На красный свет. Стихотворения

БЛЮЗ НА ПЕРРОНЕ

 

Оставь этот город убогим.

Пусть бомжуют на его скамейках

Ногами к урнам, головами на запад.

Забытые в осени.

 

Оставь на пороге подковку

На счастье всем остающимся

На жестких скамейках.

Обожженным закатом.

 

Обещай писать письма.

Мы будем читать их вслух

                    внимательным сумеркам,

Объясняя: каждое письмо –

Короткое возвращение.

***

Оборачиваюсь

На собственные следы

Сам себе соглядатай

Ангел с глазами гоблина

Дышу себе в спину

 

КАК ОБЫЧНО

 

Ранена мама рамой:

Драит ее с утра.

Шаг –

От рамы до драмы.

Здравствуй, город Петра!

Трели твоих трамваев,

Тролли твоих дворов –

Я

Тебя забываю,

Значит, опять здоров.

Снова готов, как прежде,

Не претендуя на,

Пялиться в глаз надежде –

В мыльный пузырь окна.

 

Слава маячит справа,

Слева мурлычет лень.

Ночь

Чугунной оправой

Окольцевала день.

 

ГОРОД-МУЗЕЙ

 

Где гранит лежит пластами:

Век на веке, пыль в пыли –

Похотливыми устами

Нас целуют упыри.

 

Здравствуй, стадо молодое,

Незнакомое на вкус!

Потянуло к водопою –

Напои собою муз.

 

Ибо вечно лишь искусство,

Что священный град хранит.

Ты ему – на два укуса,

И прессуешься в гранит.

 

***

из пошлости позы из плоскости

в простор бестолковой неги

растем свободные лотосы

поджав ненужные ноги

 

вселенная входит выходит

сквозь ситечко темени

оседая на стенках

клочками вакуума

мы думаем ниочем

с каждой думой

становясь все первичнее

АВГУСТ-2002.
С-ПБ,  УЛ. САДОВАЯ

 

Пока Европа отплывала –

Роились нои у руля –

Такой жары давно не знала

Санкт-Петербургская земля.

 

Светило жгло без передышки,

Желтея, будто алыча.

Санкт-петербурженки-ледышки

Мне в ноги таяли, журча.

 

Бредя не в ногу, вольный трутень,

Садовой ул. наперерез,

Я рассекал пикантный студень

Полурастаявших телес.

 

NN.

Мы по?жили в застое,

Нам дарены судьбой

Беспечные застолья,

Бесплатная любовь.

Нас жизнь не баловала

Лососевой икрой,

И пили мы, бывало,

Одну «Медвежью кровь».

Но нас любили феи

И нам светили звезды –

Всегда в апофигее

К любым апофеозам.

 

Пока страна шагала

В грядущий коммунизм,

По Хармсу и Шагалу

Мы сочиняли жизнь.

И дробью многоточий

«Генезис» и «Пинк Флойд»

Озвучивали ночи

Провинции хмельной.

 

Несла нас по стремнине,

Обыденности мимо,

Судьба, неистощимый

Перпетууммобиль.

Нас миновали травмы,

Облавы и потравы.

И всяк свою Петрову

По-своему любил.

 

АВТОПОЭТ

 

Поэт, я лиру посвятил

И долго буду тем народу,

Что бренный мир, не зная броду,

На красный свет переходил.

 

Переходив десятый срок,

Я так же строг в своих желаньях,

Но изощренней и жеманней –

И это видно между строк.

 

Я не спешу исторгнуть плод.

Отчизна ждет, а я спокоен.

Я улетаю за строкою –

И долго длится мой улет.

 

КОГДА НИЧЕГО

 

Когда ничего не происходит

Просто бредешь на троллейбусную

                                             остановку

Стоишь в темноте куришь

Каждый вечер

Однообразно зимний

 

Когда ничего не остается

В карманах судьбы и смысла

Кроме дыр

В которые все подевалось

 

Когда ничего

Карминный фонарик чинарика

В сужающемся пространстве

Чертит руны

Исполненные значения

 

***

голый король

в абсолютном платье

не понят

толпой в обносках

 

***

культ

культя

культуры

 

***

Поэт обрюзг. Писал когда-то

Такие легкие хореи,

Всегда летящие куда-то.

Полет окончен. Захирели.

Скрывая раннюю одышку

На первом слоге, пишет ямбы.

Еще не время – гвозди в крышку:

Поэт еще стоит у рампы,

Ловя привычное вниманье, -

Но все увесистее штампы,

Амфибрахичнее дыханье.

 

 

 

 

***

Известный советский поэт

Уходит в последний полет.

На пыльных тропинках далеких

                                              планет

Следы твои дождик польет.

 

Где шел ты, проходчик тропы,

Сердечко сжимая в горсти,

Следы твои выгрызет ежик травы

И яблони будут цвести.

 

НАРОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА

 

Когда поэт обут, одет,

Имеет завтрак и обед

И даже ужин,

Он – не певец народных бед,

Он дармоед, а не поэт.

Кому он нужен?!

 

Когда поэт – любимец дам,

Не признающий слов «не дам»

И воздержанья,

Он не поймет простой народ,

Который губят недород

И нестоянье.

 

Когда ж пиит немыт, небрит,

Имеет гнойный уретрит,

И честь, и мужество, и стыд

В спирту утопли, –

Ему Отчизна все простит,

Она растроганно сопит,

Глотая сопли.

 

... Зима. Застуженный народ

Свои пальтишки достает –

Одни заплаты –

И вновь бредет на тусклый свет,

А впереди бредет поэт,

Рифмуя маты.

 

МАЛЕНЬКАЯ ТРАГЕДИЯ

 

Проходит по русской поэзии каменный Бродский,

Крошась шаг за шагом, но не становясь легковесней,

И вдовая муза, предчувствуя рык командорский,

Порхает с дивана и прячет поэта-повесу

 

В шкафу, а пустые стишки его прячет в комоде,

И чинно тоскует, в руках приснопамятный Пригов.

Здесь скушно и некому руку подать,

Так что Бродский уходит.

Вздыхает поэзия. И умирает интрига.

 

 

***

поэт поёт что видит

поёт чем дышит

поёт кого ест

 

***

слабакам

силлабика

с тоником

 

***

в долгих беседах с сыном

чувствую, как взрослею

сын спит и сосет палец

 

ОСЕНЬ

 

Нивы сжаты. Сжато время

От рассвета до заката.

Прячут сморщенное семя

Листьев желтые заплаты.

 

Терпеливо ждать под спудом:

Все сгниет и мы пробьемся.

Будет май и, если буду,

Значит, мир еще не сдулся.

 

В ПОИСКАХ ВЫХОДА

у стока востока

 

Не вышло выше обычного

Выше – плешивый шива

Вышивальщик-многостаночник

Пестрящий наперстками

 

Не вышло глубже обычного

Глубже глюки кабуки

Щерятся злыми щелочками

Клацают каблуками

 

Не вышло дальше обычного

Дальше желтеют дали

Циррозного дао

 

Не дано да и не надо

Милая, наша тайна –

Взаимное вычитание

Одно тело четыре руки

Занятые рукоблудием

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

Над периметром Питера

Потерянно тремся о шпиль.

Мы рептилии-птицы,

Археопитерцы,

Сводный кунсткамерный

Хор ветеранов.

Наш век был – веселый, но каменный.

Наш потраченный город

Истерт в золотую пыль.

 

***

Последние годы свернулись спиралью.

До хрипа, до скрипа в альвеолах рваных

Вдыхаю молозиво поздних туманов –

И таю с изнанки, устало стирая

Запойные знаки былого и дури,

Зовущейся жизнью и щедрой на меты.

Я честно горел, но долой

сантименты –

Пора прибираться, пока не задули.

 

Ты в гости приходишь, а в пыльной прихожей

Под вешалкой, брошена комом – смотри –

Моя оболочка, змеиная кожа,

Снаружи потерта, чиста изнутри.

 

***

трудности перевода

на красный свет

ворчливых старушек

 

ПО ВЕЧЕРАМ О ВЕЧНОМ

 

Весь день промаявшись херней,

Вдруг обнаруживаю к ночи,

Что день последним был, что Ной

Уже отплыл, что море точит

Борта песочницы моей.

 

Брататься с тварями морскими,

Болтаться в пене ста морей

Планктоном, плоть свою раскинув

Во всю вселенную, где вновь

Ни берегов нет, ни причалов.

 

Лишь я, иных начал начало,

Да где-то – странствующий Ной.