Александр Карпенко

Наталья Крофтс, «Поэт эпохи динозавров», Александр Поповский, «В шаге от райских ворот», Алла Красникова, «Я у тебя не спрашивала имя»

Наталья Крофтс, «Поэт эпохи динозавров». Издание второе СПб: «ИСиб», 2013


Бывает так, что стихи, написанные о далекой истории,  вдруг в процессе чтения вырастают в пророчество. Воспоминание о будущем.  Стихотворение Натальи Крофтс о Трое, которым открывается ее последняя  книга «Поэт эпохи динозавров», читается сейчас как военный репортаж с  Украины, откуда, кстати, родом сама Наталья. Вот такие порой происходят  исторические зигзаги. Наталья Крофтс — завзятая путешественница. Она  привозит из разных стран не только самые свежие впечатления, но также  эманации духа прошедших эпох. Значительный корпус стихотворений Натальи  Крофтс написан на стыке истории и географии. Все это естественным  образом вплетается в лирическое состояние героини:

 


Я б хотела любовь привезти.
Ты такую не сыщешь.
Я ее просолила
на спинах пяти континентов,
на вечных ветрах
и в скалистых горах,
где отчаянье яростно свищет.
А еще просолила ее я
в своих нескончаемо-грустных стихах.

 


Стихи Натальи Крофтс пронизывают время острой ноской прошлого и будущего по настоящему. Наталья умеет оживлять и удивлять.

 


*   *   *
В любой из масок — или кож —
ты неизменно безупречна:
спектакль хорош!
Но вдруг замрешь,
нежданно понятая встречным,
как беспристрастным понятым —
до глубины, без слов и фальши
дрожащих губ, до немоты…
Скорей к нему? Но немо ты
шагнешь назад — как можно дальше
от беззащитной наготы,
когда — во всем, конечно, прав —
твой гость, не вытирая ноги,
придет, чтоб разбирать твой нрав,
твои пороки и пороги.

 


Каждый лирик мечтает о проницательном понимании со  стороны читателя. Наталья Крофтс в этом смысле — не исключение. Как поэт  она надеется на конгениальное прочтение. Но как женщина — порой  опасается слишком пристального взгляда. Особенно — по отношению к только  что написанным стихам. Ей начинает казаться, что она «проговорилась» в  своих стихах о чем-то «запретном», таком, чего не должны касаться руки,  глаза или уши постороннего. Мне хорошо знакома эта стыдливость автора,  который рассказывает о своей интимной жизни в метафорах, но при этом  опасается, что метафоры могут быть легко «рассекречены». Как показывает  жизнь, такого рода предосторожность чаще всего напрасна. Читатель, даже  если он — критик, вычитывает в произведениях писателя только то, что  волнует его самого. Для того, чтобы пойти дальше, нужно знать жизнь  писателя в подробностях. Только тогда можно из достаточно герметичного  текста, содержащего, тем не менее, интимные подробности, выжать  что-нибудь близкое к реальности. Но возникает вопрос: зачем? Ведь каждый  имеет право на тайну, которая не должна быть разоблачена.

 


Как театральный критик — строг,
внимателен и беспощаден
он составляет каталог
в тебе живущих ведьм и гадин.
Он справедлив. Отточен слог.
Ему неведомы пристрастье
и сострадательный залог —
залог любви и сопричастья.

 


Поэзия — это тонкость нервных неровных волокон.  Наталья Крофтс путешествует из любви в неодиночество, заполненное до  краев стихами, чтобы потом пропутешествовать обратно, из неодиночества в  любовь. Женская любовь, как состояние экзальтированное и ревнивое,  часто будоражит в человеке не только лучшие душевные и личностные  качества. Случается и «пена», далеко не такая, как та, из которой  родилась Афродита… Именно эту пену подмечает порой недоброжелательный  критик. Созерцание пены заслоняет ему все, и он, ничтоже сумняшеся,  начинает обвинять автора стихов во всех смертных грехах. В имморализме.  Там, где жила простая искренность. Там, где обнажалась нежная нижняя  кожа. Поэт не может быть неискренним. Но в порыве «саморазоблачения» он  может зайти далеко, касаясь самых тайных струн души.
«Нежданно понятая встречным, как беспристрастным понятым», — с горечью пишет Наталья Крофтс.
Наталья Крофтс уважает чужие тайны и умеет хранить свои. Метаистория  пробуждается для нее тогда, когда герои былых времен, начиная с Адама и  Евы, оживают в ее жизни — сходством ситуаций, мотивов поведения.  Поступков. Это одновременно и твоя жизнь, и жизнь, уже когда-то  снискавшая всеобщее внимание в других лицах. И эти лица становятся  твоими, и ты проживаешь заново их жизнь, наполняешь своими нынешними  переживаниями их древние неспешные тени. Театр в театре! Или, можно  сказать, «театр наоборот».

 


И ты закроешь двери, чтоб
свой собственный спектакль — без судей,
без соглядатаев, без толп
смотреть:
как голову на блюде
несут и, бешено кружа,
в слезах танцует Саломея,
как капли падают с ножа,
как Ева искушает Змея,
как Брут хрипит от боли в такт
ударам, завернувшись в тогу…
А критик видел первый акт.
Не более. И слава Богу.

 


И, когда критик не понимает твоих сокровенных снов,  ты одновременно оскорблен и благодарен. Он не смог приблизиться к  пониманию. Но тем самым он оставил твою наготу невидимой.

 

 


Александр Поповский, «В шаге от райских ворот» М.: «Вест-Консалтинг», 2012

 


Александр Поповский пишет просто и незатейливо, но в  то же время меня, читателя, все время не покидает ощущение затаившегося  между строк подтекста. Да еще какая-то ирония с ехидцей постоянно  закрадывается. В общем, далеко не прост поэт Александр Поповский!

 


И в новом веке — кто-то на коне,
А кто-то мылит ореол удавки.
Но, что по праву причиталось мне,
Испил до дна и не прошу добавки.

 


Александр Поповский хорошо владеет слогом. «Быть  поэтом — печень слабовата» — иронизирует он над своей жизнью. Книга  Александра Поповского «В шаге от райских ворот» наглядно демонстрирует  сомневающимся, насколько важен в поэзии авторский, ни на кого не похожий  язык. Вроде бы незамысловатые, по случаю написанные стихи. Но почерк-то  узнаваемый! И это ценнее, нежели кто-то написал бы похоже на Пушкина и  даже не хуже, чем Пушкин. То, что уже было — вторично, даже если это  очень высокие образцы. Стихи Александра Поповского ценны своим  неповторимым авторским голосом.

 


В круговороте событий,
В хитросплетениях дня
Не совершаю открытий —
Все это не для меня.

 


К сожалению, установка на «неоткрытие» мира сужает  духовный мир поэта, то и дело возникает непреходящее впечатление  бедности его духовного мира. Автор пытается скрыть бездуховность за  самоиронией:

 


Подальше держусь от греха.
Кручу, что есть силы, педали.
Пока за мои потроха
Хорошую цену не дали.

 


Но порой за декадентской сущностью стихов Александра Поповского проглядывают удивительные строчки:

 


В подворотне невпопад ступая —
То на грабли, то на облака,
Плачет интуиция слепая.
Из глазниц роняя жемчуга.

 


Самоирония и мягкий юмор пронизывают едва ли не все стихотворения Александра Поповского:

 


Подпрыгнул от голоса зычного.
Под мышками треснули швы.
Стал ниже себя же обычного,
Но все-таки выше травы.
Тактично, используя тряпочку,
Мой ангел молчанье хранил.
И душу усердно, как бабочку,
От тела до неба ловил.

 


Есть ощущение, что напрасно Александр Поповский не  разнообразит ритмику и строфику своих стихотворений. Короткие строчки в  столбик — это уже давно пройденный этап в лирике XXI века. Но иногда  упадническое настроение у героя Александра Поповского заканчивается. И  тогда он находит в сердце мечту:

 


Мечту, осознанную прихоть,
Учусь без памяти любить.

 


И между строк проговаривается странная философия:  память — это груз, который мешает человеку двигаться вперед. Но, как  только мы освобождаемся от гнетущей памяти, в сердце начинает  вырисовываться мечта. А с ней уже можно пытливо смотреть в будущее.

 

 

 


Алла Красникова, «Я у тебя не спрашивала имя» М.: «Вест-Консалтинг», 2014

 


Думаю, есть люди, талантливые на чувства. И чувства  эти «проговариваются» не сразу. Поэзия — может быть, лучший способ  разобраться в своих чувствах. Страсть — синоним настоящей жизни.  Счастливая любовь много стихов не рождает. Зачем писать стихи, если  можно разговаривать телами? Зато неразделенные чувства — так и просятся  на бумагу, и не только в целях самотерапии. А еще лучше для творчества,  когда взаимная любовь постепенно переходит в неразделенную. Ты уже  вкусил эту амброзию, ты уже побывал в раю — и оттого сильнее чувствуешь  горечь утраты.
Я позволю себе не согласиться с некоторыми выводами Бориса Левита-Броуна  из послесловия к книге Аллы Красниковой «Я у тебя не спрашивала имя…»,  только что вышедшей в издательстве «Вест-Консалтинг». Он говорит о  лирике Красниковой как о «цветаевском» побеге на древе русской поэзии. Я  думаю, есть некоторая путаница в суждениях о двух великих русских  женщинах-поэтах. Некоторые исследователи вообще отказывают Ахматовой в  страстности, которая всецело приписывается Цветаевой. Я полагаю, у  Ахматовой — страсть сильная, глубинная, целомудренная, без признаков  избыточной расхристанности. Страсть, которая горит ровным пламенем. И по  этим признакам Алла Красникова скорее ближе к Ахматовой, нежели к  Цветаевой. Страсть у Аллы Красниковой — царственна, и в то же время  стыдливо-целомудренна.

 


Так причудливо древней игры
Перепутались тонкие нити,
Если некому — не говорите,
Не склоняйте глагол до поры.

 


Стихи Аллы Красниковой настолько прекрасны, что ей не  хватает, пожалуй, только умения держать такой же накал поэтической речи  до конца повествования, чтобы стать именитым русским поэтом:

 


Превращаются в прах даже милые лица.
Что же, осень — последнее яблоко в руку.
А хрустящему солнцу катиться, катиться…
Без меня, без тебя — одиноко, по кругу.

 


В состоянии страсти в душе человека кипит невидимая  внутренняя работа. Он мечтает и творит образ любимого по своему образу и  подобию, отчего придуманный образ не всегда совпадает с живым  человеком. Жизни во влюбленном так много, что он (она) проживает и за  себя, и «за того парня». Человек любящий силен и слаб одновременно, но  гамма чувств в нем на порядок выше, нежели в человеке спокойном и  незаинтересованном.

 


Лишь в глубине высокой,
Где ни любви, ни сил,
Все догорают строки
Тех, кто меня любил.

 


Несмотря на то, что тематика стихотворений Аллы  Красниковой ограничена отношениями мужчины и женщины, у читателя ее  книги не возникает ощущения «неполноты» повествования. Причина тому —  чистота чувств лирической героини, помноженная на глубокое эстетическое  переживание и основательное владение автора родной речью.
Я читаю немало лирики, написанной представительницами прекрасного пола, и  могу определенно констатировать: книга Аллы Красниковой — бесспорно,  одна из лучших книг, вышедших за последние годы. При том, что автор  практически неизвестна не только за рубежом, но и в своем родном городе  Петрозаводске. Книга Аллы Красниковой вышла в драгоценной оправе  рисунков и послесловия Бориса Левита-Броуна, что сообщает ей  дополнительные измерения. Книгу хочется перечитывать снова и снова.  Лирика Аллы Красниковой вышла за пределы чисто жанровых рамок и живет  своей самостоятельной, самодостаточной жизнью. Чистота. Интеллект.  Камерность. Страсть. Алла Красникова — интересный, неординарный,  своеобычный человек. И большое спасибо поэту Борису Левиту-Броуну,  который открыл для нас, читателей, это редкостное дарование.
И, в заключение, несколько мыслей Аллы Красниковой о поэтах и поэзии из ее беседы с журналистом Максимом Ефимовым.
— Кто такой поэт?
— Поэт — это человек, который имеет определенное состояние души; который  впадает в это состояние, у которого иногда бывают «припадки»,  «приступы» этого состояния. Ты одновременно чувствуешь себя всем —  деревом, небом, всем, и в то же время ты не теряешь способности  абстрагироваться от всего и вся. Это состояние возвращения к единству со  всем. Новое качество. Человек отделился от природы, научился новому, а  затем с накопленным багажом снова возвратился в прежнее состояние. Так и  получаются стихи из этой первозданной энергии. Поэт, который не  понимает природу — не поэт. Поэт, возвращаясь, переживает радость начала  творения мира. Поэт переходит в иной, настоящий мир, когда он един со  всеми. Человек становится головастиком с разумом.
— Алла, что такое поэзия? Когда ты начала писать стихи?
— Я не знаю, что такое поэзия. Я начала писать стихи в детстве. Сначала  стихи произносятся внутри, а уже потом вербализуются. Поэзия — это  настроение. Такое определение поэзии понятно всем. Со временем эти  поэтические состояния наполняются интеллектуальным содержанием.

К списку номеров журнала «ДЕТИ РА» | К содержанию номера