Нияз Алсынбаев

Тайны бурзянского леса. Рассказы

Лунная женщина

Командировка моя заканчивалась, но уезжать отсюда не хотелось. Люблю я эту глубинку, ее величественные горы, чистые воды, таинственные леса. Обожаю здешних людей, простых и искренних от самой природы, но полных чувства собственного достоинства. В моем распоряжении оставался целый нетронутый вечер, впереди ждала унылая гостиничная ночь. Телевизор, по настроению иногда показывающий один из центральных каналов. Сосед – молчун с пивной бутылкой. Он ревизор, тоже из Уфы, с неделю копается в бухгалтерских секретах местного потребительского общества. Пустынные улицы, редкие машины и собачий лай где-то рядом. Запоздавшая корова важно шествовала домой. В небе одна за другой загорались звезды. Вершины гор темной стеной возвышались над селом. С утра – домой. Водитель мой, заправив, поставил «Ниву» во дворе райадминистрации и ушел купаться. Мой репортаж из района ждали в номер, из редакции уже звонили, беспокоились. Но хотелось еще чего-то необычного, пусть не сенсационного, но с «живинкой», как любит говаривать наш главный редактор.

В окне двухэтажного здания администрации горел свет. Заместитель главы района явно засиделся, просматривал что-то по Интернету, моего прихода даже не заметил. Дверь была полуоткрыта, свежий июньский ветер проникал через открытые окна. Ильдуса Мухтаровича знал я давно, его, чиновничьи, и мои, журналистские, пути-дорожки не раз пересекались. Закурили, разговорились.

– Что-то необычное, говоришь… – Ильдус задумался и вдруг что-то вспомнил.

– Погоди. Будет тебе необычное, как говорится, из ряда ужастиков. Подождем Ахмета, сейчас подойдет, у него дежурство сегодня. Он расскажет тебе о лунной женщине… Но кроме него в Кипчаке есть один пастух, у него тоже имеется кое-что для тебя. Сейчас я ему позвоню, предупрежу. Потом к нему поедем.

Через полчаса появился сторож, хромой мужчина лет сорока пяти. Под мышкой он держал радиоприемник – предстояло коротать ночь в одиночку. Увидев нас, Ахмет обрадовался и рассказал о таинственном случае, приключившемся с ним в молодости.

– После второго курса техникума меня направили сюда, в Бурзян. На практику. Сам я родом из соседнего района. А учился на пчеловода, всю жизнь мечтал жить в лесу, на дикой природе. Так вот, приезжаю в колхоз, 80 километров от райцентра, бригадир сажает меня в грузовую машину, грузим продукты на неделю, снаряжение и едем еще дальше, в глубь леса. У старого пасечника заболела жена, надо везти в Белорецк, требуется срочно заменить, так что мой приезд был весьма кстати. А места там действительно дикие. Красотища! Едешь, едешь – ни души… Через два часа приезжаем на пасеку, там на поляне стоит небольшой бревенчатый домик. Рядом журчит ручей, кругом горы и леса. Большая лохматая собака мирно сидела в тенечке. Старик показал все свое хозяйство, оставил ружье, и мои спутники поспешно уехали. Словно боялись, что я могу передумать. Обещали забрать через недельку, а может, чуть попозже. Тут, сами знаете, время – понятие растяжимое, на часы мало кто обращает внимание.

– Первые два дня пролетели быстро. Все было внове и необычно. После большого шумного и грязного города это был настоящий рай. Свежий воздух, чистая вода, ошеломляющая тишина и нереальная, дикая красота. И ни души на многие десятки километров. Только я и собака. Выходишь из хижины – и сразу из-под ног в разные стороны отпрыгивают сотни кузнечиков. Поют птицы, где-то ревет медведь, иногда он близко подходил к моему дому, следы оставались на траве. Раза три-четыре видел оленей. Они совсем не боялись людей, молча стояли у опушки. Уход за пасекой был для меня делом привычным: у отца имелось около двадцати ульев. Тут их было не менее пятидесяти, но я справлялся с работой легко. Еду готовил на костре, хотя и стоял рядом с домиком кирпичный чувал. У меня был хлеб, правда, он весь зачерствел, пришлось «подарить» меньшим братьям нашим. Консервы я выбросил, так как оказалось, что срок хранения их давно истек. Картошки и меда было вдоволь. Ловил и варил хариусов, форелей. Пчелки мои особых хлопот не доставляли, не болели, не улетали, аккуратно выполняли колхозный план по сбору меда. В общем, все было отлично. До третьей ночи…

В тот день спать я лег рано, назавтра ожидалась уйма дел. Накормил собаку, запер, как обычно, дверь на засов, улегся на полу, на замызганном матраце, не раздеваясь, накрылся одеялом. Уснул глубоко и быстро, как это бывает в молодости. Ничто не тревожило меня. Я был уставшим, но довольным и здоровым. Ничто не предвещало необычного.

Скрипнула дверь. Сквозь сон я с удивлением подумал, как это я мог оставить ее незапертой. Но тут же меня, словно молния, пронзила мысль, что такого быть не могло! Я закрыл дверь! Запер на засов! И не открывал больше, никуда не выходил…

Кто-то осторожно входил в дом… Заскрипели старые половицы, послышались неторопливые шаги. Усилием воли я открыл глаза, и … о ужас! Передо мной стояла женщина в белом. Явно русская, с длинной льняной косой. Взгляд холодных глаз был устремлен на меня, стояла она неестественно прямо, тоненькие руки как палки висели по бокам. Стояла молча, неотрывно вглядываясь в меня. «Не бойся, я не причиню тебе вреда», – говорил ее взгляд. Да-да, я читал ее мысли! Ночная гостья, несомненно, была очень красивой, только какой-то холод, потусторонняя энергия исходила от нее. Все это я отметил подсознательно. Мужество и воля покинули меня. Не было сил взять топор, лежащий рядом. Из дверного проема светила полная луна. «Почему не лает собака, обычно вскакивающая на любой шорох?» – отрешенно подумал я. Было на удивление тихо, даже ночные птицы, словно сговорившись, разом замолчали. Страшная женщина начала обходить меня, по-прежнему не спуская с меня неживого своего взгляда. Странно, но я постепенно успокаивался. «Я не трону тебя, не бойся, не бойся», – словно внушала ночная визитерша. Сделав полный круг, лунная женщина направилась к двери. В тот же миг я отключился, словно провалился в небытие…

Когда открыл глаза, был уже полдень. Весело светило солнце, все вокруг радовалось жизни. Летали бабочки, пели птицы, трещали кузнечики. Тут я вспомнил о ночном происшествии, и холодные мурашки пробежали по телу. Возможно, это мне лишь приснилось? Но дверь по-прежнему была открыта. Ведь запирал же ее на ночь, это я помню совершенно точно. Тут еще Алабай, собака моя, повела себя странно: дождавшись, пока я выйду наружу, с жалобным лаем кинулась к другому концу избушки. Остановившись под единственным окошком, начала разрывать лапами землю. Показалось что-то белое. Схватив это белое зубами, Алабай вытащил длинный лоскут материи. Такой же, что была на той женщине…

Не помню, как добрался до летнего лагеря животноводов. Выслушав мой запутанный рассказ, они ненадолго замолчали. И поведали о том, как в позапрошлом году там, на пасеке, поселился один не то геолог, не то турист с подругой. И, поссорившись с ней из-за чего-то, убил ее. Она, говорят, была очень красивая, с длинной косой цвета льна. Раза два приходили они в сельский магазин. Закопал турист, или как его там, свою подругу прямо у избушки. Милиция не нашла преступника, а тень убитой долго бродила по лесу, пугая охотников и случайных путников.

–Через год я снова приехал в Бурзянский район, – заканчивал свой удивительный рассказ сторож Ахмет. – Мне сказали, что тот дом на пасеке сгорел. Исчезла и тень лунной женщины. По крайней мере, больше ее никто не видел…



Таинственный костер

Здесь, вдали от так называемой цивилизации с ее шумными городами и невероятными условностями, все просто и легко. Через полчаса мы уже ехали в Кипчак, живописный аул, затерянный среди гор и лесов. Лишь нахмурившаяся луна взирала с заоблачных своих высот, удивленная неожиданной поездкой неугомонных путников. За рулем новенького «уазика» сидел сам Ильдус Мухтарович, вез же он меня в гости к Уразбаю, деревенскому пастуху. Тот якобы как-то в лесу столкнулся с первобытными людьми, сидевшими у костра. Перед поездкой Ильдус позвонил в дом директора школы, благо тот жил рядом с нашим пастухом.

Уразбай, невысокий плотный человек в видавшей виды тюбетейке, встретил нас на въезде в деревню. В руках он держал фонарь. Беззлобно скалился его волкодав, рядом носились какие-то ребятишки. Во дворе его было довольно светло, у крыльца горела мощная лампочка. Нас ждали.

– Все твои? – спросил мой спутник, одобрительно поглядывая на детишек. – Сколько же их у тебя? Помню, в последний раз было девять.

– Эх, дорогой, давно, значит, не заезжал. Загордился, начальником стал. Было девять, стало двенадцать. Медаль имеем, к президенту ездили, микроавтобус вон скоро выделят, – театрально хвалился Уразбай, выставив грудь.

– Ого! Любишь, значит, женушку-то, раз столько настрогал? – по-дружески похлопал Ильдус по плечу старого приятеля. Тот сделал испуганное лицо:

– Какая любовь, слушай… Да боюсь я ее, это же такая стерва!

– А почему наделал столько, раз такая страшная? Целых двенадцать штук! – сделал удивленные глаза Ильдус.

– Так легче в толпе затеряться… – доверительно шепнул глава семейства, с опаской поглядывая на свою очаровательную супругу. Видимо, эта была давняя шутка, все разом засмеялись. Кстати говоря, из двенадцати отпрысков веселого пастуха восемь были мальчишки.

Был уже первый час, но Мафтуха успела приготовить бишбармак, и теперь нас усадили на традиционных нарах – урындык. В соседней комнате свет был выключен, оттуда доносилось дружное детское сопенье. Удивительно, но некоторые из уразбаевских сорванцов спали. Да, время тут было понятием весьма и весьма растяжимым. Была пора сенокоса, поэтому все семейно-родственные и «культурно-массовые» мероприятия, такие как прием гостей, откладывались на позднее время. Кроме нас были приглашены еще несколько соседей и древняя старуха в кашемировой шали: сказали, она из соседнего аула. Мужчины уселись на почетной стороне урындыка, женщины устроились отдельно. Глава семьи снял с седой головы засаленную тюбетейку и надел новую – «парадно-выходную», как сам выразился, – из синего бархата с крупным орнаментом.

После трапезы вышли на улицу. И Уразбай, наш добрый хозяин, поведал свою невероятную историю.

– Эта оказия приключилась в 2003 году, – закурив сигарету, начал пастух. – Искал я отбившихся коней. Был конец сентября, но довольно тепло. Поехал на мотоцикле в сторону Орлиного перевала. За день до этого сосед там видел каких-то лошадей. Но все бесполезно, ничего я не нашел. Тут еще дождь пошел, весь вымок. Устал как собака. Наступила ночь. Ни животных, ни даже их следов нигде не было. Тут заметил вдали какой-то огонек. Оставил мотоцикл – тогда я еще ездил на стареньком «Минске» – и пошел на огонек. Думал, согреюсь немного, высушу одежду, порасспрашиваю людей. Возможно, это охотники или туристы. Сначала шел по лесу, затем пересек большую поляну. Костер горел уже невдалеке, были заметны какие-то тени перед ним. Я достал бинокль, начал всматриваться…

– Это тот бинокль, что подарили москвичи? – вставил Ильдус Мухтарович. И тут же пояснил, для меня: – Он спас одну девушку во время сплава. Та еще долго письма писала благодарственные. Одно из них мы даже в газете нашей районной напечатали.

– Да тот самый бинокль марки «Беркут». Ну, это, как говорится, совсем другая история, – отмахнулся Уразбай и продолжил: – Люди вставали, бросали хворост в огонь, снова садились. Кто-то из них очень резво скакал вокруг костра, в руках он держал нечто круглое. Дурачился, как мог. Повторяю, все это я видел на порядочном расстоянии. Еще показалось, что как будто бьют в барабан. Как во время пионерского сбора. Помните наше пионерское детство? Во-во. Только звуки эти доносились как-то гулко и не так бодро. Мне показалось, что этот шустрый парень – попросту пьяный. Ну да, природа, скверная погода, друзья… Почему бы и не принять на грудь? Дальше шел по камням, опять по лесочку и, наконец, вышел на небольшую поляну.

Семь или восемь мужчин сидело вокруг костра. Все были рослые, какие-то лохматые, без головных уборов. Странно, но на них почти не было одежды. Только один, видимо очень старый, завернулся в медвежью шкуру. Возможно, и не в медвежью даже, но мне некогда было рассматривать. На остальных было нечто вроде меховых набедренных повязок. Сначала я не поверил своим глазам. Потом подумал, что кто-то просто решил разыграть меня. Но кому это нужно, так далеко от дома, в такую погоду? На туристов они не походили. Сидели молча, лишь один что-то бубнил под нос. Будто сам с собою говорил. Голос был гортанный, глухой. Говорящий привстал, и я узнал его. Это был тот резвый, скакавший вокруг костра парень, которого я заметил еще издалека. В руках у него было что-то вроде бубна. У сибирских народов есть такие, по телевизору показывали. На груди у него был какой-то камушек на бечевке.

Я стоял в пяти-шести шагах от этих странных людей. Трещал костер, никто меня не замечал. Все это было похоже на сон, я даже ущипнул себя, чтобы проснуться. Вдруг под ногами что-то хрустнуло, видимо, наступил на сухую ветку. И тот, с бубном, в упор посмотрел на меня. Так люди друг на друга не смотрят. Это был дикий, животный, первобытный взгляд. Я не могу описать мои чувства… Поднял свой красный в отблесках огня палец и резко направил его в мою сторону. Гортанно крикнул что-то угрожающее. Все разом обернулись. Меня словно ошпарило кипятком. Аж уронил бинокль, что держал в левой руке, и…побежал. Было очень страшно. Ведь я видел пещерных людей, кто знает, возможно, своих далеких предков! Не помню, как добежал до мотоцикла, как доехал до дома. Лошадей моих пригнал бригадир Фарит-агай. С ним мы на следующий день поехали на Орлиный перевал, нашли место костра. Здесь валялись мокрые головешки, ветер развеял золу. Никого из моих ночных знакомых уже не было, и никаких признаков их пребывания не осталось. Кроме кострища… Фарит-агай все улыбался. Приснилось тебе, наверное, первобытных людей в лесах не осталось, говорит. Они, говорит, только в кино и вытрезвителях бывают. Тебе небось самозваные «индейцы» из подросткового лагеря встречались? Вы ведь знаете, летом горожане устраивают у нас лагеря по интересам, ну там «Стойбище Говорящая Вода», «Голубая Скала» и так далее… Однако какой лагерь в преддверии зимы? Хотя уже и сам стал склоняться к этой мысли: быть может, мне все показалось? Галлюцинация приключилась из-за усталости? Но эти пещерные взгляды… Как вспоминаю о них, так и по сей день мурашки пробегают по спине. На суку старой лиственницы висел амулет – круглый камушек с груди того шустрого или, как мне тогда показалось, пьяного «индейца». Я иногда думаю, а не было ли это подарком дикарей за оставленный мною бинокль? Вот и все. Больше этих странных людей никто не встречал.

– Ну а тот камушек, где он сейчас, вы сохранили его? – спросил я Уразбая. Его удивительный рассказ поразил мое воображение. Но я не верил ему, нашему добродушному хозяину-весельчаку. Уж слишком много странного, необычного в этой мистической истории.

– Да вот он. Я его храню в гараже, в коробке. Знал, что вы зададите этот вопрос.

Уразбай вытащил из кармана темный круглый камушек величиной с грецкий орех. Я повертел его в руке. Камушек как камушек, ничего необычного. Только посредине просверлена едва заметная дырочка. Веревочки не было. Сказал, что прежняя, кожаная, порвалась, дети играли, а новую не стал вдевать.

Уразбай добавил, что в деревне почти никто не верит его рассказу, камушек осмотрел лишь учитель истории. И авторитетно заявил, что такого не бывает, просто не бывает и быть не может. Машину времени никто еще не выдумал, так что, мол, Уразбай-агай, забудьте о том случае. Вам показалось.

От себя лишь добавлю. Вернувшись в Уфу, я отнес уразбаевский «амулет» в Национальный музей Республики Башкортостан. Там заинтересовались необычной находкой и не мешкая отправили на экспертизу. Выяснилось, что сему «камушку» с Орлиного перевала шесть с половиной тысяч лет и это вообще не камушек, а кусочек зуба мамонта! Да-да, мамонта… Ныне экспонат красуется в большом выставочном зале музея. Надпись на табличке гласит: «Амулет первобытного человека. Возраст – 6300 лет. Обнаружен в Бурзянском районе РБ пастухом Уразбаем Мунашевым в 2003 году в аномальной зоне “Орлиный перевал”».



Алпамыша

После удивительной истории Уразбая ко мне подвели ту древнюю старуху в кашемировой шали. Уж слишком живописна была Маулида-инэй в своем не менее древнем камзоле, с серебряными браслетами на иссохших запястьях. Ей было уже лет за девяносто, но двигалась она легко и величаво. Ее сопровождала пожилая женщина, вроде невестка. Заметив мой диктофон, бабушка горячо запротестовала:

– Не надо меня на телевизор снимать! Старенькая я уже, зубов совсем нет. И некрасивая. Вот молодых снимайте, у меня и телевизора нет, и не смотрю я его вообще…

Трудно со стариками. Почему-то почти всегда принимают включенный магнитофон за видеокамеру. Убедившись, что прямой трансляции по всем телевизионным каналам нет и не предвидится, бабушка Маулида продолжила, но уже более спокойно:

– Да все тут знают про Алпамышу. Вот и в районной газете писали сколько раз. Что рассказывать-то?

Кое-как уговорили бабушку, невестка ее постаралась. Аргумент был железный. Да, в Бурзяне все знают Алпамышу, но в Уфе-то нет. Зачем обижать столичных людей? Кроме того, мол, у корреспондента суровое начальство. Если ничего о великане не привезет, то премии лишится. А у него трое детей. Мои печальные перспективы относительно премии и возможность по ее вине оставить детей без хлеба насущного тронули бабушку. Тем более что она, бывшая техничка в колхозной конторе, не понаслышке знала строгости вышестоящих инстанций. Бабушка взяла мой диктофон и,  плавно размахивая им перед лицом, словно веером, рассказала о своей душераздирающей встрече с лесным исполином.

– Я тогда была молодая, вот как она примерно, – показала на свою невестку, – нет, даже моложе, все зубы целые были… Да, это было давно. Колхозный гурт находился на истоках Нугуша, это река такая. Там на сотню километров деревень никаких нет. По крайней мере, тогда не было. Сейчас нет тогдашней природы. Тогда реки кишели рыбой, хариусов да форелей руками можно было ловить. А медведи прямо к нашему летнику подходили, ничего не боялись. Наши собаки волчьих детенышей растили.

В тот день я ехала домой. По какой причине – не помню. Со мной был Гариф, сын моей старшей сестры. Ему тогда исполнилось лет, наверное, семнадцать, так как через год началась война, его в армию забрали, и он остался там, на войне. Я ехала впереди на гнедой кобыле, а Гариф остановился малины поесть и приотстал немного. Нужно было перейти реку Нугуш, в этом месте она неглубокая. Подъехала к броду, и тут лошадь забеспокоилась. Стала косить глазами, фыркать, а потом и вовсе остановилась. Я ее камчой стала стегать, но тщетно. Думаю, медведя учуяла. Вдруг Гнедая резко дернулась в сторону и сбросила меня с седла. Упала я на землю, на мягкий песок, подняла голову… и увидела его! Да-да, его, Алпамышу. Он выходил из прибрежных кустов, шел к реке широкими шагами. Волосатый, нагой, ростом вот досюда…

Бабушка Маулида поднялась, достала прислоненный к крыльцу березовый черенок и ткнула им в нижний ряд шиферной крыши. Да-а, внушительно, метра три наверняка будет. Пользуясь моментом, хотел вставить пару вопросов, но куда уж там. Бабушка вошла во вкус, инстинктивно отвернулась от меня, не дав дотронуться до диктофона. И продолжила свой удивительный рассказ:

– Он шел быстро, не оглядываясь. Походка его была упругой, но сутулился, а посему смахивал на эту, как ее …ну, на обезьяну большую… Тагзима, тот раз у вас по телевизору показывали. На ко… ко…

– Гориллу! – важно произнесла невестка.

– Во-во, на кореллу. Только у него борода была, такая густая. Я приподнялась, и тут он повернул голову в мою сторону. У меня от испуга чуть сердце не остановилось! Глаза его были такие свирепые, такие злые, не зря раньше говорили: кто встретится с ним взглядом, у того сердце разрывается. У беременных женщин случаются выкидыши, лошади лишаются рассудка и, сбросив седока, мчатся куда глаза глядят… Алпамыша быстро вошел в воду и исчез в прибрежных зарослях. Сколько я лежала на траве без сознания, не знаю. Когда очнулась, племянник мой сидел рядом, а я находилась в тени старой сосны. Гнедая паслась поблизости. Вспомнив о лесном великане, я опять затряслась от ужаса и заплетавшимся языком поведала о нем Гарифу. Он молча осмотрел следы Алпамыши. Сказал, что никогда таких не видел. Подумать только, один шаг его равнялся трем человеческим, по песку словно ступали в огромных валенках – вот какие причудливые следы остались.

После этой истории я заболела, все снились кошмары. Маленькие злые глаза, налитые кровью, длинными осенними ночами преследовали меня, вся в холодном поту, я вскакивала с криком, пугая близких. Потом меня отвезли к одному мулле, он лечил людей. Долго читал он молитвы и суры из Корана, «бил» священной книгой по всему телу, изгоняя шайтанов. Слава Аллаху, вылечилась, вот уже почти до ста лет дожила… С Алпамышей больше не сталкивалась. Все, я закончила.

Бабушка, наконец, вернула мой диктофон, легко поднялась и, коротко попрощавшись, зашагала к воротам. Потом вдруг вспомнила о чем-то очень важном и добавила:

– Ты, сынок, это… Только по телевизору меня не показывай. Сними вот Уразбая или его жену и скажи, что это они, мол, видели Алпамышу. Я ведь уже старенькая совсем, и зубов-то почти не осталось, кто на меня будет смотреть-то, на старую, да еще по телевизору. А Алпамышу я видела точно, тут никакой выдумки нет, так и скажи своим начальникам.



Врата ужаса

Когда возвратились в райцентр, на востоке уже забрезжил рассвет, месяц робко шествовал к вершине ближайшей горы, над Агиделью стелился молочно-белый туман. Посвежело. Где-то выл волк, сельские собаки отвечали нестройным хором. Закричали первые петухи.

Тепло попрощались с моим давним приятелем Ильдусом Мухтаровичем, пожертвовавшим тихим домашним очагом и сладким сном ради моего любопытства. Завтра, вернее, уже сегодня, через несколько часов его ждала районная сессия… В гостинице светилось лишь мое окно. Удивительно, но старый ревизор не спал. До обеда он был свободен, не привезли какие-то отчеты из сельских отделений потребсоюза. Под столом валялись две бутылки «Балтики», мой могучий сосед доканчивал третью. На клочке газеты покоился кусочек откусанного огурца, проткнутого пластиковой вилкой. Одновременно (как вам это нравится?) сосед штопал прохудившийся носок… Никогда мне не доводилось видеть подобную несуразицу. В одной руке игла с ниткой, в другой стаканчик. Что же, старый холостяк успешно сочетал полезное с приятным. Узнав о моей поездке за сенсацией, Петр Васильевич заметно оживился, отложил свои хлопоты и поведал свою историю из серии «ужастиков», как выразился бы Ильдус Мухтарович. Это было довольно необычно, ведь старик представлялся мне большим молчуном. Это был рассказ об удивительных приключениях спелеологов в пещере Шульган-таш.

– В позапрошлом году в этой же гостинице, только вот в соседней комнате, заселились трое ученых. Они прибыли из самого Санкт-Петербурга, чтобы изучить Капову пещеру. Башкиры называют ее Шульган-таш. Там, говорят, обитают духи-аруахи давно живших людей. Они, пещерные те люди, оставили наскальные рисунки с изображением бизонов, оленей, медведей. Но не об этом речь. Ученых интересовали так называемые «Врата ужаса». Возможно, вы слышали о них.

Я отрицательно покачал головой. Старик понизил голос и почти шепотом продолжил:

– Рассказывают, Капова тянется на север еще на восемь с лишним километров. И в одном месте есть большая дыра в стене. Через два-три метра дыра эта резко увеличивается в размерах и образовывает самостоятельную коридорную ветвь. Только куда она ведет и где заканчивается, никто не знает. Вернее, некоторые башкиры, обитатели здешних краев, говорят, знают о тайне подземного прохода, но их Тенгри, языческий еще владыка, запретил раскрывать секрет подземного мира. Место это назвали «Вратами ужаса», потому что человек, приблизившийся к той дыре, начинает испытывать чувство необъяснимой тревоги, перерастающей в ужас. Но редкий спелеолог смог дойти до того места. О том же, чтобы пройти и исследовать каменное нутро пещеры, остается лишь мечтать. Никто еще не бывал там, может быть, только местные или их духи… Так мне рассказывали петербуржцы. Это очень сложный участок: порой приходится пролазить через узенькую «кишку», и посему без специального снаряжения и опыта делать там нечего. Сами сотрудники заповедника и местные категорически запрещают даже на пушечный выстрел приближаться к «Вратам ужаса». Говорят, целая группа спелеологов погибла там в шестидесятые годы прошлого века.

Так вот, прибыли эти ученые во главе с известным спелеологом Георгием Вульфом. С ним были еще два человека, все молодые, веселые, шумные. Однажды они уехали с группой уфимцев, тоже вроде ученых. Вернулись на следующий день. Их было не узнать. Вы не поверите, все – седые, постаревшие лет на десять-пятнадцать, если не больше…Тяжесть пережитого лежала на их плечах, в глазах застыл ужас от увиденного. Да-да, молодой человек, они заглянули во «Врата ужаса». Они побывали ТАМ.

Сосед мой снова замолчал, еще раз таинственно произнес «там», при этом указал пальцем вниз. За окном занималась заря.

– После обеда они уехали. Никто из них не был в состоянии поведать о случившейся с ними беде. Все, что я потом смог узнать от их уфимских коллег, – что эта троица поздно ночью тайком покинула группу и двинулась к «Вратам ужаса». Да, они с уфимскими учеными разбили палаточный лагерь у пещеры, погода стояла отличная, рассчитывали поработать в Шульган-таше еще пару дней. Как я сказал, заходить вовнутрь, тем более приближаться к «Вратам» строго воспрещалось. Так вот, неугомонный Вульф сотоварищи ушел в глубь пещеры. За ними тянулся провод от мощного прожектора. Через три часа смельчаки дошли до того места. Несмотря на сковавшее их чувство непреодолимого страха, ученые на четвереньках обогнули последний отрезок каменной горловины и с большим трудом залезли на выступ. Одновременно направили свет прожектора вовнутрь «Врат ужаса». И тут же, в ту же секунду, все трое свалились без чувств! Они увидели НЕЧТО. То, чего не существует по эту сторону мира. То, что в принципе не может существовать в нашей реальности. А что именно – осталось и, пожалуй, останется великой тайной. Великий и могущественный Тенгри подземного мира так захотел…Ученые, едва выбравшись из этого страшного места, дали обет не рассказывать о том, чему стали свидетелями. Все трое, говорят, после этого перестали заниматься изучением пещер. Да, бросили науку, ушли, говорят, в какие-то секты. Насколько все это правда, я не знаю. Но так люди говорят…

Проснулся мой водитель. Наскоро позавтракав в кафе, двинулись в обратный путь. Прекрасная асфальтовая дорога проходила через живописные леса и горы с их не раскрытыми еще тайнами. Где-то здесь бродил дух Лунной женщины, сидели за костром наши загадочные предки, за выступом скалы над Белой рекой затаился Алпамыша, а в холодной внутренности Шульган-таша безмолвно зияли «Врата ужаса»… Через эти «врата», как по волшебному мосту, связавшему век нынешний с незапамятной древностью, выходили на белый свет бесчисленные табуны лошадей Урал-батыра, в подземном озере шумно плескалась Хыухылыу – башкирская русалка. По ту сторону «врат» только зарождалась жизнь, росли диковинные папоротники, бродили динозавры, летали чудовищные птицы-драконы…

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера