Ульяна Карпова

Владея тишиной. Стихотворения

***


Мостовые – подмостки свершений и судеб,
Брошен камешек в воду, с надеждой на всплеск,
Это август, в котором нас больше не будет,
Пишет рябью речной бесконечный гротеск…



Отражения лиц в сетке водных каналов.
Как же франту понять, что скрывает вуаль, –
Небеса ли, которые я не искала 
Или сердца чужого разбитый Грааль?



Ни к чему эти чаши, застыла инфанта:
Ленты, бусы, шнурки, так смешон антураж…
Но дышу тобой, имя, хранящее Гранта,
Но бегу за тобой на последний этаж.



Где увижу, как город сожмётся до точки,
Чтобы лунным бутоном во мгле расцвести,
Он рождается вновь, и не вспомнит ни строчки
Тех, кто встретился с ним, с кем ему по пути…



Все равны в этом мареве, светлом и зыбком,
Не заметив начала, забыв о конце,
Мы нырнём в глубину, как прозрачные рыбки,
Чтобы плыть бесконечностью в звёздном венце



Над исхоженной плотью ночных тротуаров,
Над последним теплом ускользнувшей руки…
Это август, в котором от бликов пожара
Возгораются искры стихов – мотыльки…


 


 


СЕРЕБРО


 


Счастье – кусочками драпа цветного,
Мелкой монетой пустого двора,
В Городе камень – холодное слово
Петра.
Улица – бархат карминной страницы,
В каждой ладони – морская печать,
Смеет ли вновь перелётная птица
Кричать?
Тень на подмостках распята ветрами,
Остров крестовый, побитый кадет,
Ищет предзимье в стареющей даме
Валет.
Кто с тебя спросит, беда – непогода?
Моросью тонкой гуляет строка,
Впишет поэт в равнодушие сброда
Века…


 


***


Метро. Макдональдс. Мефистофель.
Зубрят дожди движенье сфер.
Ожог плеча. Туманный профиль.
Любви несбывшейся пример.
Ладонь и лист. На мокрой сцене
Не притяжение земли –
Двух петербургских улиц тени
Меня в судьбу свою вплели.
Свободы сладкое лекарство,
Столь ожидаемый итог, 
Теряешь всё, коня и царство,
Осенний остров, кряж, порог…
Глоток «Аи»… Воскресший тенор
Коснётся шёпотом виска,
Кафе-каюта – край Вселенной,
Где ты твердишь: «Века, века…»


 


ЧЕТВЕРГ


 


Моё существование не стало
Твоим существованием, отнюдь!
Четверг накроет белым покрывалом
Лазоревую скомканную муть.
И вздрогнет день, и спрячет свои лица
В продрогшую прозрачную ладонь,
Нет ничего, что вечно будет длиться,
Есть только то, что связано с тобой – 
Печаль шарманки, ветер, птичий гомон,
Случайный блеск огромных чёрных глаз…
И – влажный лист, что временем разорван,
А в нём плывут, летят обрывки фраз...


 


МИНОТАВР


 


Корка талого неба на белой тарелке,
Четверги, вилка, ножик, обед без приправ,
Циферблат заморожен полуденной стрелкой,
В лабиринте салфеток живёт Минотавр.
Лёгкий шарф обозначил присутствие кресла,
Обогнул, словно остров, кирпичный проём,
Я в какой-то из дней этих светлых воскресла,
Чтоб понять, далеко ли с тобой заплывём.
Одичавшие розы и сотни отмычек,
Дебаркадер не в шутку наметивший курс,
Корка талого неба с душой черепичной,
Преднамеренно сжатый иголками пульс, –
Всё осталось на прежних местах и без толку
Отчеканивать имя твоё на листе, –
Полдень выльется из апельсиновой дольки,
Южным ветром на крышах начнёт шелестеть.
Я и ты. Адриатика нам не поможет,
В лабиринте салфеток уснул Минотавр.
Слышишь, сердце стучит под звериною кожей
Хроматической гаммой на восемь октав?


 


***


Всю ночь под деревом сонным
Вода шелестит тревожно,
И дерево то огромно,  
Обнять его невозможно…
Луны колесо чуть слышно
Скрипит на дороге тёмной,
Летучая мышь скользнула
Из вечной каменоломни…
Сыреет колодец… горы
Рожки в облака вонзают,
Там пряное сердце ветра
В беззвучии угасает…
Зачем же строкой печальной
Смущаешь покой напрасно,
Огонь, за туманной речкой,
Двойник мой в лилово-красном…


 


НЕСБЫВШИЙСЯ  СНЕГ


 


Чёрный снег не уйдёт,
Он останется здесь навсегда.
Как несбывшийся танец,
Как вечер на старых задворках.
Вся надежда на ветер,
На это промозглое «да»,
На апрельский пейзаж,
Разбавляющий тёмную корку.



Только время застыло,
Поэтому солнце не в счёт,
В отцветающем небе 
Ещё фонари не погасли.
Сколько в лес не смотри,
Но вода всё равно утечёт,
И скрипучие двери
Придётся задабривать маслом.
Чёрный снег… или миф
О расхлябанной странной душе,
Заигравшейся в вечную жизнь
И забывшей о смерти,
Для которой не точка звезды –
Голубая мишень,
Для которой вагоны
Стучат утешительно – верьте…
Чёрный снег не растает.
Да Бог с ним, какая беда?
Если вечером поздним
Ты снова шаманишь на кухне,
Разбивая тарелки, а я говорю –
«Ерунда!»
Потому что во сне мне не жалко
Старинную рухлядь.


 


***


На пятнадцатой миле,
Сняв свои рюкзаки,
Мы как свечи застыли
У холодной реки.
Август свежим початком 
Кукурузных полей
Облака напечатал,
Словно клин журавлей.
Знаешь, был ли ты город,
Где омела цвела,
Где оранжевый короб
Стал мне вместо стола,
Был ли пухом над крышей
На седьмой широте,
Ты всегда меня слышал,
Звал к осенней воде.
В это тихое место
Уходящего дня,
Чтоб лисою воскреснуть
И не вспомнить себя,
Плыть туманом бесплотным
По твоим берегам,
Лечь листом в подворотни,
Что укроют снега…


Мы как свечи, как чаши
В Гефсиманском саду,
Там, в больном настоящем,
Пепел сеем в гряду,
Здесь в ладонях, так странно,
Зеленеет мускат,
Шепчем в Лету – осанна,
Ускользая в закат.
Небо – бархат бумажный,
В озимь белым цветёшь,
Будешь отроком в каждом,
Кто изменчив, как дождь…
Рваный травник, соломка
Пожелтевшей земли.
Сны – беззвучная ломка,
Мили, мель, корабли


Ускользают с ладоней,
Как пятнадцать – без слов,
Я покинула дом твой,
Август, зверь-птицелов,
Но ты ближе, дороже,
Чем девятая жизнь,
Словно солнце под кожей,
Переплавишь ножи
На беспечные ливни,
Что зальют тайный ход,
Лишь безмолвно кивни мне,
Подарив ещё год.


 


***


На окне твоём трава
Пахнет снежной акварелью,
Проплывают острова 
Под январской колыбелью,
Вслед за лунной головой
Закачается цветочек,
Время ухает совой,
Чуть коснувшись сонных мочек…
Устою – не устою…
Шум последнего трамвая…
День уселся на краю,
Головой дурной кивая…


 


***


Владеешь только тишиной,
А тишина, как вата,
И лепишь, лепишь из неё
Кусок небес покатых.
Краюху хлеба вечер спёк
Под всхлип ладьи сосновой, –
В котомку сдобу, и вперёд
Свет рисовать по новой.
Блуждая от строки к строке,
От памяти к забвенью,
Вновь удивляешься реке,
Плывёшь с листком осенним.


Но если всё обречено,
Агонии не нужно,
Смирение – веретено
Воронкой ветра вскружит.
Воды прохладная ладонь
Пригладит берег сирый,
Владеешь только тишиной,
А тишина – всем миром.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера