Наум Лев

Случай в областной больнице

 

Шестидесятые годы. Областная самаркандская больница. Главный врач Михаил Соломонович Клигер с досадой швырнул карандаш в портрет Брежнева и выругался. 

«Даже кардиограмму невозможно сделать, нет ленты для кардиографа, – мрачно думал главврач, – в прошлом месяце поставили новый рентгеновский аппарат, так рентгенолог Спичкин заправляет спиртом не только аппарат, но и себя. Давно необходим ремонт больницы, не хватает санитарок, пять сестер ушли в декрет, как сговорились! Мать их… Лучший друг Натан подал в ОВИР на выезд, значит, отделение травматологии останется без главного специалиста. Коля Петров неплохой хирург, но опыта пока маловато».

 Размышления главврача прервало пиканье из репродуктора, и  раздалось: «Самаркандское время тринадцать часов. Прослушайте последние известия… С воодушевлением трудящиеся Самарканда приветствовали визит в наш город посланника острова Свободы, команданте Рауля Кастро. На аэродроме его и первого секретаря компартии Узбекистана товарища Рашидова встретили руководители города и представители трудящихся. В руках трудящихся плакаты с приветствиями, написанные как по-кубински, так и по-русски: "Родина или смерть!" – “Патриа о муэрте!”  Дети с цветами облепили дорогих гостей, девушки в национальных одеждах исполняют народный узбекский танец. На аэродроме царят радость и ликование. Добро пожаловать, дорогой команданте, в наш цветущий город! Большая культурная программа ожидает министра обороны острова Свободы в нашем городе».

«Диктор и редактор ведь не узбеки, где они взяли кубинский язык, идиоты. Зазеркалье какое-то! – отметил про себя главный врач, – надо будет рассказать Натану…»

Михаил Соломонович вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и направился к выходу. Жил он недалеко от больницы и обедал всегда дома. По дороге обнаружил, что забыл снять белый халат, а на шее болтается фонендоскоп. Жена Циля  удивленно спросила:

– Моня, ты заболел?!

– Циля, когда я нахожусь в больнице, я, таки да, болею, – старательно подражая Цилиной маме, Фире Моисеевне Зайденшнур, с усмешкой ответил Михаил Соломонович.

– Прекрати издеваться над моей мамой, хорошо, что ее нет дома.

– Что, уже? 

– Не смей острить! – вспылила Циля, – посмотри, как она заботится о тебе… Иди уже есть, борщ ждет. Где ты видел, чтобы каждую неделю тебе готовили гефилтэ фиш?

– А ты что, с мамашей и Яшкой питаетесь только воздухом?

Когда был жив муж Фиры Моисеевны, Израиль Львович Зайденшнур, она всю свою энергию направляла на то, чтобы окружить его заботой. Как-то были в октябре всей семьей на даче. В это время в Самарканде не так жарко, и многие предпочитают жить за городом. Фира Моисеевна вышла из дома на крыльцо «проверить погоду». Погода ей не понравилась. Было прохладно, и она крикнула мужу:

– Изя, надень кальсоны, мне холодно!

Израиль Львович и Моня смеялись до икоты.

В своем доме Михаил Соломонович чувствовал себя замечательно. Это был его своеобразный еврейский ковчег, живущий своей, отдельной от окружающего мира, жизнью.

  И звали его Эммануил, то есть Моня. Михаилом же он был на работе, так было проще… Переделывать отчество Эммануил Соломонович не стал – отец погиб на фронте.

Надо сказать, что Фире Моисеевне Эммануил Соломонович прощал заботу и суету вокруг своей личности за то, что она бесподобно готовила. Факты упрямая вещь, и от них не уйти! Циля в какой-то степени была похожа на свою маму, но она больше любила убираться. Как говорится, была «больная на эту тему». Дом сиял чистотой, а из кухни шли чарующие запахи. Что еще надо интеллигентному еврею? По радио – «Голос Америки», «Немецкая волна», «Би-Би-Си». Живи, радуйся… Плати вовремя партийные взносы и потихоньку готовься к отъезду на историческую родину.

 После украинского борща Эммануилу Соломоновичу была предложена домашнего приготовления лапша с куриной пулькой. Когда он доедал «локшен» и уже поглядывал на запотевший стакан яблочного компота, раздался длинный и наглый звонок во входную дверь. Он удивленно поднял брови. Циля пошла открывать. Ещё через несколько секунд перед ним предстал офицер в фуражке с голубой тульей. «КГБ» – определил Эммануил Соломонович. Позади маячила Циля, с круглыми от страха глазами.

«Ну, дал я Натану почитать книжку внуков Черчилля о Шестидневной войне, и что, за это под белые руки?! У него был обыск? Вроде Фима, когда уезжал, все было «культур-мультур» – тихо слинял, и никто его не тронул».

Эммануил Соломонович в недоумении уставился на офицера.

 Офицер откашлялся:

– Здравствуйте, Эммануил Соломонович, я за вами…

Циля выскочила вперед:

– За что? Где ордер на арест?

Офицер рассмеялся:

– Не стоит беспокоиться, мне приказано срочно отвезти вас в больницу. Один большой человек предположительно сломал руку, и необходимо ваше присутствие. У подъезда ждет машина.

– Слава Богу! – вырвалось у Цили.

Офицер укоризненно посмотрел на нее.

– Да нет, это я так, – стушевалась Циля, – может, пообедаете…

– Нет, спасибо, мы очень спешим, – офицер внимательно посмотрел на Цилю и усмехнулся, – в другой раз как-нибудь.

У ворот больницы Михаил Соломонович увидел бронетранспортер, а около забора прогуливались одетые в штатское, но с военной выправкой люди в одинаковых костюмах. При входе в приемный покой стояли два солдата с автоматами.

Указав на Михаила Соломоновича, офицер бросил солдатам:

– Этот человек со мной.

Таким образом, главному врачу было разрешено пройти в его родную больницу.

«Моня, чего ты ждешь, – думал он, отметив, что офицер назвал его имя и отчество абсолютно правильно, – всё ведь суки знают… И о чем ты, Моня, думаешь, тоже знают, а почему? А все потому, что они живут с тобой в одной стране и мыслят так же, как и ты, просто у них работа такая. Ехать надо, Циля права!»

– Перед тем, как вы приступите к осмотру, – офицер вытащил из кармана кителя конверт, – прочтите это и подпишите.

– Что это? - испугался Эммануил Соломонович.

– Читайте, там все написано…

Эммануил Соломонович распечатал конверт и развернул вложенный в него листок.

Заголовок гласил: «Подписка о неразглашении государственной тайны». Далее следовал текст:

«Я, Клигер Эммануил Соломонович, обязуюсь не разглашать третьим лицам содержание и обстоятельства предстоящей работы, а также имена и фамилии лиц, которым будет оказана медицинская помощь. В случае нарушения данного обязательства, я был осведомлен об уголовной ответственности».  И подпись.

Эммануил Соломонович нехотя подписал бумажку.

– Вот сюда, пожалуйста, – офицер подвёл его к закрытой занавеской койке.

Из-за занавески раздавалось посвистывание и причмокивание. Эммануил Соломонович отодвинул занавес. На кровати спал министр обороны острова Свободы. В воздухе витал дьявольский винный дух. Команданте был в стельку пьян.

Офицер разъяснил ситуацию.

– Понимаете, после банкета повезли его осматривать город, по дороге они добавили, а когда приехали смотреть обсерваторию Улугбека, Рауль уже лыка не вязал. По программе он должен был покататься на верблюде. Он так был рад, так рад. Очень обрадовался верблюду. Поначалу все было хорошо. К месту следования согнали колхозников, и они ему кричали: «Родина или смерть!»

Когда Рауль поднял руки для приветствия, то потерял равновесие и свалился с верблюда. Есть подозрение на перелом руки.

– Необходимо сделать рентген.

– Ну, так и делайте.

– Нужен рентгенолог.

– Уже позаботились, он здесь…

– Спичкин вам ничего не говорил?

– Да нет, он онемел от радости, когда нас увидел.

– Надо думать! Дело в том, что рентгеновский аппарат необходимо заправить спиртом, иначе он не будет работать.

– Аппарат отечественный?

– Да, отечественный.

– Тогда понятно, – офицер ухмыльнулся. – Сколько надо спирта?

– Чем больше, тем лучше. Со спиртом у нас всегда проблемы.

– Это понятно, где у вас тут телефон?

Вопрос был решён на уровне первого секретаря Обкома партии товарища Каримова. Через сорок минут со склада КГБ привезли двухсотлитровую бочку спирта. В целях конспирации, чтобы не светиться, Рауля уложили в кабинете рентгенолога. 

Когда команданте проснулся, его левая рука была в гипсе – рентген подтвердил закрытый перелом. Команданте с удивлением разглядывал больную руку. Он явно не понимал, что случилось. Рядом в кресле сидел хорошо заправленный рентгенолог Спичкин. У окна кабинета расположился Эммануил Соломонович и печально смотрел во двор больницы, где прогуливались люди в одинаковых костюмах. Около кровати министра обороны сидели два «врача» в штатском и глупо улыбались. Один, увидев, что Рауль проснулся, вскинул руку со сжатым кулаком и заплетающимся языком тихо сказал: «Они не пройдут!»

После того, как Рауля увезли, Эммануил Соломонович вернулся домой и сразу свалился на диван. Циля хлопала крыльями и выпытывала у него, что случилось и кто сломал руку. Но Эммануил Соломонович, как партизан на допросе, не сказал ни слова. Жена еще долгое время допытывалась, но ничего не получилось. Он только поднимал брови и повторял скорбным голосом:

– Пока об этом еще рано рассказывать, Циля, время не пришло… Но страна узнает своих героев!

Через несколько лет он, таки да, с семьей уехал в Израиль. И вот однажды постаревший Эммануил Соломонович, прогуливаясь вечером с автором по набережной Тель-Авива, рассказал ему эту занимательную историю. 

– И что интересно, – сказал он, – нет Советского Союза, Узбекистан стал независимым государством, а в областную больницу до сих пор каждые три месяца привозят двухсотлитровую бочку спирта со склада Госбезопасности Узбекистана…