Неотправленное письмо. Стихи

 

РЕТРО

 

я тебя не просил мне поклон посылать

из далёкой страны, где когда-то давно

мы делили с тобою чужую кровать,

покупали на Рижском вокзале вино

и сухие грибы в овощном на Тверской, –

сумасшедшие деньги – полтинник стакан!..

мы с тобой не могли надышаться Москвой

и срывали в курьерском вагоне стоп-кран,

возвращались, ликуя, в сиреневый рай

и летела в лицо тополей шелуха –

ах, какой это был ослепительный май!..

пропадали ночами на ВДНX,

умыаались росою в предутренней мгле,

беззаботно смеялись, считая гроши,

и шагали в обнимку по мокрой земле

под торжественный марш поливальных машин.

и плевать, что кричал нам сосед за стеной,

мир лежал на ладони – доступен и прост,

я был мужем тебе, ты была мне женой,

был Арбат, Маросейка и Каменный мост,

уводящий в кирпичные склепы дворов,

где рассыпчатым эхом кружились слова –

ну и пусть! мы с тобой говорили без слов

и сгорали, друг друга коснувшись едва...

что он там понимал, этот старый сатир,

заплутав в закоулках недоброй молвы!.. –

под кухонной бронёй коммунальных квартир

нам стучало беспечное сердце Москвы

и сердца отвечали ему в унисон,

...и сердца отвечают ему до сих пор...

 

Это был, – написала ты мне, – только сон...

 

...расстоянью и времени наперекор

мы идём, укротители сьёмных квартир,

мы теперь неразлучны во веки веков! –

мы идём по Москве в наш сияющий мир

под тугое фанданго твоих каблуков!..

 

 

 

ЕЩЕ  РАЗ  НЕ  О  ТОМ…

 

«Но это не любовь, ты мне поверь...»

                                          Анастасья

 

да верю, верю! – где же тут любовь!..

 

...в наушниках, под скрипочку Корелли,

листаю книжку о здоровой пище,

и хорошо бы разгрести грязищу,

составить расписанье на неделю,

и надо бы в камин подбросить дров:

борзеет за окном – то льет, то свищет,

и пагуба чужих страстей сочится

из бесконечной ленты CNN...

и надо бы кота спихнуть с колен,

послать всех на…, послать гонца за пиццей

и ярко осветить свое жилище!..

 

...и выдавить тебя, как гнойный прыщик,

из памяти.

 

ЧИСТЫЙ  ПОНЕДЕЛЬНИК

 

в глухое воскресенье шершавого начала,

когда мышкует сердце и бьется за флажком, –

застенчиво и страстно, она еще звучала –

мелодия надежды под сломанным смычком:

 

«...скажи мне, что случилось?!

скажи – еще не поздно!

скажи – мы все наладим,

скажи, что ты со мной!..

я приласкаю нежно

и вытру твои слезы,

ты только, Бога ради,

не прячься за стеной...»

 

но падали минуты в колодец ожиданья,

и солнце, утомившись, ушло за небосклон,

и звезды равнодушно рассыпались за гранью,

где таял звук последний, переходящий в стон.

 

...и, раненный смертельно, он бился у порога,

где меж двумя мирами мерцал пустой экран.

был Чистый Понедельник –

                           бессмысленный и строгий,

и в обнаженном свете – коварство и обман.

 

отказываясь верить, он бормотал невнятно,

и называл любимой, утрачивая нить,

срывался вдруг в реальность

и вновь спешил обратно,

и маятник качался...

 

и надо было

жить.

 

В  ЭЛЕКТРИЧКЕ

 

спелый снег деревья дачи

телеграфные столбы

          захлебнулась песня плачем

          взвилась песня на дыбы

          зазвенела и умолкла

          грудь отчаяньем стеснив

и повис во мраке волглом

незатейливый мотив

          заболоченные дали

          отворялись предо мной

          с покосившимся вокзалом

          с криво вляпанной луной

и до звёздного порога

столбовая сырь да ржавь

          да скажите ж ради Бoга

          неужели это явь

рвалась песня из постромок

а попала в закрома

          я и сам теперь обломок

          я и сам схожу с ума

          я и сам в неслышном плаче

          подымаюсь на дыбы

спелый снег деревья дачи

телеграфные столбы

 

ИГРАЮ  ГАММУ

 

распиливаю дерзкий звукоряд
на лакомые мелкие кусочки
на колкие нейлоновые строчки
рахат-лукум и прочий рафинад
и публика сморкается в платочки
доверчиво вникая в заморочки

а я играю гамму наугад.

 

ТАНГО

 

         «тайна, которую танцуют двое»  

                            Неизвестный автор

 

черной тропической ночью

на палубе «Карнавала»

всхлипывает укулеле:

porquе... por que? – amor...

взнузданы знобким ритмом

оливковая Роксана,

медная Консуэла

и шоколадный тапeр.

режет амиго танго

по кромке воспоминаний

про изумрудные дали

беспечного бытия:

под парусами Грея

юнгой первого ранга

плыл по волнам удачи

в неведомые края...

расстeгивает все слаще

пуговицы соблазнов,

нелепо и простодушно

вживаясь в чужую роль,

где золотые цепи

и деревянный ящик,

казенная путь-дорожка,

несбывшаяся Ассоль...

 

гулко вздыхают конги:

любишь Гарделя, гринго?!

– шаг, ещe шаг, и резкий –

как взмах ножа – поворот.

прикосновенье ранит,

оба уже на грани,

глядя в глаза друг другу

россыпью звездных нот.

 

пей же, карибский динго,

с бывшим московским волком

местный тройной возгонки

грусти наперекор.

вытри глаза – что толку!

на карнавале жизни

лучше сыграем в бинго:

«porquе... por que? – amor...»

 

«Carnival» – круизный лайнер;

укулеле – разновидность гитары или банджо;

конги – африканские барабаны;

гринго – белый американец (исп. слэнг);

porquе... por que? – потому что... почему?  (исп.);

местный тройной возгонки – ром;

бинго – азартная игра;

Карлос Гардель (1890-1935) – легендарный певец и композитор, отец Аргентинского Танго.

 

ДВЕ  КОСИЧКИ

 

                 Г. Шпаликову

 

на дворе распогодилось,

на душе полумрак.

ты сказала, как водится,

что я глупый дурак.

 

две косички –

два бантика,

два мышиных хвоста

и конфетные фантики

в двух шагах от куста.

 

целовались украдкою,

говорили слова,

и движеньями сладкими

прикасались едва...

 

две косички –

два бантика,

два мышиных хвоста

 

...вот такая романтика

в двух шагах от полста

 

ЭРОТЕСКА

на сиреневой ладони

нас качала тишина

было призрачно на зоне

 

самодельного вина

не хватило неизбежно

и в глазах твоих испуг

затаился меж нездешним

и томительным  «а вдруг...»

 

и дыханием коротким

отвечала нам вода

и привязанная лодка

уплывала в никуда

 

ГЛЯДЯ  В  ЗЕРКАЛО

...и твой вагончик тронется с ума,

движеньем обижая перспективу,

и желтая брюхастая болтва

потянется вослед локомотиву.

 

полей рояль сварганит петушкан

и в лужеватой пройме небосини

натужно ухнет барин в барабан,

умильно провожая на мякине.

 

и супоросый сыщется предел,

и мескалин застенчиво смаячит:

на выпас, падла, в грешневый продел,

без умысла и права передачи.

 

 

НЕОТПРАВЛЕННОЕ  ПИСЬМО

 

я тебя не любил. никогда. ни минуты.

принимал твою плоть, как лекарственный чай.

заставлял говорить, как давала кому-то

и тогда ты просила: дождись, не кончай.

 

не о том я, прости... ты со мной разделила

одиночество. похоть. движение вспять.

за кулисы сознанья, где все уже было:

полстакана мечты и конкретная б…ь.

 

как запал на нее! – не в обиду, подруга.

ты же знаешь и помнишь, как плакал навзрыд.

и часами бубнил, возвращаясь по кругу

в тупики отношений, взаимных обид...

 

ты дарила тепло. терпеливо внимала.

я привык к обожанью. привык быть большим.

ты была для меня порошком люминала.

безымянным разъездом «москва-тетюши».

 

поезд двинулся, медленно ход набирая.

покатился по рельсам, меняя маршрут.

но не я пассажир – ты вернулась, родная.

в настоящее время. где любят и ждут.

вот и все. я один на промозглом перроне.

позади ничего. впереди пустота.

кто рожден быть повешенным, тот не утонет.

 

...почему-та-не-ты? почему-ты-не-та?..