Мы краем шли к раю. Стихотворения

* * *

Мы краем шли к раю.
Корочки снега хрустели,
и под ногами корчились
трупы грешников.
Мы взяли свирели,
а с ними и молитвослов - 
прародителя всех решебников
от чужих и своих грехов.
Сквозь высокие стволы ели
мы брели по мели - 
сюда ведь хлынули воды,
а солнца свет озарял наш путь,
пробиваясь через листвы своды.
Мы - не Жаки Брели,
но тоже просили не оставлять нас любовь - 
и не давать нам свернуть.
И с теми словами мерно
и с верой
подымались, и опускалась тихо грудь.
 

Свет конца света
тем летом
давал нам надежду попасть в рай.
Птицы распевали нам дорогу,
а жители деревень благословляли нас
и выносили отведать каравай.
Мы заходили к ним в гости
и за порогом
у них мы нюхали веселящий газ,
затем играли в кости
и как-то раз
мы чуть не проиграли свою безгрешность.
Но нас поняли
и отпустили в вечность,
дав в дорогу тарантас.
А там наступала и весна.
По весне
мы трудились, как и все - 
Бог дал день.
Тех, кто умер в труде - 
благословляли - 
на миру и смерть красна.
Дьявольской же блесне
не доверяли.
Но когда наступала лень,
сами же к ней приплывали
и не отличали смерть от сна.
 

Однажды свернули в город
и там, когда вода вслед за нами приплыла,
мы, летучие рыбы, нырнули в неё,
спасаясь от дна.
Нас, человеков, ловили сетями
и даже серп и молот
пустили в оборот.
Так нашей жизни водоворот
крутила юла,
и мы крутились в ней сами.
 

К этим гущам жизни райской
плыли мы по Первомайской,
а это значит, что скоро Волга,
где вода и живая, и гнилая,
но мы, рыбы,
будем за пазухой у Бога.
Мы бы
поплавали бы
ещё бы,
но стих и жизнь диктуют иное:
в своде правил не прописано свободомыслие рыб.
Вообще, мысли - только воля к жизни
и, может быть, к власти.
Всё это такое родное,
нам привычное и не нам избавляться от этих глыб - 

мы, рыбы, как люди, а, значит, крысы - 
нам только пискни,
мы поддадимся страсти.
Но для того и есть вода
живая и гнилая,
чтобы, пробуждаясь в смерти, рождались.

Монолог I

В почве сыро.
В почву через час просочится человек.
Мы бьём челом: 
тебе, вечному,
лучше, чем нам.
Мы отмечены печалью.
Часы по чуть-чуть нас отмечают.
Во что?
Ты лежишь.
Полные льстивой лаской,
лобызаем тебя.
Лестничные пролёты стелются под тебя.
Ленной лёгкости нет в тебе ни грамма.
Ты ещё ты, а не оно.
Ты грузен в одной позе.
Ты - не земля.
Твои ноздри
будто бы дышат воздухом.
И как лосось из воды
ты выпрыгиваешь в наших воспоминаниях.
По совести - 
мы не с тобой.
Скор срок:
через час выезжаем.

* * *

Волосы высились в ветер,
Глаз голодал горизонтом,
Нос норовил унюхать
Ухом усталый вздох.
Влажность вливалась в очи,
В очередь очной ставки
Светлого сумрака взора
С тёплой тенью тебя.
Вёсла весна вернула:
Плывите по пляжу песчаному - 
Только так ты почуешь
Почек печальный рост!
Если его естественность
Радостью в рану просочится,
Поздно, но просто поймёшь и ты:
Tempus текло ли в тупик?
Пусть правда прорвётся простудой,
Пусть поруки пламенем плавятся - 
Не могу не принять и принять... Постой:
Гул гордой грусти так горьк...
Теперь тлеет так тускло,
Сердце сталью сгибается,
Лучи лес (Вы)линял,
Небо (с)несло нам ноль.

* * *

По полю прыгает пёс,
своры ища.
Вечер.
И снег кружит, бисер меча
у чёрных берёз.
Инстинкт: гончая
хочет бежать
восьмидесятый кросс.
Лес стволами возрос
и тычется
в перечень облаков.
О, зверь, будь ласков!
Наш кров
Иллюзорен и воздушен,
безмятежен и вечен,
светел голубо-бел:
без предела цвета мела
бел.
Кем ты ему?
Никем.
 

Перья пыльного плача
падают на плечи,
тают, как в печи
горят куличи.
Пёс, чей ты?
Пёс, что за сука тебя послала сюда?
Чей голос
командный по твоей воле ватной
режет, как масло, тебя?
Молчит.

К вечеру ночь несётся вскачь.
Чернота подползает,
и пёс мечется.
Пустота

обволакивает и макает

в молоко беспамятья.
И, вот, щенок молча побрёл,
учуяв взбучку.
Меченый и наречённый мальчиком
будет им вечно.
И сучку
не облюбует мечом.
То, что хотело казаться волком,
поджало и потеряло хвост.
Неуклюжий и боязливый вол по полю
Хворост несёт.
И льются в каплях глаза слезой,
и жжётся в углу гной.
Голодным взором в горизонт
стремится зрачок злой.
Щенок мечется
по жизни встречной.
Поры испорчены,
и воздух не вольется
свежей водой в вольер: 
воля быть волком
и видеть,
как веревка вьётся вокруг выи,
внутрь, в сердце иголкой.
То не вервольф,
а щенячья вервь,
жрущих кишки плен.