Владимир Ханин

Тукан. Воспоминания бышего участкового

Тукан – созвездие Южного полушария, 

в котором расположено Малое

Магелланово облако – спутник Галактики.

С территории СССР созвездие не видно.

Советский энциклопедический словарь.



«Москва Советская энциклопедия 1983» С. 1355.

В начале шестидесятых годов прошлого века я работал участковым  уполномоченным Белорецкого районного отделения милиции и обслуживал  Туканский участок. Рабочий поселок Тукан (ныне – сельское поселение)  расположен в глубине гор Южного Урала приблизительно в ста километрах от  города. Дорог, ведущих в Тукан, практически не было. Единственным  средством передвижения служила Белорецкая узкоколейка (БЖД), являвшаяся  собственностью Белорецкого металлургического комбината. Из Белорецка в  Тукан и обратно один раз в сутки курсировал «пассажирский» поезд,  состоявший из крошечного паровозика и вагончиков, которые, несмотря на  полное отсутствие комфорта, почему-то назывались «классными». Внутри  вдоль боковых стен они по всей длине были оборудованы двухъярусными  дощатыми полками. Верхние именовались «плацкарты». На нижних, тесно  прижавшись друг к другу, как куры на насесте, сидели пассажиры. При  движении вагончики нещадно трясло и раскачивало. При этом в них стояла  невыносимая духота: вентиляции не было. А зимой шёл жар от раскаленных  докрасна железных печек – «буржуек». Утром «классный» выходил из  Белорецка и через десять часов прибывал в Тукан. Ночью поезд проделывал  обратный путь. Несмотря на дискомфорт, местное население, в том числе и  я, расценивало БЖД как высочайшее достижение цивилизации. С приступом  острой ностальгии я порой смотрю знаменитый советский сериал «Вечный  зов», где запечатлена станция БЖД «Нура», – с нее я возвращался после  ежемесячных совещаний домой в Тукан на протяжении почти четырех лет.
До назначения на должность сельского участкового я некоторое время  работал милиционером в Уфе и имел возможность наблюдать работу городских  участковых, которая, как оказалась, значительно отличалась от  деятельности сельских. Например, в городе участковые не имеют никакого  отношения к расследованию преступлений, только иногда исполнят поручения  следователей и дознавателей. На селе же участковые проводили дознание  по уголовным делам «под ключ», то есть от вынесения постановления о  возбуждении уголовного дела до составления обвинительного заключения и  направления прокурору для утверждения обвинительного заключения и  передачи в суд. На весь район был один следователь прокуратуры и один –  милиции, которые расследовали наиболее сложные уголовные дела. А я даже  не держал в руках ни одного уголовного дела, хотя в 1961 году окончил  заочное отделение Омской специальной средней школы милиции МВД СССР. Все  пришлось осваивать с нуля. Видимо, уже в те времена теория сильно  расходилась с практикой. Других работников милиции поблизости от Тукана  дислоцировано не было. Соседние участковые уполномоченные милиции  находились от меня в ста и более километрах. Добраться нам друг да друга  было проблематично из-за бездорожья. Изредка, при необходимости, в  Тукан приезжали из районного отделения милиции оперуполномоченные.
В связи с отдаленностью и труднодоступностью участка им оформляли  командировки, а МВД требовало от подчиненных органов экономии, в том  числе и средств на командировки. Один раз в месяц нас собирали в  отделении милиции, проводили партийные собрания, служебные совещания,  «громкую читку» новых приказов, выдавали зарплату и распускали по домам.  Большую часть времени я был предоставлен сам себе и учился решать  служебные вопросы на собственных ошибках.
В поселке в основном проживали рабочие, добывавшие железную руду для  Белорецкого металлургического комбината. Кроме Туканского поссовета, я  обслуживал два сельсовета – Зигазинский и Бакеевский, а в общей  сложности двадцать два населенных пункта. Село Бакеево находилось от  меня за 50 километров, отгороженное двумя горными хребтами. Самый крутой  и протяженный перевал через хребет Зильмардак.
Дорог почти не было. По участку я передвигался летом в седле, зимой в  кошевке. Из транспортных средств у меня был конь – мерин по кличке  Васька.
Преступления и правонарушения в основном совершались в самом Тукане:  мелкие кражи, пьяные дебоши, ссоры между соседями, самогоноварение и т.  п. Но иногда случались кражи из сельмагов, убийства на бытовой почве.
Внешне работа участкового уполномоченного, обслуживающего Тукан,  напоминала деятельность сельского детектива и одновременно хозяина тайги  из одноименных кинофильмов, вышедших на экраны значительно позднее.
Однажды летом до меня начали доходить слухи о том, что на коротких  волнах работает какая-то неизвестная любительская радиостанция, которая  «крутит грампластинки» и ведет разговорные передачи. В передачах  упоминался я и мои общественные помощники, назову их условно Василием и  Петром.
Вначале я не придал этому серьезного значения. В то время о телевидении в  Тукане ничего не слышали. Действовала сеть местного радиовещания. Но  кроме сетевых репродукторов радиоприемники были в большинстве домов,  поэтому слухи о подпольной радиостанции разрослись как снежный ком, и  эта проблема меня заинтересовала всерьез. В те времена работа средств  массовой информации всех видов находилась в центре внимания партийных и  иных, не менее компетентных органов, и отсутствие с моей стороны  своевременного и адекватного реагирования на появление неучтенной  радиостанции могло повлечь неприятности.
Я прикинул, какие силы и средства мне понадобятся для разоблачения  злоумышленника. К силам я относил себя и десятка два человек из числа  актива. К средствам – радиоприемное устройство и технику для  аудиозаписи. В этой части я был в Тукане самым продвинутым человеком,  так как в частной собственности имел походный радиоприемник «Турист»,  работавший как от сети, так и от батарей, а также магнитофон «Эльфа-6» –  огромный тяжеленный чемодан с двумя большими бобинами ферромагнитной  пленки, устанавливавшимися почему то вертикально – одна над другой. Ни у  кого в Тукане таких последних достижений отечественного радиопрома не  было.
Я стал постоянно таскать радиоприемник с собой, буквально обшаривая  диапазон коротких волн. Вскоре наткнулся на заинтересовавшую меня  радиопередачу. Пьяный мужской голос заплетающимся языком вел какой-то  дурашливый монолог. Не все слова я мог разобрать, но, привыкнув,  различил свою фамилию и фамилии моих общественных помощников.  «Обозреватель» не скупился на нецензурные выражении. Я похолодел. Мат в  эфире казался мне высшей степенью святотатства. Тогда я еще не мог себе  представить, что матерщина в эфире в девяностые и последующие годы  станет самым обыденным явлением, несмотря на титанические усилия  депутатов Милонова и Мизулиной.
В чем только не обвинял самозваный «ведущий» моих помощников! Наиболее  яростно он разоблачал присвоение изъятого самогона Василием и Петром. Но  изъятый самогон присвоить было нельзя, поскольку, за исключением  образцов, он уничтожался на месте выемки путем выливания на землю. Меня  «ведущий» предупредил, что если я не уберусь из поселка в самое  ближайшее время, то меня «уберут». На следующий день повторилось то же  самое. Я притащил из дома магнитофон и стал записывать каждую передачу.  Постонно «разговорная» часть передачи заканчивалась прокручиванием  пластинок. Неизвестному, видимо, нравился фокстрот «Мама-Инее» в  исполнении Кубинского оркестра под управлением Элисио Гренет. Как  большой тайный поклонник джаза я знал, что эта пластинка была записана в  1930 году. В Советском Союзе она появилась только после войны, была  большой редкостью, и я готов был поклясться, что в Тукане она может быть  только в одном экземпляре – у интересующего меня лица.
Параллельно я общался с немногочисленными радиолюбителями, которые только недоуменно пожимали плечами.
Вскоре «ведущий» от меня и моих помощников перешел к тогдашнему лидеру  страны Никите Сергеевичу Хрущеву. Однажды он прочел куплеты из частушки  «...Сталин проснись и с Никитой разберись...» Тут я понял, что исчерпал  свои возможности и пора докладывать в Белорецк.
Начальник отделения майор милиции Каримов выслушал меня довольно  спокойно и, задав несколько уточняющих вопросов, обещал перезвонить. На  следующий день сообщил, что ко мне выезжает сотрудник КГБ и попросил его  встретить. Вечером я пришел на вокзал встречать чекиста. Условно назову  его Орловым Федором Петровичем. Я легко опознал его среди приехавших  пассажиров по рубашке армейского образца, надетой под гражданский  пиджак, хотя раньше я его никогда не видел, и его приметы были мне не  известны. Придя в участок милиции, Федор Петрович выслушал мой рассказ и  прослушал несколько аудиозаписей. Немного поразмыслив, он объяснил мне  следующее: данное правонарушение не входит в юрисдикцию органов КГБ. Тем  не менее, руководство решило оказать помощь милиции, используя  имеющийся в органах госбезопасности опыт обнаружения незаконно  действующих передающих радиоустройств. Попросив подготовить ему к утру  список радиоспециалистов и радиолюбителей, он направился в дом. На  следующий день я приглашал к Федору Петровичу людей. С ними он беседовал  один на один без моего присутствия.
Через два дня он уехал, сказав мне на прощанье, что необходимая работа проведена, а успех не заставит себя ждать.
Следует заметить, что о работе органов госбезопасности я знал только по  малочисленной тогда детективной литературе: произведениям Льва Овалова  про вездесущего майора Пронина и повести Льва Шейнина «Военная тайна». Я  знал, что Лев Романович Шейнин одно время писательскую деятельность  совмещал с работой начальника следственной части по особо важным делам  при Генеральном прокуроре СССР. Оба автора знали предмет своего  повествования не понаслышке. Писатель Лев Овалов, «в миру» Лев Сергеевич  Шаповалов, в 1941 году был арестован за разглашение государственной  тайны и отбывал наказание в течение пятнадцати лет. Похожая судьба  постигла и Льва Шейнина. В 1951 году он был арестован по делу попавшего в  немилость отца-основателя военной контрразведки СМЕРШ Виктора  Семеновича Абакумова. В 1953 году Шейнин был освобожден с прекращением  уголовного дела. Этим авторам в 1962 году я верил безоговорочно, поэтому  в успехе нашего с Орловым дела нисколько не сомневался и с нетерпением  ожидал сигнала из Белорецка. Однако дни проходили за днями, хулиган  продолжал свои выступления, а Федор Петрович молчал. Будучи на совещании  в городе я посетил служебный кабинет Орлова. Он был полон оптимизма,  заверил меня, что все под контролем. Я робко попросил его привлечь к  делу технического специалиста по пеленгации радиостанций. Федор Петрович  сказал, что всему свое время. Когда возникнет необходимость, будет и  человек с оборудованием. Каждое применение специальной техники требует  большой подготовки.
Постепенно я начал терять терпение, наглость хулигана и собственная беспомощность меня раздражали все сильнее и сильнее.
Когда минуло два месяца, я начал терять надежду и, наконец, совсем  отчаявшись, вопреки установкам Федора Петровича, решил действовать  самостоятельно. Поразмышляв над списком «знатоков», выбрал троих  наиболее доверенных. Пригласив их к себе, спросил, смогут ли они  изготовить приборы для обнаружения радиопередающего устройства. Мнения  моих собеседников разделились. Один заявил, что кустарным способом  радиопеленгующие устройства изготовить невозможно. Двое других, обсудив  непонятные для меня детали, сказали, что в принципе можно изготовить  примитивные приспособления, но положительный результат они гарантировать  не могут. Другого выхода не было, и мы стали обсуждать детали нашего  «предприятия» на доступном мне языке. Необходимо изготовить не менее  двух принимающих антенн, направленного действия. В качестве принимающих  устройств можно использовать бытовые радиоприемники. С помощью вращения  вокруг оси антенны, по наиболее сильному звуку, можно определить  направление местонахождения источника радиоизлучения. Если нанести на  карту точки расположения антенн и провести через них линии направления к  источнику излучения, то в месте пересечения этих линий и будет  располагаться искомая нами радиопередающая точка. Кроме всего, нужна  крупномасштабная карта поселка, а также очень точные приборы,  фиксирующие азимуты направлений по карте. Применение обычных  географических карт и любительских компасов в этих целях полностью  исключалось.
В то время спутниковой съемки местности еще не было и в помине. Точные  карты были строго засекречены, и допуска к ним я не имел. Допуск можно  было оформить только через того же Федора Петровича, но обращаться к  нему по вполне понятным обстоятельствам я посчитал нецелесообразным.
Надежду дал один из собеседников, сообщив, что в Туканском  рудоуправлении есть специалисты-маркшейдеры, маркшейдерские карты и  нужные нам приборы.
Я тут же побежал к управляющему и без особого труда убедил его оказать  нам необходимое содействие. Специалист, карты и приборы были выделены в  наше распоряжение.
После этого дела пошли веселее. Появилась реальная надежда на успех.
Мы определили два помещения в разных концах поселка. Установили там  антенны и радиоприемники. Маркшейдер проинструктировал моих специалистов  по работе с картами и визирующими приборами.
После этого мы стали ждать очередную передачу, но хулиган, словно  почувствовав угрозу, в обычное для него время в эфир не выходил. Я даже  стал подозревать утечку информации. Но, в конце концов, долгожданный  день настал. При выходе хулигана в эфир я позвонил в контрольные пункты,  и работа началась.
После сеанса все собрались в участке милиции, расстелили на полу карту и  стали вычислять градусы, минуты и секунды. Прочертив две линии по  расчетным направлениям, с нетерпением, отталкивая друг друга, стали  рассматривать место, где они пересеклись. А пересеклись они на  прямоугольнике, означавшем дом. Ну, теперь, как говориться «круг  замкнулся, будем брать». В голове мгновенно родился план: дождаться  следующего сеанса, внезапно ворваться с понятыми и...
Мои победные мечтания были прерваны возгласом одного из присутствующих  сообщивших, что за дом помечен на карте… Пеленг сошелся на доме, в  котором располагался участок милиции! Мои ассистенты, смущаясь,  объясняли, что успех не гарантировали, слишком несовершенны приборы,  определившие направления… Мое разочарование не имело границ. В сердцах я  велел всем убираться, сломать «уродливые произведения», обо всем  молчать и забыть.
После этого события я почти смирился с поражением и прекратил попытки  отыскать злоумышленника. С Орловым я прекратил общение, так как считал  это бесполезным занятием.
Тем не менее, я болезненно переживал свое поражение. В глазах  встречающихся жителей поселка я видел скрытую усмешку. Ненавидел себя за  беспомощность. Вероятно, хулигану начало тоже надоедать, и он очень  редко стал выходить в эфир.
Однажды в конце рабочего дня я сидел в своем кабинете и читал служебные  бумаги. В это время меня навестил председатель поселкового совета,  назову его Щербаков Матвей Иванович.
– Чаю или чего покрепче? – приветствовал я Матвея Ивановича, с которым у  меня сложились дружеские отношения, несмотря на значительную разницу в  возрасте.
Щербаков не отказался ни от того, ни от другого. У меня не было закуски,  и я, попросив гостя подождать, пошел в магазин. Когда вышел из  подъезда, услышал печально известный мне фокстрот «Мама-Инее». «Это  слуховая галлюцинация», – печально подумал я. Вернувшись из магазина,  порезал колбасу и хлеб. Вдруг все-таки решил поискать злополучную  передачу. Включил приемник и стал крутить ручку настройки. На  недоуменный вопрос Матвея Ивановича ответил: «Опять хулиганит». Однако  приемник передачу не улавливал. Я несколько раз выходил во двор. Из окон  второго этажа звучала музыка из репертуара Элисио Гренет. Я долго  крутил ручку настройки, пока меня не осенило, что радиопередачи нет, а  во дворе слышна музыка непосредственно из проигрывателя. Мы находились в  двухэтажном, двухподъездном рубленом доме. Участок размещался в  квартире первого этажа. Музыка слышалась из открытого окна второго этажа  одной из квартир нашего дома. Когда память вытащила из подсознания  эпопею с пеленгацией, мне, наконец, стало все ясно. Крикнув Матвею  Ивановичу, чтобы пригласил понятых и шел с ними на второй этаж, я сломя  голову кинулся наверх. В квартире проживал мужчина лет тридцати, условно  назову его Рогов. Мне он был известен как бытовой пьяница. Дверь  оказалась не запертой, и я вошел в квартиру, где увидел пьяного хозяина,  который сидел у стола. На столе стояла початая бутылка водки и нехитрая  закуска. На проигрывателе крутилась «Мама-Инее», а рядом лежала стопка  грампластинок. Посмотрев названия мелодий, я убедился, что все они  записаны на мой магнитофон именно в том порядке, в каком лежали на  столе.
Квартира походила на радиомастерскую. Кругом валялись какие-то радиодетали, блоки, узлы, радиолампы.
Подошел Щербаков с понятыми. Я составил протокол выемки на  радиоприемник, проигрыватель, пластинки, на все обнаруженные  радиодетали. Сложил все в мешок и отвел Рогова в участок. Он был пьян и  что-то мычал.
К утру я доставил задержанного и изъятые предметы в Белорецк, Начальник  мне велел согласовать действия с Орловым. Я позвонил Федору Петровичу и  проинформировал его. Он заметно огорчился, заметив, что я поспешил, но  попросил доставить задержанного к нему. Через час Федор Петрович  позвонил мне и попросил забрать Рогова. Мне он сказал с сожалением в  голосе, что парень замкнулся и не произнес ни слова. Каримов  распорядился оформить материалы по закону. В то время кодекса об  административных правонарушениях не существовало. По каждому  административному правонарушению был принят свой указ ПВС РСФСР. Я  составил протокол о незаконном использовании радиоустройств. Судья  наложил штраф тридцать рублей и конфисковал все изъятое мною имущество.  (Для сравнения скажу, что в то время бутылка водки стоила 2 рубля 87  копеек).
В воспоминаниях в основном все события и действующие лица подлинные.  Имена действующих лиц по понятным причинам изменены на вымышленные.

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера