Александр Корамыслов

Натан Злотников. Эх, разузнать бы - а я еще есть? Личное и не только

26 октября исполнилось бы 80 лет Натану Марковичу Злотникову http://magazines.russ.ru/authors/z/zlotnikov (1934-2006), поэту, редактору, человеку, с которым нас довольно многое  связывало. В моём домашнем архиве хранится относительно толстая пачка  его писем 1988-92 годов. Советы, в них данные, пригождаются мне до сих  пор...

 

Своё военное детство Злотников провёл в Воткинске, будучи  эвакуированным сюда вместе с родителями – работниками киевского завода  «Арсенал», окончил семилетку в городской школе №3 (учился в 1942-1949  гг.), здесь начал писать стихи. Вот что вспоминает Иосиф Розенберг,  старейший воткинский литератор и журналист, один из основателей  городского литературного объединения: «Поэт Натан Злотников… по  малолетству тогда не состоял в нашем кружке, но его военное детство  связано с воткинской землёй. Стихи Натана приносил мне его отец. В их  неумелых строчках пафосно звучали призывы к «мировой революции»,  которая, по мнению юного поэта, вот-вот должна была начаться…».

 

Впоследствии, с начала шестидесятых живя в Москве, став заметным  поэтом, сотрудником, а затем и редактором отдела поэзии журнала «Юность»  – Злотников был, в некотором роде, «куратором» для пишущей братии из  Удмуртии. Если не куратором – то уж точно старшим товарищем, а для  кое-кого и другом. В одном из номеров «Юности» за 1986 год, например,  заботами НМЗ появилась подборка воткинского поэта Владимира Парамонова http://www.netslova.ru/paramonov,  вошедшая затем в толстый том «Стихи этого года. 1987» (Москва,  «Советский писатель»). Вот и я, вслед за Владимиром Васильевичем, вскоре  ставшим моим старшим другом и учителем, обратился в конце 1988-го к  известному столичному поэту – известному, в том числе, привечанием  одарённых молодых авторов... И несколько лет мы с ним «предавались  совместному творчеству в эпистолярном жанре». То есть, по старинке –  шариковой ручкой (НМ – ещё и чернилами) по бумаге (причём, он – на  фирменных бланках «Юности»...). Примерно раз в месяц, а то и чаще –  обсуждая самые разные темы, от моих ранних виршей до предметов куда  более важных и интересных. Лучше всего о своих письмах сказал сам поэт:

 

Кому мои письма, где сумрачно слово, нельстиво?
В них странное время. Но это такое нечтиво.
В них бедные люди, бараки, казармы, больницы,
Все скованы цепью вины, без вины – единицы…
И письма мои опускаются, точно в копилку,
На старый манер, под надежную пробку в бутылку,
Плывут в берегах меж пологой землей и крутою,
То светом прозренья овеяны, то слепотою.
Плывут далеко, по случайной воде, безымянно –
Так можно избегнуть презрения, славы, обмана,
И пошлого грима так можно избегнуть, старея,
И тайны, что любит присяжная галантерея.
Жизнь тащит, петляя, бутылку и полем, и садом,
И дышит прозрачной звездой и промышленным смрадом,
И в гиблую тундру выносит из темного леса
Меж двух берегов, столь похожих на Бога и беса.
Как жаль, что стандартной стеклянною флягой не стану,
Не буду спускаться, как с долгой горы, к океану!..
Он ждет терпеливо, бессмертен и независим,
Он ценит находки, читатель внимательный писем.

 

А вживую мы впервые повидались 25 апреля 1990-го, в день рождения  П.И. Чайковского по старому стилю, в Воткинске – возле открытого в тот  день памятника великому композитору работы замечательного скульптора  Олега Комова. На предпоследней странице обложки «Юности» №7, 1990,  издававшейся тогда рекордным тиражом 3 миллиона 100 тысяч экз. – был  опубликован «лирический отчёт» Злотникова о той поездке:

«В старом уральском городе Воткинске, на родине Петра Ильича  Чайковского, открыт ему памят­ник. Бронзовое литье еще хранит холодный и  ту­склый блеск полировки, как будто бы сплав перенял хмурый отсвет  свободных вод заводского пруда, только-только вышедшего из-подо льда.  Эти края помнят Чайковского мальчиком, однако мир хра­нит в памяти  благородный облик давно немолодого человека, умевшего внимать шуму  времени. Таким он и запечатлен прямо перед окнами родительского дома.  Такое странное уединение присуще этому па­мятнику, столь соразмерны его  пропорции, так та­инственно и просто определено место на земле под  небом, что именно здесь, кажется, сошлись линии пространства и  человеческой судьбы, и отныне, ду­маю, все взгляды, устремленные к  Воткинску, бу­дут сходиться тоже именно здесь.

В композиции нового памятника мастер вновь испытал себя мерой  покоя и того хрупкого равно­весия, которое можно представить себе, думая  о плывущем паруснике или летящей стреле. Он, как и каждый из нас,  расслышал в музыке Чайковского немало драматичных и трагичных нот, но  вместе с ними приял одновременно и свет красоты, и посу­лы надежды, и  тепло человеколюбия. Мы только сутки пробыли с фотокорреспондентом  Леонидом Шимановичем в моем Воткинске – ведь здесь и мое детство прошло;  война лютовала, голод, а помнит­ся это время светло. Может быть,  оттого, что музыка Чайковского неизменно и верно была с нами?

Город ждал начала юбилейных торжеств, а пого­да не задалась, было  пасмурно. Но едва хор зашел «Верую...», и с памятника упало покрывало –  выш­ло солнце».

При встрече я предложил НМЗ передать на хранение в воткинский  городской архив, где работала моя первая жена, часть его личного архива.  НМ за предложение поблагодарил – но сказал, что у него самого ничего  нет, всё уже в ЦГАЛИ...

Наше заочное общение продолжалось. Письменно, а иногда – по телефону.  Неизменно склонный к игре слов, я как-то набрался наглости – и  предложил назвать его очередную книгу «НаЗло». Каковое имя добрый НМ мягко отверг – да ещё увещевал меня (при последующей личной встрече) никогда ничего не делать назло. Чему стараюсь соответствовать...

И, естественно, время от времени я присылал ему свои рукописи.  Однажды доприсылался. В июле 1991-го приехал в Москву сам – на пару  недель – и несколько раз захаживал к НМ в редакцию. Кого только не  встречал в его кабинете – и Андрея Дементьева, и Кирилла Ковальджи, и  Игоря Шкляревского, и Нину Искренко, и т. д. И вот прихожу я снова – а  Злотников с порога, при свидетелях, приветствует меня: «Поздравляю, Саша! Ваши стихи будут напечатаны! И, может быть, даже в этом году...». Вышеупомянутый фотограф «Юности» Леонид Шиманович тогда извёл на меня  целую плёнку – ради одной картинки в журнале... Был, повторяю, июль,  пора отпусков, Горбачёв готовился подписать с Союзными республиками  мирный договор – но некая тревога в воздухе витала...

А потом – был август, путч, «победа демократии», крушение  коммунистического режима и прочие прелести эпохи перемен. НМ перешёл на  загадочную должность консультанта главной редакции. А его  «преемник» Александр Ткаченко, похвалив и первоначально выбрав для  публикации несколько моих текстов – в итоге решил с моей подборочкой  повременить. А там и «Юность» разделилась на «старую» (то есть, просто  «Юность») и «Новую Юность»...

Впрочем – всё-таки «засветился» в журнале – в №12, 1991 (с тиражом  уже 999000 экз.). Тем летом НМ познакомил меня с ныне известным  москвоведом Рустамом Рахматуллиным, занимавшимся тогда в «Юности»  рубрикой «20-я комната» – и я поделился с ним своей коллекцией снов (и собственных, и друзей и знакомых). В сильно порезанном виде она и была напечатана (под фамилией Коромыслов...).

...А потом нас на время развели некоторые обстоятельства – я сам  целый год (1993-й) практически не писал стихи, затем ушёл в, так  сказать, «внутреннюю эмиграцию» – и т. д. Связь, к сожалению,  прервалась.

В 1996 году Натан Маркович перенёс инсульт. Я узнал об этом много  позже. Только в 2000-м снова написал ему (с приложением дискеты, куда  поместил электронные версии новых и старых стишков...) – и спустя  несколько месяцев получил нескорый, но дружеский и подробный ответ  неровным почерком – следствием болезни. На следующее своё письмо ответа я  уже не дождался. С компьютером, подаренным ему поэтом Юрием Ряшенцевым,  Натан Маркович, по его же признанию, как-то не ладил – но я надеялся,  что это поправимо.

Ещё одну попытку восстановить контакты предпринял, встретившись в  декабре 2004-го на I Международном конгрессе «Русская словесность в  мировом культурном контексте» в Москве с тем же Ю.Е. Ряшенцевым – и  передав через него для НМ горячий привет и свои координаты – увы,  безответно. А через два года Злотникова не стало... Похоронили его на  Введенском кладбище в Москве.

О своих стихах Натан Злотников тоже лучше всего сказал сам:
Про строки скромные мои
Расскажет орнитолог.
Они живут, как воробьи,
Их век не очень долог.
Войны холодная зола
Окрасила перо их.
Они сражались против зла,
Хоть ходят не в героях.
У них – всегда опасен путь.
И вовсе не зазорно
Схватить больших событий суть,
Как маковые зерна.
Метель зимою бьет плетьми,
Худая осень – градом,
Но все ж, они с людьми, с людьми
И в зной, и в стужу – рядом.
И пусть веселый жизни труд
Воздаст им честь по чести –
Мне стыдно будет, коль умрут
Они со мною вместе.

А вот что пишет в статье «Открыватель других поэтов» http://www.peoples.ru/art/literature/poetry/contemporary/natan_zlotnikov, посвящённой Н. Злотникову, Евгений Евтушенко:

«Одиночество? Более неодинокого человека, чем Натан, трудно  представить: он был вечно окружен целым выводком молодых поэтов. Но  часто именно те, чья неодинокость бросается в глаза, на самом деле  одиноки. Его как поэта невольно заслоняла толпа тех, кого он сам  выдвигал на авансцену, и, несмотря на пятнадцать выпущенных им книг, он  оставался невидим за молодыми спинами.

По натуре Натан был человеком тихим, мягким. Он не ввязывался в  громкую полемическую борьбу, но постоянно проводил линию немногословной  порядочности и поддержки тех, кто был более талантлив, чем он, а иногда и  менее, что не всегда мешает проявлениям человеческой уникальности.  Соревнования за первенство, в отличие от спорта, в искусстве быть не  должно: надо развивать самоценность, которая выше самовыпячивания, ибо  направлена внутрь.

В 1964 году секретарь ЦК КПСС по идеологии Л.Ф. Ильичев дал  указание главному редактору «Юности» Борису Полевому снять поэму  «Братская ГЭС» в связи с искажением в ней героической истории нашей  страны. Однако крошечная парторганизация журнала «Юность», где ведущую  роль играли бывший секретарь Александра Фадеева, обожавший поэзию С.Н.  Преображенский и Натан Злотников, вынесла беспрецедентное решение:  обязать коммуниста Полевого обратиться в Президиум ЦК с просьбой оказать  доверие редакции и дать возможность напечатать поэму. Так оно и  случилось». В статье приводятся и другие подробности достойного человеческого и редакторского поведения Злотникова...

Натана Злотникова помнят, публикуют и читают и сейчас. В 2010 году в  московском издательстве «Время» вышла книга его избранных стихотворений  «Почерк». Автобиография, неопубликованные стихи, переводы его стихов на  английский язык, фрагменты прозаических «Парижских записок незадачливого  гостя» размещены на сайте, созданном при участии дочери поэта Ольги  Натановны – http://zlotnikov-poet.narod.ru/index.htm.

Не забывают Злотникова и в Удмуртии. Ижевский литературный журнал  «Луч», например, регулярно публиковал и публикует его произведения, а  также материалы, посвящённые его жизни и творчеству. Память о Натане  Марковиче сохраняется и в Воткинске. Так, к его 75-летию (в 2009 году)  была открыта мемориальная доска на воткинской школе №3, где Злотников  окончил свои первые семь классов...

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера