Дмитрий Дедюлин

Избранные стихи из сборника «Любовь к апельсинам или золотой горшок»

КАЙ – СЫН КАИНА И СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

 

Флора Хусаиновна Файзиева «Хищные грибы Узбекистана»

«я тебя козёл сегодня выебу я видал таких как ты баранов» –

говорил наш дагестанец ротный бедному узбеку Шамсутдинову

потом выпил зелье оборотное и по полу за ногу возил его

лишь потом рассвет настал берёзовый во стране льняной и золотистой

где мой дагестанец розовый? – стал он отраженьем аметиста

той серёжки что берёза скинула на стекло приземистой казармы

«на кого ты мать меня покинула?» –  я сказал свои примерив бармы

и пошёл я царскою походкою на вокзал чтобы поехать в Осло

там ослы все бегают за водкою заливая глупые вопросы

и осталась бедная размётчица во цеху малиновом чугунном

дорогая с миру человечица что мои тогда щипала струны

и она наладила – с запискою мне прислала деньги в эти страны

я пошёл с помятою ирискою слушать шум большого океана

издевалась пьяница рассветная – чайка что летала над волнами

и старалась мельница секретная и молола кости для Шер-Хана

я тебе скажу, моя красавица, ты должна меня сегодня выслушать

если что тебе опять не нравится – выстирай его и вешай высушить

что моё растение природное – это хлеб в котором нет кинжала

выпей своё зелье приворотное от которого тогда дрожала

моя бедная во льду изменница – твоя дикая сестра на пристани

ты прости меня – драгая пленница – но за то что я сегодня выстроил

и я стану в этом белом катере капитаном над морями бурными

посылай меня к такой-то матери но снабдив баранками фигурными

и пойдём с тобою моя пленница собирать к зиме опасных детушек

видишь – во дворе стоит поленница и на ней лежит пять малых веточек

это мать прислала в наказание весть свою бесплотную и срочную –

жизнь свою отдать на растерзание пользуясь трубою водосточною

в ней добраться до Валхаллы утренней и увидеть короля запретного

ежели пойдёшь опять на утренник ты возьми три килограмма медного

лома и приди в сознание – сядь на раскладушке – с небом осени

прорычи во тьме своё рыдание – ну о большем больше не попросим мы

 

ДОНАЛЬД-ПОПУГАЙ

 

женщина вамп и Дональд Трамп едут в одном авто

женщина вамп и Дональд Трамп входят в цирк шапито

пред ними растворяются двери из красного октября

Дональд чистит свои перья а женщина говоря

по-русски входит в доверье к главному –

к тому по чьей наводке соколы в небе парят

 

и они продолжают любезничать и говорят ни о чём

и они начинают трапезничать – каждый толкает плечом

входящего в юрту кока и каждый уже увлечён

судьбой Сингапура, Бангкока – впрочем последний прощён –

тот кто вошёл последним и ружья поставил в ряд

не знаю, товарищ наследник, о чём они говорят

 

а они продолжают беседу и каждый устремляется вниз

грозно смотря на соседа, цепляясь за мягкий карниз

они словно синие птицы кружатся в заревом

и если б вошёл убийца он бы не знал на ком

остановить свой выбор и он застыл как есть

держа девятый калибр и шепча себе: «жесть»

 

но вот завершилась беседа – растаял унылый сон

и говоря напоследок они говорят в унисон

о том что печальная Африка чей бог – зулусов кумир

останется не без трафика и этим спасётся мир

и этим спасутся дети и этим спасётся земля

и что мне на это ответить – в округе шумят тополя

 

земля за железным Бугом качается как ладья

и жмутся дети в испуге и их уже вроде едят

эти железные звери – эти большие слоны

а двери ? ах, эти двери… они нам уже не нужны

ведь мир – это шёпот прощальный гигантского корабля

гудит этот колокол дальний, шатается как велят

 

Земля на орбите прежней а мы улетаем на юг

только не жгите валежник а то они вас убьют

 

 

* * *

 

                В. П.

 

Будда принимает по вторникам – он играет на валторне

и курит  сигареты «Кент» – он очень задумчивый парень

но так ничему не научился – играет он плохо

а всё больше размышляет о том и об этом –

он раскрывает свои карты и смотрит на свои козыри

но не видит среди них дамы пик – да и кто вообще

сказал что пика – это козырь – вот заходит с бубнового валета

достаёт туз червей а вот и дама пик появилась неизвестно откуда –

она портит всю колоду – а ведь была такая красивая и необходимая

последовательность но вот дама уходит и появляется валет червей –

он сидит и курит трубку и смотрит  в окошко и чешет за ухом собачки

лежащей на шёлковых подушках – а в это время дама но не пик

торопится к нему домой ведь Будда принимает по вторникам

а он открывает свой шкаф – надевает свой халат чтобы принять посетительницу как и подобает джентльмену викторианской эпохи

немного небрежному но всё же джентльмену и потом откроет свой

ботанический атлас и будет показывать посетительнице

какие бывают растения – какое она выберет? – и она выбирает розу

а он выходит из комнаты а потом выносит ей розу только что

сотворённую из его дыхания и щепоти пепла – розу Эльсинора

посетительница уходит довольная а Будда запахивает свой халат

садится в кресло и набивает трубку – на сегодня приём окончен

можно жить до следующего вторника и собирать

свой гербарий волшебных трав и растений феи  Матильды фон Эрендорф –

придворной дамы короля Артура и хранительницы очага

который сохраняет в несчастье доброту и любовь волшебных обитателей Камелота

 

ЛОНДОНСКИЕ ВАЛЬДШНЕПЫ

 

игра в интернете – это игра с мусором – он там сидит

и не видит что ты на него глядишь – кульки с объедками

и собачьи какашки на его фуражке – он рулит своим катером

и по Темзе плывёт – Лондон, могучий Лондон –

хранитель тайн безопасных – никто не поймёт их значенье

пока не коснётся лицом воды сего хладного места и позже

останется тут – вот мальчик сменявший невесту на бледную телом ундину

он память свою разбавляет и позже черпает бортом

тягучую жирную жидкость – то Леты теченье немое

и белой луны надзиратель спасателю молится ртом

 

и падаешь в бедную нежность – как будто ты знал это раньше

как будто рукою касался зелёных и влажных колонн

и плавали мимо ундины, и ползали мимо ландскнехты

и в памяти бедная робость осталась собачкою Лайкой

что в космос летала недолго и с нами осталась в конце

извилистого коридора – мы плыли и плакали веки

сквозь водоросли глухие и память осталась винтом –

 

тем чёрным наследием мрака которым спасались подростки

а взрослые небо губили и плавали либо в конце столетий

из памяти росших или в гальюны заглянувши матросами

падали вниз и плыл броненосец «Потёмкин» –  зелёное Чёрное море

но бунт был отложен назавтра и память осталось с дымком

охотничьего рассвета – титаны стояли на тяге

и падали с неба вальдшнепы и падали падали вниз

 

 

 * * *

«круглое кати» – сказал Бог и замер глядя внимательно

на свои узловатые руки и на свои длинные ногти

а потом закинул на плечо удочку и пошёл вальяжною

походкой ловить карасей в пруду – луна серебрилась в воздухе

и знойный аперитив выпитый Господом будоражил его тело

и Он легко перепрыгнул изгородь и подошёл к мосткам

но только одинокая лягушка квакала в темноте да тёмная неясыть

летала в воздухе и Господь задумался и произнёс:

«паршивы дела Твои, Господи» а потом развернулся

и пошёл к тёмному лесу и к светлеющей опушке

где стоял белый памятник архангелу Михаилу

 

* * *

пусть заклюют меня печальные козлы печального

потомка Израила – пусть небо повернётся на весах

и будет нам звездой голубоокой – пусть нимб одной

из тех печальных дев вдруг воспарит последнею

кометой и пусть останется Аттила на весах пусть

бледный ангел говорит во мраке и пусть метро

простёртое в ночи везёт нас на последний полустанок

с собой возьмём последние ключи и вопли скрипок,

визг цыганок и счастие расплавится в очах и семь распятий

говорят о гневе – последний рай в оброненных ключах

и семь распятий в милой деве

 

КОЗЛОНОГИЙ МЕХАНИЗМ

 

сижу за ширмой – у меня такие маленькие штучки –

такие провода такие кнопочки и так мне хорошо – своеобразно очень

вот тут нажмут и я станцую вам гопак – а тут нажмут –

и менуэт готов – такой я разноплановый – так и создал меня

инженер грызя булку и запивая чаем – нехитрый план свой

воплотив в железе и я готов с вами общаться на суахили

или Сулавеси наречии  и вспоминать о ларах бренных

человека дорогого который вышел за дверь в мокрую оранжерею

светил там фонарём и не заметил как растения обвили его ноги

и пожирают бедного злодея – а он злодей – есть правда в небесах –

он создал право на любовь – меня ж лишил такого права

и потому он умирает неопознан во тьме забвении и мраке

как Христос на дереве с могучей кроной – бог неправды

и голоса его друзей звучат так весело во мраке дождевом

что всё мне кажется что жизнь течёт иначе чем тот огонь

что движется в груди и заставляет бедного меня трудиться

и искать во гневе своих бедствий ничевока что появляется как некий

псевдоним и замирает на листе широком а буквы движутся

и падает молчанье а тот кто верит говорит ни с чем

сияет вечно голова пророка – его на совесть вызвали из мрака

и каждый день я сочиняю повесть к которой я пока что не готов

 

 

МЕТЕЛЬ И ОДИННАДЦАТЬ НЕГРИТЯТ

 

был чернокожий жлоб в метели исходной памятью влеком

и он садился на постели – катал на ней он снежный ком

он как раскольник унижался – он прыгал в ангельский костёр

и с этой памятью сражался – он был востёр

но небо медленные тучи согнало на холодный кряж

он был архангельский попутчик – он был одной из зимних пряж

он падал с неба, выл в метели и голосил как голоса

тех кто на небо улетели и чья погасла полоса

заката славного, Энафий, ты был ли полностью влюблён

в одну из тех земных монахинь с которой баловался слон?

но он не отвечает – может он просто выпил свой стилет

и в животе сверкает ножик а песни не было и нет

но жизнь не с памятью скитаться а с удовольствием велит

и не читает мне нотаций а говорит что я пиит

ворованный из антологий когда тащили с коньяком

говяжий окорок убогий – вот кем я целый день влеком

и прозябаю на полатях и пропадаю я в пурге

«мы лучшие – все люди братья!» – играю я на чебузге

и пропадаю я с телегой или в архангельских санях

на поле белого разбега – мы чувствуем ужасный страх

и отправляемся в объятья к тому кто с нами так легко

шёл до зелёного распятья и был там русским маяком

в его подножье бились волны, туман развеялся как дым

и развевался месяц полный с отождествленьем голубым

воды и сизого тумана, пращи и белого мяча

кто был лишь символом обмана тот стал тем ненцем чья праща

послала мяч в объятья ночи и он растаял – нелюдим

а что касается всех прочих – они по правилам простым

всего лишь медные тарелки с которых боги смерть едят

и пусть дрожат блатные целки при виде чёрных негритят

 

 

 * * *

 нежная как проститутка – девушка родившаяся ночью

едет в зачарованной маршрутке наблюдая снега многоточья

к ней подходит ледяная сухость дорогого мирного мороза

говорит ей: «девушка, когда же ты придёшь ко мне в объятья мира

не дрожи в огне в безумном раже а прииди ко мне

снежинкой из эфира и растай на бережной ладони

чёрного немого истукана – кто меня сегодня ногтем тронет

тот замрёт как в сердце из обмана замирает сладкая певучесть

горних лир – надежда – таем вместе –

пусть клубятся в небосклоне тучи помышляя о своей невесте

ты ушла и заревая капля – вылезла луна и в волнах тонет

подари мне твой кляп – сотвори воздушный поцелуй

и что осталось? – только письмена на крыльях Бога

напиши ты на стекле морозном свою совесть – тихо мацай

по карманам мелочь – едет в ночь твой ангельский трамвай,

твоя маршрутка и вздыхает нежно на ухабах грязных

по дороге дорогой и близкой и бормочет попугай бессвязно

на плече твоём сося ириску – девушка, скажи сегодня по-французски

как зовётся этот путь опасный что уводит из татар в этруски

из болота через хляби в тряски – в белый коридор простой и узкий

 

 

* * *

воздушные замки в которых обитают воздушные змеи

построены из песка – послушай, брат, я немею, у меня затекла руки

вырви коня из-под всадника и он останется нем среди

пустого рассадника и желтоватых стен – смотри там тени печальные

колеблются за занавеской – возьми молока миндального а мы

им поможем стамеской вырваться из рассветного правильного песка

не замечай конкретного а говори как легка доля тоски беспечальной

уходящей за облака – светится месяц дальний и дотлевает река

в огнях заревых и радостных – в небо поди успей и наблюдай

за дорогой тонущей в пустоте и набирающей копоти словно

большой паровоз но не ходи по комнате среди здоровенных мимоз

а зарывай сознание в небес золотой песок – только забудь про задание

над тобой потолок который построил дятел – дятел твоей тоски –

видишь лежат на вате белые волоски – это святая фея оставила

тебе в знак того что ты улетаешь с Морфеем и лес шелестит листвой

и в небе копится копоть и небу приснится пожар в который уйдёт

пол Европы среди нам неведомых чар – останется на мгновение

шесть точек во тьме кучевой – безумное стихотворение – оно пролетит над

тобой и сгинет в обугленной памяти где бледные тени лежат

но только подумай – кого найти если тебя потрошат

эти бесплотные вороны и плотные дураки – уйди на четыре стороны

чтобы уйти из реки и оставь в назидание песнь про белых котят

оформленную как рыдание – все феи тебя хотят

 

 

* * *

«дышите свежим воздухом – говорила она прохаживаясь

вдоль автострады и обмахиваясь веером – смотрите

а вон там достопримечательность – шведский парк над рекой

Вислой построенный над озером и великой польской рекой

слышите шелестят его картонные деревья не дающие спать

малышам в оцинкованных спальнях расположенных

в железном доме барона Мюнхгаузена – доме знаменитом

на всю округу – а сам барон подгулял – сидит в казино Лерха

и ставит на чёрное – рулетка крутится но масть не приходит

к барону и он сидит и думает что малыши ночующие

у него дома не молятся за него – что в пустоте одеял

лишь синеватые дымки тел и пустое дыхание

обёрнутое заскорузлой рогожей а самих малышей нет –

они ушли гулять в лунных садах Шахерезады

и лишь Фирдоуси – лунный рыцарь Ирана

молится за них всемилостивейшему Аллаху благодаря

Его за ту участь которую ниспослал ему Господь –

Узник автострады и Верховный Жрец  этих

мёртвых дорог благословивший тебя и твой алый Кадиллак на поездку

в безумный рай скрывающийся за этими синеватыми облаками»

 

 

КОЗЛЫ СВЯЩЕННОГО

 

несущие стены так тонки – достаточно сломать их и сделать гоголь-моголь –

«Русь, куда мчишься ты, дорогая птица, и не даёт ответа» –

гоголёк-писатель поклонялся великому Моголу – хану Руси –

Батыю нашего ответвления, белому царю Урарту и крито-микенского

княжества но истоки нашего сознания берут своё начало

в дремучем болоте нашего ума и расцветают поздним лотосом

в чёрных прудах ночи где мы теряем себя и обретаем какую-то

постоянную величину которая не является нами но тем не менее

участвует вместо нас в этом могучем сговоре древних сил

с зыбкими тенями пустоты и могучими архарами современности

падающими как простые декорации в этом неподвижном театре

среди лестниц и зеркал множащих своё отражение и уводящих

на зелёный берег художников 19-го века разводящих свои краски

в крови и лимфе убитых ими животных – священных носорогов

жаркой Африки; «и попугай покачивался на плече Флинта и говорил:

«вуле ву «Мулен Руж» вуле ву» и тайное становилось явным – тайное

исподнее простыни на которой нарисовали Господа а потом

продавали Его в Турине по баснословной цене»; «собери свои осколки,

милый ангел, и неси их к могучему святителю – да поставит он их

заново и соберёт всякую плоть там где не ночевала даже мышь

и где юный день начинается с заклятия о мертворожденной пустоте»

 

 

ЛЕТНИЙ УЗБЕКИСТАН

 

это всё – метаморфозы, милый Овидий! посмотри – вдруг кто-то тебя увидит

и посмотрит на тебя сквозь глазок слепящий – мы все жили в Познани

и если о настоящем

то мы жили на планете Земля с которой мы улетели

а стояли как тополя и сидели на белой постели

есть ли что-то о чём ты молчишь, дорогая моя посиделка?

посмотри как смеётся камыш над трусы выжимающей целкой

и как пятится вечер в поля и как солнце садится за тучи

но не делай того что велят когда смотрят – хватают за ручки

и ведут к дорогому цветку расцветающему в сердце ночи

среди разных и всяких паскуд есть лишь та которую хочешь

не увидеть а просто обнять – заключить в золотые объятья

и растёт в тишине благодать и в ней множатся тихо понятья

но останется вечер ни с чем и растает как призрак средь множеств

я один понимаю зачем нас хотят в темноте подытожить

вырастают – пиалы несут и толкают к татарам тихонько

но я знаю что в тёмном лесу гриб растёт и на ноженьке тонкой

он покачивает каблучком, тихо шляпу свою поднимает

я не знаю –  о ком ты? о чём? – то что было то с нами растает

и исчезнет во тьме голубой разбивая блатным пистолетом

этот снежный и ласковый ком – ну а впрочем не надо об этом

надо быть молодым и пустым и смотреть на простые закаты

только сердце растает как дым пока мы умираем ребята

пока мы говорим вам: «пока» и уходим – стреляют штиблеты

словно кто-то «включил гопака» и уходит зелёное лето

 

 

БОГ-МОРЯК И БРОШЕННАЯ ЁЛКА

 

арбуз прикрытый красотой направленных зеркал –

он вроде бы предмет простой а в темноте упал

и покатился снова вниз туда где в пустоте цеплялись

галки за карниз и он на них летел – есть два предмета:

красота и маленький арбуз а больше нету ни черта

чего бы парой уст ты не касался и зачем ты вышел бы домой

и очутился перед чем – о Боже – Боже мой

и для чего Ты уходил без тельника опять и Ты опять

нас всех простил и мы ложимся спать чтобы проснуться

в январе – увидеть торжество сидящее в пустом дворе

и выкинуть его

 

 

* * *

 

                                                                                              С. М.

 

 

если бы я рисовал я нарисовал бы тебя в каюте корабля

во время сильной качки несущую на спице тарелку с яйцом

с совершенно невозмутимым лицом переступая ногами серую словно пламя

но серую как эльфийки несущие стражу в осеннем саду укрытую в плащ- невидимку но смотрящую на звезду – тот кто укутал плечи –

 был он увы сам не свой – плечи, жестокие речи спорящие с головой

богатыря на раздолье лежащего в зелени трав но в небе качается море – небесные чудеса – они ведь с тобою спорят пока не пришла полоса открытого словно незнание и радужного зрачка или отправляйся в Данию чтобы поймать паучка и запустить в нашу кухню на постоянный постой –

ну-ка дубинушка ухнем! – не уходи, боже мой, не прочитав задания –

 схема его проста – ты заменяешь молчание которое красота на чистоту этой осени которая море огней которую купоросим мы чтобы прочесть на стене:

«мене, текел, фарес» и схема его проста – с неба уходит лес

чтобы догнать Христа и посмотреть на распятие – чистый как небосвод

но не забывай про объятия ведь тот кто в них был уйдёт

чтобы догнать это мнение синеющих ангельских скал

но посмотри на затмение которое я искал и посмотри на распятие

чтоб отказать себе в том что называлась проклятием а оказалось Христом

Христом в этом вздёрнутом небе немеющем как глаза

поговорим о хлебе – архангельская роса его оросила изюмом

и он был прекрасен как Бог но только не надо думать

поскольку последний вздох – то что на нас надеется – то что внутри несём

лучше посадим деревце и поглядим в водоём – видишь как в небе ненастном

смещаются три звезды – купаются они в ярко-красном

ну а потом так просты – падают в эту мельницу чтоб был весомый помол

но посмотри на деревце и посмотри на ствол –

видишь бегут по кожице четыре больших жука

и вот воскресение множится – ты мне почти дорога

поэтому с лучшим ненастьем встречаем небесный рассвет

сидим у любви во власти и выхода не было нет

того что в судьбу твою просится – окажется невзначай

она как любая Аросева и нужно ли ей молчать и говорить о несказанном

о мощи в твоей судьбе – послушай две линии связаны

но говорят ли рабе три золотые свидания в небе ангельских сил

но не читай задания я ведь его забыл

 

 

БОГ ПОТЕРЯННЫЙ ПОД МОСКВОЙ ХОДИЛ ПО ДВОРАМ

И ПРОСИЛ САМ НЕ СВОЙ: «ДАЙТЕ, ДЕТИ, МНЕ ВАТЫ

ДЛЯ РАНЫ МОЕЙ НОЖЕВОЙ, ЗАТВОРЯЮ ПАЛАТЫ

И ИГРАЮ ОТБОЙ»

                                                                           для вассалов Господа

мы –  биороботы потерявшие своего Хозяина – мы биобароны

грызущие жадно каждый свой кусок подмётки и наблюдающие

как Хозяин уходит как Он исчезает в метели и на постели

остаётся Даная и дождь золотой – наш Хозяин уходит и всё что вы съели

всё останется с вами и вешней водой унесёт вас куда-то

если ели вы опиум и барбитурат и в конце этой грязной рабочей недели

к вам придёт Существо – уведёт вас как брат в эти снежные сумраки

в эти распады снежных хлопьев текущих как твоё вещество –

это всё что вам нужно, дорогие ребята, если вы закопались в снегу

под Москвой ну а к вам подползают три танка Гудериана

наводят орудия – смотрят стволы взглядом чёрным тупого барана

ну а вы завязали тугие мослы и готовы к отбою в тиши белоснежной

посмотри вон там горлица запоёт – как она залетела в этот угол медвежий

ну а мы собираемся в страшный полёт – вот летим и Хозяин встречает

и водит по кругу – поит мёдом и чаем как гостей дорогих

«только вы доверяйте как волки друг другу и Меня вспоминайте

с расстояний своих» и мы кружимся нежно словно в сердце метели

и мы падаем наземь в холодный сугроб – «ложь» –  вы думали?

нет, мы успели в небо тихо поднять свой большой самолёт

и упасть в это золото «трепетных странствий» что дарит нам тоска

«вечеровых костров» «только думайте, дети, о постоянстве

и подумайте, дети, о том кто готов нас покинуть оставив родные пенаты

раствориться в размеренном и золотом – но подумайте, дети,

о бедном пространстве – ну а то что в нём будет я оставлю гуртом

плыть на бежевой страшной  и ангельской льдине – плыть туда

где я встречу всех вас – вы весёлые зайки – так зовут вас отныне

ну а Я – ваш прекрасный и страшный Мазай» и они все притихли

и спрятались в поле – хорошо в дивном небе где бушует гроза

«но глотнуть бы родной три куска алкоголя посмотрев как на сене

сияют глаза – этот кто-то прицелился – снайпер не дремлет

и весомый овёс наша лошадь жует и не дремлет Господь

и безумную Землю отправляет в замедленный важный полёт

она падает словно в кино где мгновенье вдруг застыло –

так хотел режиссёр и кончается наше стихотворенье и летит белый ангел

 и летает топор»

 

 

ДОЖДЬ ОЧЕЙ ИЛИ ОМЛЕТ ГАМЛЕТА

 

свободно скорбеть или не скорбеть – всё равно всё это не отменяет

общей несвободы – мы заложники разных парадигм – унылые дети Луны

бродящие в поисках пакетов из-под молока и яичной скорлупы

и разверзающие свой зев на каждого кто осмелится указать нам

на нашу тень кривляющуюся на лунных камнях и сопровождающую

нас всюду – это тень иранского шаха которая была присвоена нами

и теперь она вместо нас наполняет наш кубок и пьёт из него

смотря холливудовские мультики в мониторе на стене дешёвого кафе

что на Пятой Авеню города Ланкастера – столицы графства Девоншир –

такие адреса на Луне и водя пальцами с грязными ногтями

по кривому стеклу витрины – такова наша участь – изгнанников из золотого Рая –

паладинов Луны и собутыльников в дешёвых харчевнях личного космоса

разбросанных в обезличенных пространствах нашей Вселенной

умирающей по понедельникам но воскресающей по субботам – Элохим

Элохим Элохим и заменяющей нам цветок кактуса вокруг которого

мы танцевали когда-то поздним вечером – бедные индейцы майя

потерявшие своего учителя и научившиеся взамен зажимать рукою рану

и голосить непристойными голосами под окнами одной достопочтенной

синьоры называемой Девой Распятий И Помрачённых Очей  падающих

 в пустоте одинокого каньона и благословляющих Иисуса –

Бога наших тоски и печали забывшего включить дворники

в своём такси и врезавшегося в фонарный столб у бара «Под Омелой»

что в графстве Девоншир у городка Крокус – свернуть налево

и по шоссе 778 доедешь до пункта назначения если никуда не свернёшь

соблазненный магазинами с дешёвым пивом и сушёной треской –

рыбой которую поймал Господь когда Он закрывал Америку –

страну где лиловые тучи и зелёные облака сменяют друг друга

когда посмотришь на них сквозь увеличительное стекло и справляя

нужду у бара «Под Омелой»

 

 

 

 ГЛАЗА НОЧИ

 

 

бытие определяемое сознанием и сознание определяемое бытиём –

немножко разные вещи а именно – бытие – это точка опоры

а сознание это светлая точка кружащаяся в точке опоры –

всё вместе пристально всматривается в темноту и ждёт её

ждёт когда темнота обернётся своей противоположностью

станет ярким светом заполняющим все углы пространства

но свет гаснет  и бархатная темнота подкрадывается на упругих ногах

и заполоняет всё и потом прячется сама в себе как тёмная кошка

в тёмной комнате чтобы внезапно стать вспышкой света

ярким лучом разрезающим пространство и делящимся

на моменты темноты с промежутками света – моменты

помогающие определить свет в его сердцевине и гасящими его

в сердце ночи на том месте где села гигантская бабочка-махаон

и белёсый свет погас а темнота ночи ровно и немигающе

смотрела на сполохи далёких зарниц, полёты метеоров

и догорающие костры невинных пастухов сгоняющих скот

за загородки и делящих ночь на две равные части –

глубину и возвышенность – обе приближающие рассвет

и манящие небо своей пустотой

 

* * *

 матрица и реальность – два зеркала отражающие пустоту

пустоту нашего отражения – пустоту нашего ползания по полу

в поисках закатившейся катушки – она там в углу между

кроватью и стеной но ты не можешь её найти – нет

ты не мог ошибиться но её нет как нет этой реальности

за зелёными стёклами нашей квартиры – там плавают

водоросли и рыбы и тысячи маленьких инфузорий

ведут подсчёт своих дней – дней насыщенных борьбой

за существование в океане наших надежд и желаний где

мы и находимся по сей день – но мы не желаем вырваться

из квартиры – погнаться за рыбой с серебристым хвостом

мы не желаем сорвать немного этих водорослей и сделать

себе суши с серебристой рыбой – вместо этого мы сидим

и угрюмо смотрим в стену и ещё чертим на ней пальцем

какие-то непонятные углы и окружности как будто это нас

спасёт от поражения которое мы всё равно потерпим

так ни разу не выйдя «на воздух» –  к рыбам во влажный водоём

а шепчем нашими сухими губами: «рыбий глаз, уходи, уходи, уходи…»

пристально глядя на золотую звезду отразившуюся в смутном трюмо

нашей грязной, нашей захламленной, нашей глубоководной комнаты

 

 

 * * *

жесты в пустоте которые и сами пустота как их не выращивай

до точки кипения доводя их нужными движениями до точки

совершенства до болезненного прикосновения к замёрзшему

турнику к которому ты прилипаешь и не можешь отодрать руки

не оставляя кожи на окоченевшем железе – что ты выдумал,

дорогой друг – ты думаешь что ты поразишь их воображение?

они глухи ко всему кроме кошелька и желудка – пёстрые радости

мира не волнуют их – они глухо сосредоточены на себе –

и они тонут в этой вате в этом мерцании ёлочных игрушек

которые добрый Дед Мороз расставил на ёлке – прикрепил их

к ветвям –  развесил как развесили вы уши – щедрые ко своей

сущности достопочтенные лохи нашего неандертальского

времени – и они падают в пустоту и замерзают в ней покачиваясь

на еловых ветвях – улыбаясь одним ртом и пристально глядя

замёрзшим взглядом на эту одинокую эту праздную эту пустотелую

луну – луну нашей молодости пропащей как золотые ключи от рая

обошедшей земной шар за восемьдесят дней и исчезнувшей

как лёгкий дымок одинокого костра от которого поднялись

три охотника и неторопливо направились куда-то мелькая

меж разрозненных стволов мокрого и одинокого весеннего леса