Людмила Александрова

Прости меня, мама, что я влюблена в идиота. Стихотворения

ПРОГАРЫ 

 

Скоро мне петь.

Фальшивя на каждой строке,

Не нащупав спасенья и ритма.

Скоро смотреть

Глазами побитой собаки

И тихо скулить.

С золотом медь

Путать и путаться

В прожитом или пробитом

Словом навылет непрожитом.

Смея гореть

Только подспудно и скрытно,

Не выдав ни жестом

Взятых обетов, ответов,

Отныне и впредь.

Как торфяные пожары

Под палые листья 

Прятаться, 

В зиму уйдя 

Под сугробы

Чадить и болеть.

С талой водой не утихнуть,

Оставить прогары

Под каждой поляной,

Забывшись, 

Спеша зеленеть.

Не наступи, не приляг 

На медовые, пряные травы –

Ухнешь в прогар,

Не успеешь себя пожалеть. 

 

 

? ? ? ? ?

 

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Милая? Вилами по воде

Писано. Слизано соли пуд

С белого, с нежного, лишний труд.

За текилой граппа, всё по сто.

Не разводят заполночь — нет мостов.

Зря ты кнут закладывал, что ж пенять?

Некого за пряники выкупать.

 

 

 

ЩЕЛКУНЧИК 

 

Вот он, смотри, беспорядочно добрый и тёплый.

И в горле ком, и осиновый кол между рёбер.

Хлесткий удар по руке не протянутой. Вопли

Внутренней стражи: "Стоять!". Кто здесь унтер, кто обер?

 

Как на параде у Павла, и грустно, и гнусно.

Фрунт и шагистика, спины упрямые прямы.

И так красивы мундиры, и небо так пусто,

Будто святые все сброшены в адовы ямы.

 

С нашей рождественской ёлки орех золочёный

Будет раскушен щелкунчиком, малым не промах.

Сабельки детские, крысы и камни в короне,

Ставшие вдруг леденцами. Сыреющий порох

 

В подполе старом — не жди, фейерверка не будет.

Малый уже расколдован, и утро светлеет.

Что он тебе, самый рыжий? Сморгнёт и забудет

Сон беспокойный. И станет чуть-чуть холоднее.

 

 

 

? ? ? ? ?

 

Бродит по дому босая и глупая осень.

Жарко целует в плечо, горячо шепчет на ухо: "Брось!"

А я и не помню, не верю, не требую вовсе.

Я и гадать-то забыла сбылось-не сбылось.

 

Пахнет дождём, мокрым мхом. И забрызганы соком

Алым брусничным как кровью ботинки. И зря

Чайник кипит. Свет не гаснет. Привычно бьёт током

Переключатель на плитке. Молчишь с сентября

 

Прошлого года. Ой ли! Позапрошлого года.

С долгой дороги в недолгий без отдыха сон.

В доме моём только осень. Ни лодки, ни брода.

В стылую воду и вплавь. И ко дну. Не спасён.

 

 

 

ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ 

 

Степь, ни шороха, ни ветерка, только с корнем

Вырывает. Гнёт к пыльной земле. Выгибает в дугу.

Покорёженный ствол. На него две  сухие ладони

Положи и присядь на дорожку. Я даже смогу

 

Улыбнуться и взглядом холодным до двери

Проводить и не крикнуть, не вздрогнуть, не дёрнуть плечом.

Если б вера могла мне помочь, я, клянусь, перестала бы верить.

Мне не нужно опоры, не нужно поблажек ни в чём.

 

 

КАРЕНИНА 

 

Быстрей, всё быстрей на перрон и до поезда!

Не успеваю схватить себя за руку.

И не споткнулась, а он уже тронулся.

Значит, не зря. Значит, так оно задано.

 

У мирозданья попробуй не выучи!

Если сорвёшь, повторишь, не отвертишься.

В ночь, до крови, в губы, в шею, да в чьи ещё!

Поровну мошкой летишь, лампой светишься.

 

Если вину так приспичило чувствовать —

Чувствуй свою и ничью больше. Радуйся,

Что дела нет никому, а не грустно ли,

И обойдётся ворованной фразой, и

 

Неподходящей цитатой отвертишься.

И будто в море — в толпы вокзальные.

Не прикрывайся орлами и решками —

Хватит, давай, выполняй то, что задано.

 

Как их здесь много всех! Ропотом, рокотом,

Здесь говорящие головы гроздьями!

Между лопаток моих полушёпотом:

«Очередная Каренина. Брось её!»

 

 

? ? ? ? ?

 

Мне не стать победителем в этой игре —

Не из тех, у кого не дрогнет рука.

Я хотела бы просто лежать на траве,

И смотреть, и смотреть, и смотреть в облака.

 

Я не знаю ни правил, ни верных ходов,

Ни зачем мне на кон поставленный приз.

Если гвоздь навылет пробивший ладонь

Искупает грехи, то смирись и молись.

 

Но по мне, милосердней Лонгина копьё,

Чем себя истязавший «терпел, нам велел».

И с грехом пополам мне на имя твоё

Выпадает только бубновый валет. 

Я хотела бы просто, но выйдет сложней,

Чем распутывать можно узлов не рубя.

Я сквозь сито наполненных радостью дней

По крупинке отсею себя от тебя.

 

И когда моя гордость мне смертной бедой

Станет, камнем могильным придавит к земле,

Я и в мыслях последних не буду с тобой.

Разве есть победители в этой игре?

 

 

? ? ? ? ?

 

В безжалостном утреннем свете

Виднее твои морщинки

И складки у губ. Любимый!

Вчера ещё был так юн!

Разят золотые копья,

Кружат в ка-матэ пылинки.

Но рано еще — до победы

Им тысячи новых лун.

 

Я помню, мы были вечно.

Но, кажется, мы взрослели,

Теряя по капли нежность,

Чужих не считая ран.

Ты ставил в вину беспечность,

Что пили всегда и пели.

А мне не нашлось бы дела

Вне наших с тобой нирван.

 

И вот, нам с тобой под тридцать.

Мы оба с тобой неправы.

Ты скучен и пуст, я слишком

Крыловская стрекоза.

Любимый, зима не близко.

Однажды пожухнут травы.

Но холод теперь откуда?

Что скажешь кому за глаза?

 

Что чаще всего ты помнишь?

Я помню все сонным утром

Прощальные поцелуи

Правее чуть-чуть виска.

И виски на вечер, к слову,

Паршивый, дешёвый виски.

Я помню альпийских маков

Прозрачность в снегу у скал.

 

Я греюсь об эту память

Пока стрекозиный домик

Свой строю, теряя крылья.

Всё крепче стою на ногах.

Я первая сверх-имаго:

Я дальше зашла финала.

Пылинки танцуют. Пылью

Всё станет — мы пыль и прах.

 

 

? ? ? ? ?

 

Ведь есть на свете и другие города.

Машины, самолёты, поезда...

Пол дня, а то и меньше — и айда

Гулять по улицам, где даже ни следа,

Ни тени тех, кто больше никогда

Не будет тебе близок, дорог. Да?

И солнце в лужах, талая вода

Как сердце отогретое. Вреда

Не будет от улыбок. Не беда,

Что путь обратно легче, чем туда,

С кольцом всевластия на пальце. Ерунда.

Глаза закрыв. На вдохе. Любишь?

Нет.

 

 

? ? ? ? ?

 

Не целовать тебе губ — так кури сигары!

Не обнимать тебе плеч — так танцуй пачангу!

Пей "Cuba libre" и в звоне чужой гитары

Песен его не ищи. Не пришёл — не жалко.

 

Он каждый день надевал на тебя санбенито.

Будь благодарна — и жёлтый идёт, и красный

К рыжим кудрям и к крови на гранитных плитах.

О, по-испански жар смертный — и то так страстно

 

Шепчет. Ласкает. Срывает из шерсти платье.

Через века и воды, и беды, бездны,

Через глаза и руки — его объятья

Помни. Кури, танцуй, пей и будь любезна,

 

Не замирай у края. Земной, небесной

Кары не кличь на тех, кто тебя калечил.

Слушай внутри океаны. А сердцу тесно

Станет — смотри на звёзды над ветром встречным.

 

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ 

 

Я липну к тебе будто снег к лобовому стеклу.

Ты дворники включишь — ты скажешь, что любишь другую.

Но я не поверю, я даже тебя поцелую.

И спрячу своё наболевшее в дальнем углу,

В котором, придётся признаться, не часто бываю.

Ты будешь бояться, что я о тебе вспоминаю.

А я... Я меняя пластинку сломала иглу,

 

И мой патефончик старинный уже не играет.

На завтра + 8 в прогнозе. Снег первый растает.

Он тает всегда. Не со зла. Он не может быть к злу

Причастен. Увы, не сезон. Но куда тебе деться от грязи?

И в этой связИ, а вернее, внутри новой свЯзи,

Ты будешь жалеть о снежинках, прилипших к стеклу.

 

 

? ? ? ? ?

 

Мама, не бойся, что я влюблена в идиота.

Я тоже не сахар, к тому же, люблю не взаимно.

Мы видимся изредка, чаще всего по субботам.

Обидно, досадно, но ладно. Зато не противно,

 

Как было бы вдруг просыпаться в ненужной постели

С ненужным, неискренним, нервным, ни капли не близким.

Не верить себе и приметы болезни на теле

Искать, заливая пожары небавленым виски.

 

Я сяду на скорый в Иркутск и уеду на небо –

Летать над Байкалом и пиками Хамар-Дабана.

Я помню, что это нельзя, и что это нелепо.

Но надо же как-то себя выгрызать из капкана.

 

Там мальчик живёт, его мама пишет иконы,

А сам  он умнее, чем я в его годы, на горе.

Там девушка есть, и она отменяет законы,

Она с тяготеньем земным даже может поспорить.

 

Их много ещё там, других, тех, кто чище и проще,

А я привезу с собой вытяжки син и пейота.

Я спрячусь как в панцирь в луга, перевалы и рощи.

Прости меня, мама, что я влюблена в идиота.

 

 

 

ШАР-В-ШАРЕ 

 

История наша – безделица, странный шар-в-шаре.

Когда-то весь ровный и гладкий – всё мимо, всё вскользь.

Мы долго сверлили до самого центра вначале.

Туда, где любовь? Где бы нам не пришлось,

 

Казаться друг другу чужими, ходить не касаясь

Друг друга ни взглядом, ни тенью, не то что рукой.

И вот - сердцевина готова. Но что нам осталось?

За первым вытачивать следующий вычурный слой.

 

За трепетом нежность, за нежностью, кажется, верность.

Потом понимание, после круг общих друзей.

Шар в шаре, и в шаре, и в шаре, и в шаге от цели,

Узор всё затейливей, тоньше, проколы острей.

 

Китайские резчики знают, как всё это сложно:

На ощупь, чуть мимо – и вдребезги хрупкая кость.

Осколки красивы. Но, боже мой, как безнадёжно

Мало и нелепо то главное, чем нам жилось.

 

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера