и разных видах искусства, а уж в сфере политики вообще считает себя докой, судит не просто уверенно, но и безапелляционно, не давая послабления ни в чем, и любое возражение с чьей-либо стороны воспринимает не просто скептически, но и с плохо скрытой усмешкой. И я тогда понял: вот и нашему брату приходится не лицом к лицу, а стенка на стенку столкнуться с извечной проблемой отцов и детей. Однако в этой сшибке поколений победа заведомо принадлежит юным, ибо мнение «отцов» никогда не станет для них ни авторитетом, ни, тем более, ориентиром.

Правда, экземпляр, с которым я столкнулся, умел слушать собеседника, что уже было плюсом в спорах двух возрастов; он даже позволял себе на время замолкать и мысленно взвешивать мои слова, и, кто знает, даже извлекать из них какие-то выводы.

Впрочем, и мне-то ведь все это было до лампочки. Беспощадное, эгоистичное время, в котором нам сегодня приходится жить, кого угодно отучит от желания поучать или наставлять, кому-то давать «полезные» советы, если даже эти «кто-то» – твои собственные дети.

Однако в тот момент, когда наша беседа, казалось, вот-вот должна была угаснуть, мой собеседник «неопределенного» молодого возраста неожиданно произнес:

– Знаете, вы не поверите, но я очень вам завидую. И вам, и вашему поколению. И я знаю, что не только я, но и многие мои сверстники.

– Чему же? – осторожно осведомился я, опасаясь получить свинью в свой огород.

– Как бы это объяснить, – вдруг замялся он и, к моему изумлению, даже покраснел, но, видимо, не столько от смущения, сколько от затруднения в подборе нужных слов и выражений. – Вы жили в иной эпохе, у вас все было проще. Вы подчинялись каким-то неукоснительным правилам и законам. А главное: вы хоть во что-то верили... И мне иногда кажется: вполне искренне, хотя...

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я увидел, что он не врет и не играет.

– Допустим, – все так же осторожно ответил я.

– Теперь всего этого нет. Власти создали для нас жуткую жизнь, отняли у нас все: и законы, и надежду, и веру. Мы можем верить только в себя.

– Разве это так уж мало? – на всякий случай спросил я, пытаясь понять, к чему он клонит.

– В нашем возрасте это очень мало, – совершенно убежденно промолвил он. – Но я не к этому. Теперь все это и дураку понятно: сейчас кому-нибудь поверишь... Тем более, властям, и тебе боком выйдет. Я о другом... В ваше время не было компьютеров, всяких тестов; роль телевидения сводилась к ясной и простой информативности. Вы не жили в этом радиолучевом мире, занимались спортом в свое удовольствие, а деньги выполняли лишь строго отведенную им функцию. Вы были, наверное, по-настоящему счастливыми людьми.

Я молчал, ожидая, в какую сторону развернет свои постулаты мой речистый собеседник.

– Вот я произвожу впечатление начитанного... И вообще, всесторонне развитого человека. Многие так и думают: перечитал гору книг, и вообще знает столько, сколько другому и не приснится. Так думают, прежде всего, мои же сверстники. Хотя я-то ведь знаю, что это не так, и прочитал я в своей жизни, в сущности, очень мало книг. В читалке вообще не сидел, мне это претило. В театры почти не ходил... А в кино – только с какой-нибудь девочкой, чтобы посидеть с ней в потемках да пообжиматься. Самое смешное, что я и газеты читаю крайне редко, только то, что интересно.

– Где же ты тогда всего нахватался? – невольно вырвалось у меня.

– Вот именно – нахватался! – горько усмехнулся собеседник. – Вот так и нахватывался: где и как придется. Видимо, конституция моего мозга такова: умею хватать. Но прежде всего, конечно, мое образование вершило телевидение. То есть, самый обычный домашний «ящик», которых в доме нашего отца было целых четыре – на каждого по одному. Да еще на кухне. Чтобы смотреть и во время еды. Вы мне поверите: все свои гуманитарные предметы в школе... а затем и в вузе – я сдавал по телеку. Смотрел фильмы по произведениям классиков, запоминал содержание и сдавал. Причем на сплошные пятерки. Не потому, что я мог столь убедительно пересказать «сюжет и образы», а просто потому, что делал это лучше других. Преподаватели и этому были рады.

Здесь я хочу оборвать нить нашего довольно продолжительного разговора с представителем «детей» и попытаюсь объяснить, для чего я вспомнил о нем и даже привел «тезисы» оппонента, которые, в принципе, ничем оригинальным не отличаются.

Трудно судить, изощрялся ли он в некоем красноречии (уж больно литературно выражался), старался ли продемонстрировать свою самокритичность или хотел потрафить моему «отцовскому» самолюбию – бог весть! – да ведь не откажешь ему в том, что он выразил суть нынешнего «интеллектуала» – этакого усредненного интеллигентного человека. Сходится, черт возьми, даже в смысле спорта, коим нынче мало кто занимается «для души», ибо никто к этому и не призывает и даже не заставляет, а если кто и подается в профессиональный спорт, то опять же ради денег.

Однако же все это малозначительно по сравнению с тем, как воздействует все сказанное и перечисленное выше на состояние нашей жизни и, прежде всего, культуры. Именно имитация образованности, а не серьезное (глубинное) ее постижение все больше приводит к торжеству массовой культуры (в лучшем случае!), а сказать точнее – к полной бездуховности, невежеству, дикости, и против этого пока проигрывает любая борьба, ибо она напоминает борьбу горстки невооруженных людей против разъяренной толпы.

Так вот, духовное состояние общества последних лет, думается мне, характеризуется постоянным противостоянием культуры подлинной и культуры этой самой бездуховности. Подлинная культура изо всех сил ведет борьбу за выживание, как ведет ее каждый отдельно взятый человек в нашей стране. Причем, самой культуре это выживание достается, пожалуй, даже тяжелее, ибо оно связано со многими сложными процессами, настолько взаимосвязанными между собой, что раны и метастазы одного участка мгновенно передаются в другие, вызывая болезнь и поражение всего организма.

Cколько лет подряд уже идет фронтальный напор мелкотравчатой литературы, «сдвинутой» на сексе и эротике (включай сюда и бесчисленное число детективов), и, кажется, несть этому конца. Хотя, справедливости ради, следует признать, что рядом с этим морем разливанным все чаще и чаще появляются книги классиков как зарубежной, так и отечественной литературы. Но это – лишь внешняя сторона робкого противостояния. Главные же причины кроются куда глубже. Я хочу выделить одну из них – отсутствие героя. И даже не того, «положительного» («делать жизнь с кого»), а героя вообще, ибо образ деляги, любого удачливого бизнесмена, предпринимателя или коммерсанта вряд ли согреет душу читателя, не остывшего от романтического прекраснодушия недавнего прошлого, исполненного трудовой доблести и безоглядного патриотизма. Вот и приходится сегодняшнему писателю конструировать малотипичного «героя нашего времени» на свой глазомер и помещать его в опять-таки сконструированный «реальный» мир, часто не имеющий никакого отношения к нашей действительности. Именно на почве этих художественных конструкций на гребень современной отечественной литературы вознеслась целая плеяда писателей нового толка, потенциальных кандидатов на премию Букера, которые как бы представляют лицо сегодняшней словесности. Именно их именами пестрят страницы столичных «толстых» журналов. Не обошли они и так называемые провинциальные издания, каковым является, например, журнал «Урал», который совсем недавно был рупором писателей разных национальных литератур региона. Именно этот факт привел к тому, что оказались смытыми всякие литературные ориентиры, ибо ни «Чапаев и пустота» широко известного ныне В. Пелевина, ни «Герой нашего времени» или «Андеграунд» не менее известного В. Маканина (кстати, нашего земляка), ни «Белка» А. Кима, ни «Слепой музыкант» М. Шишкина, ни ультра-авангардистские романы и повести Виктора Ерофеева, ни многие другие вещи, регулярно публикуемые в столь любимых и авторитетных прежде журналах, вряд ли могут являться художественными маяками для молодых. Напротив, они могут лишь дезориентировать юную поросль литераторов, создавая иллюзию, будто только эти направления творчества сулят сегодня успех у читателей.

Заметим, что подобные произведения, как бы виртуозно они ни были сконструированы и каким бы изощренным языком ни написаны (взять, хотя бы, «Страшный суд» В. Ерофеева), никак не могут воздействовать на «благонамеренного» читателя, привыкшего отдавать предпочтение классике.

* * *

Хоть и с натяжкой, но можно все же утверждать, что именно отсутствие четко выраженного (и по сути, того же «положительного») героя заставляет и башкирских писателей чаще обращаться к прошлому народа, где они чувствуют себя более вольготно, нежели во дне сегодняшнем, создавать так называемые «исторические» произведения – все больше романы. Я имею в виду и покойного Булата Рафикова, и ныне здравствующего Яныбая Хамматова, и прозаика, работающего в жанре исторического эссе и научного исследования Зигата Султанова, и некоторых других.

Современность, современные живые герои, по существу, довольно редко становились объектами пристального внимания (тем более, психологического исследования) в книгах наших литераторов. Вот почему до сих пор изучаются в школе и представляют несомненный интерес в плане художественном повести и романы С. Агиша («Фундамент»), А. Вали («Первые шаги», «Цветок шиповника»), К. Мэргэна («На склонах Нарыш-Тау»), Б. Бикбая («Когда разливается Акселян»), А. Бикчентаева («Лебеди остаются на Урале»); произведения писателей более молодого поколения, нежели вышеназванные, — Фарита Исангулова, Нугумана Мусина и др. Хотя, следует отметить, произведения этих писателей еще несли в себе приметы ученичества и постепенного постижения литературного мастерства.

Большой резонанс получили последние романы Диниса Булякова «Жизнь дается однажды» и «Пришелец» – именно в силу того, что он пытался вникнуть в живые черты своих сегодняшних современников, в том числе, представителей научной и творческой интеллигенции.

С обретением гласности возникла надежда обрести и независимую литературную критику. Однако произошло нечто совершенно непредвиденное: мы потеряли и ту критику, что имели. Можно с уверенностью утверждать, что она сегодня вообще сошла на нет. На место критики (в понимании Белинского) пришло описательное литературоведение, которое пересказывает содержание произведения и затем по-своему истолковывает под видом художественного анализа.

И еще одно характерное явление: почти все бывшие литературные критики сами стали писателями и теперь создают рассказы, повести и романы. Это и Г. Хусаинов, и Р. Баимов, и Т. Кильмухаметов...

Причины исчезновения с нашей литературной почвы критики лежат на поверхности: никому не хочется подпадать под агрессивные нападки «обиженных и оскорбленных» авторов, от которых прежде оберегала партийная опека, а теперь не ограждает никто. Кому хочется быть объектом подобной агрессии? Кому хочется превратиться в изгоя на почве родной литературы?.. Вот почему «свободные» от всякой критической оценки авторы все больше уверяются в своей даровитости и значительности. Выход одной единственной и зачастую весьма посредственной книжки дает возможность войти в число «известных», а следовательно, стать кандидатом в члены Союза писателей. А там – и право на выпуск следующей рукописи без всякого обсуждения; там и возможность выдвинуться на премию, а также право на проведение шумного юбилея с массами комплиментов и подношений в адрес юбиляра и т. п.

Как-то разом, один за другим, ушли из жизни русские литераторы старшего поколения. Но, как говорят, свято место пусто не бывает. Подпирают их возрастом такие прозаики, как Геннадий Баннов (1928), Леонид Лушников (1929), Рим Ахмедов (1933); в «живых классиках» ходит поэт Александр Филиппов. На этом фоне уже просматриваются молодые авторы, поэты и писатели, философы и эссеисты, которые пока больше печатаются в газете «Истоки» да в выпусках «самиздата», но завтра, несомненно, станут костяком русской литературы республики. Хорошую роль в смысле становления этих литераторов играет работа студии молодых при Союзе писателей Башкортостана. Живет самодеятельный кружок «молодых», возглавляемый сотрудником «Вечерней Уфы» А. Касымовым. Словом, горизонты нашей литературы обозначены достаточно зримо. Вот почему открытие русского общественно-литературного журнала «Бельские просторы» представляется не только своевременным, но и крайне необходимым. Разумеется, он был нужен во все времена. Но именно сейчас, когда истинная культура и литература ведут сражение за умы и сердца людей, появление его на окоеме словесности – как башкирской (в переводе), так и русской – является особенно важным. Сегодня резко возрастают роль и значение секции переводчиков при Союзе писателей РБ (руководитель – Г. Шафиков). Впервые появляется возможность широко и всесторонне представить многоязычному читателю произведения русских, башкирских, татарских и иных писателей. Это – журнал для всех. Журнал для литераторов и театроведов, искусствоведов и музыковедов. Журнал для политических обозревателей и философов. Словом, для всех тех, кто владеет пером и умеет оригинально мыслить. И потому хочется всем нам пожелать счастливого пути и свободного фарватера.