Евгений Минин
Древняя история. Стихотворения
ИОСИФ ФЛАВИЙ
Где похоронен Иосиф Флавий
променявший гордость рода
на императорскую кличку?
Чужой среди своих,
чужой среди чужих,
презираемый теми и этими.
Но любил свою Иудею,
болел и страдал за неё –
Так неужели не заслужил пяди родной земли,
под коей мог упокоиться.
Нет – говорили все.
Нет – говорило время.
Да будь ты проклят во все времена,
подлый предатель –
вторили друг другу столетия.
Время может стереть память о всяком,
но и оно не всесильно.
Правда, Иосиф Флавий?
ИЕШУА БЕН АНАН
Он бежал в сторону Яффских ворот и кричал:
– Горе, горе тебе, Ирушалем!!
Беднягу звали Иешуа бен Анан –
я узнал пророка по хриплому голосу
и по чёрному одеянию.
Пепел Первого Храма стучал в его сердце.
Откуда он знал, что во власть проникнут зелоты,
правые станут неправыми,
вода будет дороже еврейской крови,
а воины – разменной монетой лицемерия.
Цари иудейские будут стелить ковры
под ноги своим врагам.
– Неужели надо снова сжечь Иерусалим,
чтобы появился Третий Храм, –
надрывался от крика этот чёрный человек-птица, –
Горе, горе тебе, Ирушалем!!
Я смотрел на его лицо,
искажённое мукой и безумием,
и знал, что убьёт его камень,
брошенный рукой араба,
и смерть пророка останется безнаказанной…
Его звали Иешуа бен Анан –
или Ури Цви Гринберг??
МАРК АНТОНИЙ
О, как он сладок сон на ложе страсти…
– Антоний, милый, – просит Клеопатра,
ты подари мне царство иудеев
а уж поверь, – я вытравлю из них
обычаи и веру в однобожье –
пусть молятся великим фараонам.
А то твердят, не позволяет Бог
им жить покорно в рабстве и галуте.
Пора всех иудеев возвратить,
туда, откуда вывел их Моше…
Но с ужасом глядится Марк Антоний
в глаза лежащей перед ним прекрасной шлюхи,
и понимает – нет ему пощады,
за то, что слушает, не вынимая меч
и не казня лежащую змею,
за страшные и подлые слова.
Его накажет Бог.
Еврейский Бог.
Раба рукой, жестокой и коварной.
ЭЛЕАЗАР БЕН ЯИР
Что наше тело – это сущий прах,
в который промысел вдохнул душý и страсти,
что нами правят. Жалок человек
под сенью Бога, что забыл нас.
В это
орлиное гнездо, что создал Ирод,
ворвутся с воплем римляне.
Два года
мы продержались стойко, но вчера –
разрушили последнюю преграду –
и завтра – беспощадный штурм Масады,
а послезавтра – смерть и поруганье
детей и жён…
И наша смерть, но мы её обманем –
убьём друг друга, жён, детей.
И пусть
у наших трупов содрогнётся враг…
Что наше тело? Главное – душа,
пускай она к Создателю вернётся
и без упрёка возле ног Его
уляжется покорной собачонкой,
чтобы Его, Всевышнего, душа,
стонала от невыносимой муки…
Но только есть ли у Него душа?
ТИТ ВЕСПАСИАН
На плато среди Иудейских гор
Ерушалаима гордая стать.
Он заветной добычей стал с давних пор,
Вызывая зависть, творя раздор…
До Всевышнего здесь рукою подать.
И любуется Храмом Веспасиан,
Иудеям за преданность Божий дар…
А потом взломает стену таран,
И огонь в окно швырнёт ветеран,
Разжигая тысячелетний пожар…
ИРОД
Ю. А
У меня в семье бардак – плачется Ирод,
жёны – змеи, а дети – просто шакалы,
грызутся за власть и это в такой период,
когда доносы в Рим постоянно шлют «радикалы».
А я людям хотел добра, построил дворцы и храмы,
ладил с империей, славу добыл иудеям,
сражался без страха – всё тело покрыли шрамы,
а остался в памяти – иродом и злодеем.
ИСТОРИЯ РИМА
Светоний соревнуясь с Аппианом
кто лучше перескажет времена:
Сенат уже захвачен горлопаном,
и Цезарь вставил ноги в стремена.
Моше евреев вывел из пустыни,
но Иисус пока что не зачат,
а Рим уже в кровавой паутине,
на смерть себе рождает паучат…
ГАЙ МАРИЙ
Гай Марий, глядящий на галдящие центурии
туристов.
думает об извечном враге Сулле,
чья злоба не знала меры, а гнев – неистов,
а сила хранилась в рабском посуле.
Но всё растворится в папирусной хмари,
как прах его, унесённый притоком Тибра.
Невидяще смотрит и жаждет отмщения Марий,
для недруга самую страшную кару выбрав…
ИЕРУСАЛИМ
Город, в котором живёт синдром,
где летом в парке можно выспаться даром
богам молятся одновременно трём,
предварительно погуляв по восточным базарам,
Где и от паршивой овцы хоть шерсти клок,
и раздирает рот проперчённый фалафель,
а неподалёку от Храма есть уголок,
там сидит и плачет голодный Флавий…