Виктор Куллэ

СВИНЬИ ПОД ДУБОМ

Foto 1

 

Поэт, переводчик, литературовед, сценарист. Окончил аспирантуру Литинститута. Кандидат филологических наук. В 1996 г. защитил первую в России диссертацию, посвященную поэзии Бродского. Автор комментариев к «Сочинениям Иосифа Бродского» (1996–2007). Автор книг стихотворений «Палимпсест» (Москва, 2001); «Всё всерьёз» (Владивосток, 2011). Переводчик Микеланджело, Шекспира, Чеслава Милоша, Томаса Венцловы, англоязычных стихов Иосифа Бродского. Автор сценариев фильмов о Марине Цветаевой, Михаиле Ломоносове, Александре Грибоедове, Владимире Варшавском, Гайто Газданове, цикла документальных фильмов «Прекрасный полк» – о судьбах женщин на фронтах войны. Лауреат премий журналов «Новый мир» (2006) и «Иностранная литература» (2013), итальянской премии «Lerici Pea Mosca» (2009), «Новой Пушкинской премии» (2016). Член СП Москвы и Русского ПЕН-центра.

 

 

 

Оно конечно — прорубил Пётр Великий окно в Европу. С тех пор лучшие умы российские числят себя европейцами и изо всех сил стремятся, чтобы вся страна прониклась европейским самосознанием. Получается, если честно, совсем скверно. И причина вовсе не в дремучей косности или лености, не в «загадочной русской душе» — попросту в иных отношениях с Временем и Пространством. «Никто не обнимет необъятного», — в этом афоризме Козьмы Пруткова содержится едва ли не приговор любым попыткам реформаторского устроения исполинского пространства от Петербурга до Владивостока. В самом деле: даже сегодня чтобы пересечь страну из края в край на поезде потребуется неделя — в то время как у европейца на то, чтобы добраться до ближайшей границы, уходит несколько часов. Раньше — на лошадях — у европейцев уходило несколько дней, а у русских едва ли не год. Налицо прямое участие в устройстве государства Пространства и Времени в чистом виде.

С чем-то подобным испокон веков сталкивались создатели всех великих Империй: от Римской до Британской. Рассеянные на гигантской территории, они стремились создавать форпосты цивилизации в том закутке, куда занесла их судьба. Так появлялись чудесные римские термы где-нибудь на богом забытых Британских островах или палладианские дворцы в кишащих индейцами североамериканских провинциях. Применительно к Отечеству, воплощением этого механизма стало возникновение в российской глубинке уникальных усадеб. Тех самых «дворянских гнёзд», медленное угасание которых век спустя живописал Тургенев.

Рассказывая об островках канувшей дореволюционной цивилизации, я в основном обращался к архитектуре двух столиц: Москвы и Петербурга. А между тем, столицы — лишь фасад Империи. Можно, конечно, жизнь прожить, любуясь созерцанием великолепного фасада, но подлинная Россия начинается уже по отъезде от столицы на несколько десятков километров. Подчёркиваю: речь вовсе не о провинциальных или губернских городах — они, по мере сил, испокон веков пытаются столицам подражать. Речь о медвежьих углах, где разбросаны бесчисленные деревушки, среди которых, порой наталкиваешься на истинное архитектурное чудо — бывший господский дом, превращённый в сельскую управу, а то и вовсе стоящий в руинах.

Расцвет усадебного зодчества в России пришёлся на XVIII век, когда Екатерина Великая утвердила грамоту о правах и вольностях дворянского сословия. С этого момента принципиально изменилось отношение к жалованным землям — они перестали восприниматься как кормушка, из которой можно извлекать прибыль для того, чтобы достойно обретаться в столице, и превратились в родовое гнездо. А гнездо надо обустраивать — желательно, не хуже, чем у соседей.

Зубриловское имение князей Голицыных (Тамалинский район Пензенской области), о котором пойдёт речь, считается едва ли не лучшим образцом провинциального усадебного строительства. Имение не было родовым — блестящий генерал, герой турецких войн Сергей Фёдорович Голицын приобрёл его в 1786 году, когда екатерининских вельмож наделяли землями в Саратовском наместничестве. Даже сегодня добраться сюда затруднительно — до ближайшей железнодорожной станции 10 километров, а в те времена это была и вовсе глухомань на стыке Саратовской, Тамбовской и Пензенской земель. Однако князь был очарован великолепной панорамой, раскрывавшейся с вершины холма на пойму реки Хопёр. Сергей Фёдорович прибыл в Зубриловку не один — он привёл на постой Смоленский драгунский полк, шефом которого являлся. 24 эскадрона находящихся в подчинении солдат — великолепная отправная точка для любого строительства. Если уж сейчас генеральские дачи украдкой строятся солдатиками, то в те времена это было нормой.

Споры вокруг того, кто был зодчим, спроектировавшим комплекс зубриловских построек, ведутся историками архитектуры по сей день. Называются имена Ивана Старова, близкого к семейному кругу Голицыных, и блистательного Николая Львова — поэта, учёного, композитора и архитектора, который первым перевёл на русский язык и издал классические труды Палладио. К сожалению, никаких документов не сохранилось, однако ещё в начале минувшего века Игорь Грабарь высказал предположение, что единственным автором проекта может считаться великий Джакомо Кваренги. Грабарь отталкивался от высочайшего художественного уровня построек, сопоставимых с лучшими творениями итальянского мастера. Трёхэтажный многооконный дом-дворец с четырёхколонным дорическим порталом на одну сторону и шестиколонной полуротондой на другую являются, с точки зрения Грабаря, лучшим подтверждением авторства итальянца. Уже в наше время искусствоведы подтвердили его выводы, детально сопоставив строения Зубриловки с почерком Кваренги. Дополнительным аргументом могут являться дружеские отношения, связывавшие князя с итальянским зодчим.

Место для строительства усадьбы выбрано идеально — лесистая возвышенность над долиной Хопра, пересечённая глубоким оврагом с ключами и быстрым ручьём. За три года драгунского постоя здесь возник замечательный дворцово-парковый ансамбль: посажены дубы, клёны и ясени, устроена липовая аллея, разбиты дорожки, запружен ручей, созданы всевозможные затеи, разбиты фонтаны. Помимо главного дома возведена Спасо-Преображенская церковь с колокольней. В верхней части холма, на самой окраине огромного парка возвышалась одна из наиболее удивительных построек Зубриловки — башня-руина, которая изначально строилась как бы «оглоданной временем». В то время по всей Европе входили в моду ложные руины — связано это было с неимоверной популярностью гравюр Джованни-Баттиста Пиранези. Однако Пиранези, с лёгкой руки которого европейские парки украсились псевдоантичными развалинами, апеллировал всё-таки к Древнему Риму, а зубриловская башня больше напоминает средневековый донжон.

При Павле I князь Голицын впал в немилость и вместе с сыновьями поселился в Зубриловке практически безвыездно. С этого момента было положено начало собиранию уникальной коллекции зубриловских редкостей: эмалей, фарфора, серебра, старинной посуды, оружия, книг и картин. Сыновья продолжили это увлечение отца — при князе Фёдоре Голицыне зубриловская коллекция считалась едва ли не лучшей в России. После смерти князя Сергея Фёдоровича добрым гением усадьбы долгие годы была его вдова Варвара Васильевна, урождённая Энгельгардт — племянница Потёмкина, воспетая в оде Державина под именем златовласой Плениры.

О связях Зубриловки с историей русской литературы можно написать тома. Начнём с того, что воспитателем детей Голицына был не кто иной, как великий баснописец Иван Андреевич Крылов. Именно в Зубриловке написал он многие свои произведения: от запрещённой цензурой трагедии «Триумф» до сверхпопулярной басни «Свинья под дубом». Дуб, воспетый Крыловым, пережил столетия — лишь в 1960 году он пал, сражённый ударом молнии. Тогда его металлическими обручами прикрепили к молодому дереву, а на вековом стволе укрепили металлическую пластину с портретом Ивана Андреевича и текстом басни. А легендарная леность великого баснописца нашла отражение в местном фольклоре — до сих пор рассказывают историю о том, как однажды детишки нашли его спящим на вершине колокольни. Крылов укрывался там от засилья комаров, и потребовался удар колокола, чтобы его разбудить.

В годы своего Тамбовского губернаторства в Зубриловке часто бывал Державин. Здешним обитателям посвящена его знаменитая ода «Осень во время взятия Очакова» — князь Сергей Фёдорович находился тогда в действующей армии, и Державин по мере сил пытался поддержать беспокоящихся о его судьбе близких. В разное время гостями Зубриловки были Рылеев и Лажечников, Вяземский и Полонский, а на рубеже XIX–XX веков здесь часто работал замечательный художник Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов. Его «Призраки», «Прогулки при закате», знаменитый «Водоём» — всё это написано в Зубриловке.

Идиллия окончилась в 1905 году. 19 октября крестьянская толпа разграбила и подожгла усадьбу. В огне погибли бесценные коллекции декоративно-прикладного искусства, редчайшие книги, документы и свыше полутора сотен уникальных портретов, в числе которых были работы Левицкого и Молинари. Гибели избегла лишь часть уникальной коллекции, вывезенная Дягилевым на выставку в столицу. По счастью, подоспевшие войска спасли Зубриловку от окончательного уничтожения.

После революции здесь располагались военный госпиталь, дом отдыха партактива и туберкулёзный санаторий. Колокольню использовали в качестве водонапорной башни. Однако, как оказалось, даже свинства советской власти ничто по сравнению с тем, что началось после её падения. В конце 80-х цепь, ограждавшую Крыловский дуб, сдали в металлолом, а сам дуб спилили. Потом каким-то чудесным образом заповедные зубриловские земли перешли в собственность известного предпринимателя Виктора Батурина. Планировалось устроить здесь сверхэлитный курорт, однако планы эти не были доведены до завершения. Сейчас отчасти восстановлена хотя бы церковь — с 90-х годов в ней идут богослужения, однако уникальные фрески конца XVIII века требуют срочной реставрации. Совершенно разрушена крипта с захоронениями князей Голицыных — уже в наше время прибывшая из Москвы бригада «реставраторов» вскрыла могильные плиты. По версии местных жителей, москвичи просто искали княжеское золото. Золота не нашли, но могильные плиты раскололи и некрополь разорили похлеще, чем в годы революции.

Судьба уникальной Зубриловской усадьбы по сей день висит на волоске. Басня Крылова оказалась пророческой: свиней, подрывающих корни дуба, к сожалению, всегда оказывается больше, чем людей, готовых эти дубы сажать и за ними ухаживать. Будем надеяться, что это не навсегда.