Колпак. Стихотворения

КОЛПАК

Как река, история глубока,

совпадения в ней случайны.

На подкладке у колпака

значится: made in China.

 

Вы утверждаете, что колпак -

настоящий фригийский.

Вы ошибаетесь, это не так.

Бросьте свои приписки.

 

Тот колпак уж давно истлел.

Давняя парадигма,

как наконечники древних стрел,

в целом декоративна.

 

Может, напрасно. Ну что ж, ну что ж,

кто б вас поймал на слове.

Слава богу, колпак - не нож

и не требует крови.

 

Слава богу, он не кольцо,

даже не балаклава.

И под ним заметно лицо;

не безадресна слава.

 

 

Слава богу, колпак - не флаг.

(те безвольно обвисли):

ничего под себя, дурак,

не требует, кроме мысли.

 

 

***

Птица зовёт во тьму,

к школьной доске.

Птица поёт тому,

кто ходил в рюкзаке.

Кто ходил на диктант,

как последний связной.

У кого "тик-так"

щёлкало за спиной.

 

Птица зовёт к себе,

на зелёное дно.

Слово - не воробей.

Кто же тогда оно?

Разбирайся сама:

закрывай тетрадь.

Неучение - тьма.

Повторенье - мать.

 

ЗОЛОТНИК

Дождь на зелёный массив

вылил канистру.

Спи, светлячок, погасив

тёплую искру.

Хватит казаться светлей,

сядь под оградой

с древней сивиллой своей,

кумской цикадой.

«Знаешь, сивилла-кума?

Стало кромешней.

Зреет лиловая тьма

сладкой черешней».

«Лапку давай, баловник,

ляг на пригорок…»

Мал светлячка золотник.

Этим и дорог.

 

***

Тело исчезнет, а память - обман.

Всё. Это лёгкие правила.

Братское кладбище - каждый каштан,

свечи из белого гравия.

Крепкие столбики их пирамид

сложены в шкаф несгораемый.

Рядом зелёная ветка шумит,

словно боец легкораненый.

Будучи спрошен - откроет пароль,

только меня не заманите:

память без тела - фантомная боль.

Тел не бывает без памяти.

 

***

Появляюсь в окне, хлебосольное вскинув ружьё,

словно дождь, а не дева.

Ловко делаю чёрное, мокрое дело своё.

Быстро делаю дело:

добавляю шумов, окунаю в густые моря

и с девятого вала

отвечаю за всех, кто захлёстнут.

Точней говоря,

разеваю хлебало.

Мне охота взахлёб воспевать эту хрупкую жизнь,

но уже подыхаю.

И к распахнутой форточке губы на миг приложив,

только смех выдыхаю...

 

***

как грозой небеса намолнит,

как хватать перестанет свету,

пушкин дону хуану молвит:

что-то рана моя ноет -

та, которой ещё нету

дон хуан головой качает,

долго думает, отвечает:

то не рана твоя ноет -

донна анна по мне воет

донна анна, моя травка,

золотая моя девка

между нею и мной - давка

между мной и тобой - сделка

в голове у меня каша,

но одно я скажу точно:

уважаемый дон саша,

ты ещё поживёшь

точка

а пока за твоим садом

донна анна растёт по следу,

я ещё посижу рядом,

подышу травяным ядом

подожду кастанеду

 

АБРАКСАС

Щёки сухие – значит, уже не плакса.

Слёзы подсохли – то есть, не на виду.

Чтоб не забылось имя твоё, Абраксас,

я повторял его каждый день в году.

Здесь чешуи твоей голубая смальта,

здесь твои очи жёлтого янтаря.

Имя твоё, Абраксас, - восьмое марта,

первое января.

Соль на щеках – печать твоего налёта.

Я продолжаю, чтоб не сойти с ума.

Имя твоё, Абраксас, сегодня - лето.

Завтра – уже зима.

 

***

Созрела листва. Печальней,

темней её перекат.

Тесны, как исповедальни,

немые липы стоят.

И грозные боги листьев

внезапно стали нежны:

окошки себе расчистив,

прильнули с той стороны.

Глазницы, чуткие уши,

зелёные кости лбов...

 

Что поздней окраски суше?

Что властной их ласки хуже?

Родительская любовь.

Вот: сыплется сквозь ограду,

к асфальту на простыню...

 

Но нет. Не войду. Не сяду.

Не будет со мною сладу.

Ни слова не пророню.

 

НИТЬ

На живую, белую нить

зашивая наши сердца,

нам желают: не говорить -

договаривать до конца.

 

Речь же, в сущности, не о том,

как срастётся. Важнее жест:

зашивают его крестом,

но не ставят на сердце крест.

 

Легче сущее починить,

чем творить в пустоте котла.

Просто белая будет нить

там, где красная нить была.

 

СЛОВО

Вечер мой изобилен

краскою сине-белой.

Мягко летает филин

книгою обгорелой.

Возится где-то в сучьях,

на рукавах у леших,

 

только одно озвучив

слово из уцелевших.

 

Как из трубы камина -

в чёрные сейфы леса,

мыши мелькают мимо:

«Мы – прожжённая пресса.

Свежий вечерний выпуск

сам прилетает на дом…»

 

Слова зазря не выдаст

тишь, которая рядом.

 

Сделайся глух, тетеря, -

и с высоты суровой

прямо к тебе на темя

выпадет пепел слова.

 

ВЫМЫСЕЛ

В этой школе зелёной,

где душа моя числится,

здравый смысл, оттенённый

столь же здравой бессмыслицей,

на уроке преподан.

И психея-мистерия

к этим двум антиподам

ощущает доверие.

 

Что из этого вышло?

Ни простого, ни дельного.

В высшей школе - тем выше,

чем внушительней дерево, -

если разум и вывелся,

то немедленно слился

с человечками вымысла

(не лишёнными смысла).

 

Понимание разово,

но спасительно. То бишь,

сон цветущего разума

освежает чудовищ.

Над столами земельными

пусть играет семейка

с полосатыми мельбами,

словно с тиграми Блейка.

 

ГОРТЕНЗИЯ

Перекипел травяной бульон,

щедро забрызгал стены.

Запахи лета венчает он

шапочкой белой пены.

Пухлой гортензии облака,

видимо, не полезны.

Кто-то снимает их с кипятка

чёрной шумовкой бездны.

Накипь навариста и густа.

Но простодушна вера,

что где-то спит в глубине куста

розовая Венера.

Дремлет, но если внутри канвы

быстро иссякнет нега, -

личико высунет из листвы

и улетит на небо.

 

ЗАЛП

Когда в зимовочную ночь

ты смотришь, например

всю маскировку сдуло прочь

и столько звёздных жерл

в тебя нацеленных, что ой

увидел бы, сказал

но снег не тает под тобой

и скоро грянет залп

и станет легче, словно жгут

наложенный исчез

пока перезарядки ждут

орудия небес.