ПОДАВАЛЬЩИК
По утрам с толчеей «Данкин Донатса»
Разбирается щуплый цейлонец,
Ухитряясь мозгами не тронуться
От плетущихся цугом бессонниц.
Эти рожи от Питера Брейгеля,
Дальнобойщики Юты, Айовы,
За ванильное пойло и бейгеле
Линчевать кого хочешь готовы.
Но факир в полинялом переднике
Упреждает все выплески злобы –
И, смягчаясь, горластые реднеки
Налегают на сырные сдобы...
Я спросил его: «Что за история
Привела тебя в Штаты, поведай?»
«Испытал бесконечное горе я,
Загнан в угол чужою победой!
Наскакался по джунглям с тамилами
Как деревню накрыло цунами,
Связь утрачена с лицами милыми,
Нынче в розыске я, между нами...»
И сверкнули поверженной истиной
Дравидийские древние очи:
О, народ мой рассеянный, выстенай
Вражьей ненависти средоточье!
Всеблагого на Пике Адамовом
Умоляй станцевать с булавою,
Окурив благовонием храмовым!
Слышишь как я отчаянно вою?
Пострадали за святость обычая,
Мир преследует нас, ощетинясь...
От невежества и безразличия,
Шива милостивый, защити нас!
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИСТЫ
Стволы гудят, протягивая ветку
И звездное ссыпая серебро,
Сродни бесцветным игрокам в рулетку,
Поставившим на озеро-зеро.
Толпа их не поступится ни акром,
Артачатся, соседа костеря,
Пока не разбредутся по фиакрам,
В обиде на крупье-нетопыря...
Тут лошадь под уздцы берет Уолден!
Швыряя прожигателю жетон
И паутины шелк вплетая в полдень,
Величье сверхдуши докажет он.
Ему отнюдь не требуется жернов,
Чтоб размолоть монаду бытия.
Он обойдется без мехов и горнов,
Эфир преуспеяния струя.
Его вассалы - выдра и неясыть,
Во все концы стрекозы разнесли
Как жаждет он фиалками раскрасить
Зеленое сукно сырой земли...
И ты его служитель, Генри Торо!
Явились засвидетельствовать мы:
Не ждет тебя ни лавка, ни контора,
Лишь камера налоговой тюрьмы.
О да, ты всех смекалистей, рукастей,
Садовничай и плотничай, но знай:
В разрыве со священнической кастой
Заказан провозвестнику Синай!
Скитайся меж дерев, объятый кармой,
Лишь собственным поступкам властелин,
Ни терракотовых громоздких армий,
Ни легкокрылых ангельских дружин.
Омытая волною кундалини,
Природа тоже мается одна -
И этот белый виноград в долине,
И черный вяз, и красная сосна.
НА КАРТОШКЕ
Местечко Будслав, Мядельский район.
За преферансом я и три Андрея.
Гусарствую, не поддаюсь хандре я,
Хоть жлобство и теснит со всех сторон.
Плодово-ягодное? Разливай!
Сдружились мы еще на абитуре.
Фрондерской в голове хватает дури,
Работы в поле непочатый край.
Пытался шефство взять на борозде
Над нами охламон, издав мычанье,
Но встали мы плечом к плечу, минчане,
Теперь он хмуро чешет в бороде.
Задумал стать прорабом так бодрись,
Шепчу себе, от комплексов избавься.
Карга ворчит - прокурена изба вся! -
И пуделю изгвазданному: брысь!
Соседка ж - та мила, наоборот,
Про то как полвойны в далеком Лилле
Они друг друга с Шарлем пролюбили
Навешивает нам. Роскошно врет!..
Накрапывает. Месяц, одинок,
Клубком свернулся на соломе кровель.
Стучат в окно. Зовет Наташа Ковель:
В столовке кто-то выломал замок.
Бежим туда. Отвертку прихватив,
Я «Жигулям» прокалываю шины.
Наутро сбор. При галстуках мужчины
На вшивость проверяют коллектив.
Но все молчат, никто не стуканет.
Парторг Политехнического в гневе:
«Молитесь, пшеки, вашей Приснодеве,
Достанем диверсантов из болот!..»
И вот минула с гаком уйма лет.
Костел отреставрирован. Поклоны
Толпа у бернардинской бьет иконы.
Сияет для туристов туалет.
И пилигримы пухлому ксендзу
Целуют руку. И в сельмаге пиво
Бельгийское. Лишь я гляжу тоскливо
На мир подлунный, ни в одном глазу.
Зачем была дана ты, не скрывай?
В какие топи, молодость, ушла ты?
Кто высушит промозглые бушлаты,
Споет «Я помню солнечный трамвай»?
Кошмар эпохи сбылся наяву:
Наш гость грозил католикам недаром
(Хоть не пристало коммунякам ярым
Из холодильника таскать жратву);
А та старуха с шавкой – нет, не ложь! -
И впрямь жила во Франции при фрицах
(Ведь неслучайно разбиралась в лицах,
Смекнув, что на жидочка я похож).
Вернись ко мне, я сесть готов в тюрьму
За сдувшиеся грязные покрышки,
Согласен быть приговоренным к «вышке»!
Ну что ты носом крутишь не пойму?
О где вы, заблужденья естества,
Покинутости кайф и сладость розог?
На гибель, как последний отморозок,
Годам безусым отпишу права!
Врываюсь оголтело на youtube
И матерясь ищу свои семнадцать:
Пусть только эти курвы усомнятся
Что я один войду в колхозный клуб!..
КАПИБАРА
В Канкуне я вышел из бара,
По зарослям шмыг -
Таинственная капибара
Застыла на миг.
Подобье бобра иль шиншиллы,
Тишайший зверек,
Когда уж оставили силы
Меня подстерег.
Взглянула она так знакомо,
Что всплыло в мозгу
Радушие отчего дома,
На том берегу.
И в штруделе сладость изюмин,
И пар от питья,
От страха никто не безумен -
Ни я, ни семья...
Шалашик доверчивой шерсти,
Гроза вдалеке,
Еще не зияет отверстье
От пули в виске.
Спасибо за ласку святую,
За свет из глазниц!
Я ближних ценю, не взыскую
И падаю ниц.
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА
Как полагают звездочеты,
За небом нужен глаз да глаз.
Ответь, незыблемая, кто ты
И почему так манишь нас?
В саду орудую граблями,
Хватает неотложных дел:
С соседями в их гулком храме
Вчера я мессу отсидел.
С амвона имена героев
Священник выкликал, суров,
А я безмолвствовал, утроив
Благословенный сонм богов.
Я думал о тебе, загадка,
Нам создающая оплот,
Пока младенец дремлет сладко
И мать-ирландка слезы льет.
Ты ярче всех, поскольку ближе
К прообразу любви земной,
Но эти листья слишком рыжи,
Чернее ночи перегной.
НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ЭТЮД
Сломав хребет кургузому окурку,
В двенадцать ровно, или без пяти,
Марат накинул кожаную куртку
И понял вдруг, что некуда идти.
Китайцы выходной топили в гаме:
Запнутся – и по новой понеслось.
Их экзотическими овощами
Квартал приземистый пропах насквозь.
В широкополых шляпах мексиканцы –
Как галлюциногенные грибы:
Барыге ветеран интоксикаций
Втирает быль о вывертах судьбы.
Сходить к евреям? Скажут: что ты мелешь!
И десять раз друг дружку перебьют;
По синагоге носятся, на деле ж
Успех и бабки – вот их атрибут.
У православных тоже благолепье,
Палач – залог величия страны:
Ее заочно нарядить в отрепья
Не поскупятся беглые сыны...
Марат застыл в прихожей, изучая
Орнаментом расписанный плафон.
Хотелось просто выпить чашку чая
И с кем-то обсудить конец времен.
Но дружно собутыльники под землю
Спустились – чтобы ехать за бухлом.
Давным-давно шумам твоим не внемлю,
Столица сумасшествия, мой дом!
На растерзанье отдано пространство
Цифири улиц, буквам авеню:
Я этот ветхий невод мессианства
В улове душ заблудших не виню.
Ладьею надвигающейся заперт,
От рокировок тягостных пожух,
Корону я вышвыриваю за борт,
И в зеркале мерещится кожух.
ПОСТОРОННИЙ
Я чувствую себя как дома
В любом кафе, где есть Wi-Fi
И небольшая примесь рома
Увеселяет крепкий чай.
Жасминовый предпочитая
С ямайским, чтобы лучше спать,
Сажусь в углу, и жизнь пустая
Преображается опять.
А рядом эквадорский мачо
Малайку клеит впопыхах,
Жует, украдкой центы пряча,
Ее парфюмом весь пропах.
На щечках ямочки: Уорхол
Мне близок, говорит она
И - где ты куртку так обтерхал? -
Спросить стыдится пацана.
Меж тем, благодаря свирели,
Он может оплатить ночлег:
И вот уж оба присмирели,
Разглядывая первый снег...
ИДИЛЛИЯ
Рашели Майзель
Райончик тихий, эксцессы редки.
Старушка Салли стучит клюкой.
Бежав с Гаити, французы предки
В портретной раме нашли покой.
Метель взыграет - соседка Мэри
Плечо подставит, взрыхлит сугроб.
Окоп пророют от самой двери,
И с ними Чарли, ирландский коп.
Ему Фортуна не строит глазки:
Шугает белок, все бобылем;
Цветных навалом теперь в участке:
Предотвратят ли чуть что погром?..
Накроет банду - придет счастливый,
В саду копаясь, хлебнет "White Horse"
И, мешковиной укутав сливы,
Пошутит мельком: вконец замерз.
А я не ною. Прирос и ладно.
В подлунном мире мы не одни.
И то что краткость сестра таланта,
Так у таланта полно родни!..
Оно конечно, Москва не Дублин,
Да и написан уже "Улисс",
Но рано хлюпать: "Побег загублен!" -
Впиваясь в ложу из-за кулис.
Спасибо Чарли, толстухе Мэри,
Степенной Салли, ее клюке,
И резвым белкам в известной мере,
И этой жизни на волоске.
ЛЕСТНИЦА
Она живет на Cleveland Circle,
В пентхаузе, и сорок лет
Угрюмый вспоминает Сокол,
Где топором грозил сосед,
Перегоревшие конфорки,
Таксиста, наглого кацо,
Подземку, где клочком "вечерки"
Случалось прикрывать лицо,
И этих башен строй помпезный,
Что в реку пялятся, ловя
Прельщенного державной бездной
На звездочку как на червя...
Ей с ненавистным антуражем
Расстаться выпало. Уют
Уже никем не будоражим,
Лишь тени вежливо снуют.
Известный астрофизик в бозе
Давно почил, и на столе
Суфлирует фальшивой розе
Недопитое божеле.
Охотно в дом для престарелых
Ее спровадил бы сынок,
Понаторей он в переделах
Недвижимости под шумок.
Зато подруга-одесситка
Зовет пройтись по вечерам -
Туда, где треугольник "Citgo"
Горит бесцелен и упрям.
И вновь находка Эйзенштейна,
Бульварной лестницы расстрел,
А ты кивай благоговейно,
Как будто фильм не устарел.
Хотя и морщат лоб ступени:
Чем в средоточье толчеи
Триумф отличен от забвенья
И кто чужие, кто свои?
СТРЕКОЗА
Не изнывай во мне, душа,
И чаще забывай о тлене,
На детский утренник спеша,
В объятья первых впечатлений.
Покуда мир еще любим,
Давай в мечтах его утонем
Стрекозьим бантом голубым
Над распустившимся бутоном!
Пусть колыхнутся, даровав
Тебе фасеточное зренье,
Коленчатые стебли трав
И крестоцветия сирени.
Тягуче солнце как нуга,
А ветер, перебаламутив
Тетеревиные луга,
Кроит узоры из лоскутьев.
Но обихоженный газон
Ровнехонько исполосован:
Тебя, о пленница времен,
Я понимаю с полуслова...
НЕГОЦИАНТ
Тик, ляпис-лазурь, слоновая кость.
Плыть, с алчной судьбой торгов не ведя.
Пусть все отберет: шкатулку и трость,
Шлейф, птичий алтарь и карту дождя.
Нет, брахман неправ, на веслах не джинн,
То лишь поводырь слепых доходяг:
Шел, скользко, упал, очнулся один,
Кто в силах грести – вестимо моряк.
Ларь полон колец, жемчужных серег,
Зов брачных цевниц услышь, окоем!
Юнг, море, прими, вскипая как грог,
Страх свой и восторг за так отдаем.
Путь не разменять на ночи и дни,
Дан шахмат набор – не медли, ходи,
Став белым ферзем – на солнце усни:
Смерть в черной ладье у всех впереди.
Кем сшит календарь улыбок и слез?
Шторм вырвет листок, и тотчас фюить.
В порт шумный спеши, богатый обоз,
Все, чем обладал, успей раздарить!
Вздор тяжба богов и чванство владык,
Сняв накипь вражды – себя обретешь.
Мир мороков мал, прозрений - велик,
Дух не откупить за ломаный грош.
Гром, шалый сполох, погонщика взмах
Там, где облаков верблюжьи бега...
Мчи к детской мечте на всех парусах,
Жив – значит любовь тебе дорога!
