Закончились те времена. Стихотворения

* * *

 

Пьянящей мечтой мореходной

Пресытился город сполна.

Разлукой усталой, холодной

Закончились те времена,

 

Когда мы в гостях зависали

На праздниках чьих-то побед,

Не думая – осень, весна ли

Несла романтический бред?

 

Хрустальное войско бокалов

Стоит на зеркальном плацу.

Нехватка начисленных баллов

С моим багажом не к лицу!

 

И в душу прокралась досада,

Студенческий хохот, галдёж:

«В четыре, у Летнего Сада,

Увидишь…

Услышишь…

Найдёшь».

 

Прицелюсь, проспорю, промажу.

Неважно, во сколько и где.

Обратно. Назад. К Эрмитажу.

Душой – к неизвестной звезде.

 

Игрушечный город-поделка

Наполнен постыдной молвой…

И снова минутная стрелка

Откроет маршрут круговой.

 

* * *

 

Что я должен сказать,

если сказано всё в прошлом веке?

В позапрошлом и – ранее…

Господи, кто я такой?

Ночь, фонарь. Что ещё?

Каждый день многолюдно в аптеке,

сколько в мире недугов,

ничто не приносит покой.

 

Донкихотство – избитый приём,

но других не найти нам,

ни сейчас, ни потом,

презирая игольчатый страх. 

Ощущая влечение к чьим-то

сюжетам, картинам,

вспоминая студенчество

в общих, неточных, чертах.

 

Там – дученто, треченто,

великий, непознанный Джотто,

курсовая работа о Босхе и Брейгеле – бред!

Что я должен сказать?

Или надо просить у кого-то

и за что-то прощения,

в тридцать, без малого, лет?

 

Лучший день на земле –

улыбаться, не чувствуя боли.

Не хочу говорить!

Дайте вспомнить людей, адреса!

Гениальная роль –

нахождение собственной роли,

обретённое чудо –

поверить опять в чудеса.

 

Переполнена комната

утренним солнечным светом.

Что я должен сказать,

повторившись, о жизни земной?

Всё уйдёт, всё пройдёт… 

И – никто не узн?ет об этом.

Только старый троллейбус

из детства приедет за мной. 

 

* * *

 

Космических далей немыслимый ?мут,

Смотри, сколько звёзд! О любви говори.

Спасительным светом, который не тронут,

Живём на планете под номером три.

 

Придворным любимцам предложена фора,

Хвалебная песня сорвалась с цеп?,

Когда превозносят прожжённого вора,

Осталось молиться: «Господь, укрепи!»

 

Печально… Преступно…

Прохладно… Простудно…

Признайся, ты видишь такие же сны?

Вчера я придумал фанерное судно,

Не зная ни ветра, ни силы волны.

 

Сегодня – повсюду хохочут зеваки

Над словом и делом, нательным крестом.

Не бойся, не прячься! Вселенские знаки

Расскажут, что было и будет потом.

 

Вчера – полуграмотный лепет ребячий,

Сегодня – дорога. И город вдали. 

А завтра… А завтра прозреет незрячий, 

Когда мы попросим: «Господь, исцели!»

 

И, светлое имя твоё называя,

Прерву на мгновенье бессмысленный бег.

И с неба сойдёт не вода дождевая –

Чистейший, спокойный,

Рождественский снег.

 

* * *

 

Светлой памяти поэта

Андрея Романова                                                 

 

Холодает…

И в холоде этом – предчувствие драмы,

Словно письма,

в которых прощаются люди с тобой.

Словно город,

в котором построены новые храмы,

И – жестокие судьбы с твоей,

                                   вперемешку, судьбой.

 

Сколько лет испытаний

во имя, во славу, во благо?

Кто-то встретит любовь триумфально

у Нарвских ворот.

И в душе – столько слов,

что с излишком хватило бы на год,

И предательский шёпот:

«Ещё проживи этот год!»

 

Холодает. К чему бы?

Проносятся автомобили,

мимо Нарвских ворот, мимо Автово…

Всё как всегда!

Мы – поэты.

А значит, в любви признаваться любили,

колесили по свету, считали в купе города.

 

Колесили по свету,

                        стучались в закрытые двери,

Накрутила сюжетов лихих

                                   вертихвостка-весна…

Нас осталось немного.

Мы снова считаем потери…

И вокруг – ничего.

Только серых дождей пелена.

29 – 30 мая 2014