Владимир Тарковский

Ноябрь, декабрь, январь. Стихотворения

 


 


***


Твой мейнстрим – наша высшая степень родства,


Не проходит и месяца чтобы без качества цвета,


Там где сущность троится, мы делим обычно на два,


И в игольное ушко продетый


 


Замыкает петлю верблюд, точен зоркий глаз,


В корабельных пустынях оазисы кровью топит,


Медвежонок зашитый стал символом первых нас,


Пуговкой взгляда исчезнувший в водостоке.


 


Что ты там видишь, плюшевый сукин сын?


Зрачком поделенным на два, в полыньях без улова


Шины машин, да растраченный крепдешин


Кукольной юбки, ушитой до вне закона.


 


Перестань говорить, если лето всегда не за нас


Если лужи весенние – желчь скороспелых


                                                      причастий…


 


Если пить и любить – только в тамбуре –


                                                     здесь и сейчас,


Прижимаясь лицом, как к стеклу, в давке утренней,


К счастью.


 


 


 


ОСЕЧКА


 


Как нечто сна не стоящее даже,


Лечебной извести на раненных стволах –


Дух памяти уже обеззаражен


В ее глазах, словах…


 


В ее походке твердо убежденной,


В трех оборотах верного ключа:


Три раза вправо, влево дверь, лицо без кожи


Уткнулось в зеркало, сквозь самое себя.


 


Не стоящее соучастья в случке,


Ни языка, ни долгих лишних ласк –


Все ниже – окупается с получкой,


Дробя экстаз.


 


И в никуда придя из ниоткуда


Не испытав ни страха ни тоски


Сбривает с отцветающего чуда


Седеющие волоски


 


Ведет дневник, но ест его страницы –


Все не беда: забудем, прожуем…


Уже не каркают, но только плачут птицы,


Окольцевав небесный водоем


 


Да, птицы могут плакать, это правда,


Спроси охотника с подранком на руках


Густеет кровь, затягивая ранку – 


Я все прощу, я все прощу мой птах,


 


Как нечто сна не стоящее даже,


Воды болотной юркнувшей в сапог.


 


Храни, за дробовик, осечку давший,


Не давший нам двоим подняться, Бог


 


ВАРИАНТ  СОЗДАНИЯ


 


Океана не будет, но будет катиться воск


По материи скал, подчеркнув их гранитные скулы.


 


Ну зачем ты купальный костюм натянул, водонос?


Сдохли все, подчистую, заметь, до последней акулы.


 


Тихо плачет рыбак, под гамак приспособив свой невод Старый евнух в гареме русалок прилипших ко дну.


Только дайте мне повод – он стонет, – лишь дайте мне повод


Или ту золотистую, или рябую, вон ту.


 


Он их справно кормил, он дарил им букеты кораллов,


Выпускал из сетей, чтобы снова однажды поймать…


Акварина, Аквария, что  с вами бедные стало?


Где отец-волнорез ваш, и где луноокая мать?


 


Будут новые воды. Кровавые, жуткие воды.


Фея войн понесет от пропившего ум рыбака.


Я люблю вас, – прошепчет  он, не понимая природы,


По подобию созданных,


выбравших берега…


 


***


                                   Девушка, девочка, женщина 


                                                Сергей Арешин 


 


Ты вязала мне берег без выкупа, знаешь ли, 


                                     веришь ли, думаешь…?


Разница в возрасте ссохнется, как неживой курсив


В газетах цветы проносим, пока между нас


                                                           проносятся


Девочки, девушки, женщины – заядлый такой мотив.


 


Пряники, веники, тазики, до подбородка выпивка,


Верили, грели, лапали, тратили в рождество.


В лапник вгрызались пилами, то сразу, то поэтапно,


Мяли бумагу, комкали, корчились всем на зло.


 


Девушка, девочка, женщина, не обернись, не думай,


Запахом лесопилки, город наполнен весь.


Бродяги, чумные урки, заспанные проулки,


Не обернись, родная…


 


Не спрашивай, кто я есть.


 


ПРАЗДНИК  ВОЗДУШНЫХ  ШАРОВ


 


Посевные работы приостановлены –


Вымерзла вся земля.


Дышит тоска моя полнокровная


В облаке дня.


 


Будто с рождения знала все главное


Дурного поэта башка.


Свищет нестройно, осипшая, малая


Дудочка пастушка.


 


Знаки погоды сменяют наречия:


Холодно, боязно, и


Так далее, и до самой бесконечности


До альвиол внутри.


 


Но Праздник Воздушных Шаров ожидается


В сроки: лишь только восход.


Пьяные люди без дела шатаются,


Курит озябший сброд.


 


Скоро,  вот-вот уже вспыхнет горелками


Небо, начнется парад,


Когда забелеет в деревьях омелами


Маленький твой палисад.


 


Ты не услышишь, как утром столь ветренным


Стану тебе я кричать


Громко-прегромко, спустившись до веток


В мягких рассветных лучах:


 


Посевные работы приостановлены,


Выходи на меня посмотреть


Но спят и коты, и собаки, и голуби,


Спит незасеянной твердь

Только подобно китайским фонарикам,

Лелея и сон и твой и кров

Плывет над домами медузами яркими

Праздник Воздушных Шаров.

 

ПЛОХОЙ  ВЕТЕР

 

Вижу, как осыпаются веснушки с плеч,

Обнажая твои и без того обнаженные плечи.

Бессонницей дышит прямая речь.

Плохой,

Плохой вечер.

Пальцы, как падшая главами нация,

С волости тела родного выставлены,

Ночная, пульсирующая галлюцинация

Становится новой истиной.

 

Из ингалятора главного имени,

Согласные вышли сухой одышкой,

Тонет взахлеб, в куртуазном мейнстриме

Силлаботоник мальчишка.

 

  Ах! - он кричит. Собаки вы недорезанные!

Кто бы разъединил вас?, Куда же ты Боже? Там же…!

Птица глумится, вспорхнув над лесом –

Случайный свидетель кражи.

 

Ничего не вижу. Слышу, простынь небесная

Шуршит, капли звезд впитывая.

Песни, я слышу плохие песни

Вдовствующих инквизиторов.

 

Чудовища плачут от боли в горлах,

Принцессы стоят коленями на горохе –

Обнаженка душ породнившись с порно,

Разгоняет кровь.

 

Веснушки, я только собрать веснушки,

Мне право, больше ниче не надо…

 

Голый пол в аварийном святилище душном

Вифлиемского сада.

 

ПЕРЕНОСИЦА

 

Никуда не приехали, просто стояли и ждали

Деймоса, хроноса, тонуса – жалкий такой уик-энд

Ключиками Соломона царапали на скрижалях

Что и на скамейках в детстве, – скупой

                                            подростковый слэнг

 

Но небо светилось, было же! Завистливо гости ахали

Когда мы с тобой по воздуху, прямо как есть,

                                                            раздетые

На плюшевых или глиняных, летающих

                                                          черепахах

Переплывали зимнее, мягко входили в летнее

Высшая лига, зрители, ставки, купюры мятые

Без макияжей, цацек, без дорогих понтов

Ловили сачком для бабочек клочки облаков

                                                            закатные

Это ли не причастие всех маленьких городов?

 

Но за подкладку счастье, знаешь, забьется бывает и

Вроде бы как бы есть оно, и вроде бы как бы нет его

Бешено птица бьется, в острых силках камлает

Как же все близко: озеро, гроздья рябины, дерево

 

Пуля висок царапает, состав в сантиметре

                                                        проносится

Солнце слепит, по обручу, ходит кругами блик

Глаза разделяет ясные, грубая переносица

Левый – слезник расходует, правый, почти привык

 

НА  ПОИСКИ  ПРИКЛЮЧЕНИЙ

 

На поиски приключений, Родная

Побежим

Я только спасу свою рыбицу

(рыба гниет с головы)

Прихвати стальной обруч для игры в серсо

А я заячью лапку возьму, и пучок оберег-травы

 

Ах как станем с тобой веселиться

Плавать в лучах заходящего солнышка

Выгибать спины, щуриться и смеяться

Пусть снайперы водят прицелами, смотрятся  стекла

Им будет до нас не добраться

 

Ха ха! Не добраться! Мы мертвые, детка,  мертвые

Чернее осины той, суше всех рыжих сосен

Мы только с тобой и можем, два калача тертых

Антибиотиком снега, воспаленную накрыть осень

 

И на загнивающих пустошах, на язвах опушек

                                                       обветренных

В доску своими будем, в тапочках и халатах

Вот она любушка наша, праведная и жертвенная

Мы мертвые, искренне мертвые, большего нам не надо!

 

На поиски приключений, Родная

Не спать! Не спать! Поднимайся смурная девка!

Не ты ли того хотела, плавиться не сгорая?

Мост через речку алую перешибить плевком?

 

Вечность сегодня ссучилась, скорчилась,

                                                  да в отказ пошла

Где же теперь тарелочки мытые, кошки сытые?

Желай меня и не желай меня, это теперь не важно

Рыбица-душенька бьется, смотрится в щель корыта

 

Ну а потом, со временем (время теперь –

                                                      ничтожество)

Может быть и согреются в тапочках пальцы ног

Тождественны станем в сумерках, ведь если и

                                               смерть – у-божество

Так значит в ногах ее наш с тобой, прижился

                                                       какой-то Бог.

 

АБСОЛЮТ

                 Сворачивая по водке, он отвинтился в дружбу.

                                                          Сергей Арешин

 

Сворачивая по водке, на повортах: да ну нах!

Болтался в волнах соленых, давился песком в дюнах.

Истина – не молчи – истина лишь одна:

Заныривая у берега – касаешься мордой дна.

Полипами обрастаешь, таранишь башкой коралл,

Рифмами повторяешь: хотел, отбирал, страдал.

Узкие ласты, клешни сточены, выбит глаз,

Кто сверху уже не важно – Бог или водолаз,

Кто отвинтился в дружбу, а кто перешел на брасс.

 

Сворачивая не глядя, заламывая плавник…

И как бы уже не страшно, как бы уже привык,

И ты-то на лодке утлой, бьешь по воде веслом,

И я то гребу на полной, сквозь рифов вхожу в разлом.

 

Все сколы, морщины трещин, порезы уже на мне,

Выныриваешь у берега, становишься весь в огне,

Сворачиваешь по водке, а может по вискарю,

В осадок на дне бутылки, в единственный абсолют.

 

ВСТРЕЧА

 

В этих длинных очередях, в этих снах непролазных,

С номерком на ладони дождаться местечка у входа,

И уйти, убежать без оглядки, свалить недосказано,

Босиком, по сугробам, задворками, огородами.

 

Чтобы ты не ждала, а я вот, уже здесь, под окнами,

Без шапки, слезятся глаза, и в пальто распахнутом.

Чтобы встретила так, как прощалась однажды

                                                                          с мертвым:

Прикоснувшись губами ко лбу ледяному,

                                                            влажными.

 

И все станет у нас, зазвенит время

                                                в подстаканниках,

Поезд тронется вновь на рассвете – горячий,

                                                            дышащий,

И застынет в глазах навсегда светлой грусти таяние,

Так покойные смотрят на спящих родных

                                                своих выживших.

***

Вывод только один: отрекаясь не быть

                                                        обреченным,

В этих дырах зрачков, в этих серых

                                                  хрусталиках глаз

Долго вижу себя, проигравшим и

                                                   опустошенным,

Жизнь прошла без тебя, небо вытерло ноги о нас…


Так к какому окну подойти, и в какое поверить


Отраженье, из тысяч и тысяч фальшивых зеркал.


Раскачает пинком в темном сквере порыв качели,


Закурить бы сейчас, да по пьяни всю пачку отдал.


 


Выход только один: знать что двери откроются точно.


Остановку ли, две ждать, но воздух однажды нальет


Нам космический пунш, бесталанный зато 


                                                   долгострочный,


Жажда высушит все, потому как и это пройдет…


 


Дорогая моя, ангел мой упомянутый всуе,


Завивая свой нимб, помни плойки опасный накал,


Пусть художник, тебя в двадцать лет, для меня нарисует,


За пивком бы сходить, да последнее золото сдал.


 


Много долгих шагов, в жерле мертвого ныне вулкана


Навсегда обнялись, но обратно спуститься нет сил.


На костях наших, день, большекрылые


                                                 встретят сапсаны,


Распушив свои перья, даруя свободу и синь. 


 


ДЫШАТЬ  ПРИЯТНО


 


На крылатых нужно очень много зерен,


Чтобы перья их лоснились и блестели,


Чтобы завтра нас нашло в одной постели


Небо, чтобы в гуле подворотен


 


К нам летели белые курьеры,


До карниза нашего, в оконца


Клювами будили нас, чтоб солнце


Волосы твои, лизнув, согрело.


 


И, привет, спустилось обоюдно


С наших губ, блаженно и тягуче,


Чтобы кошка прыгнула сквозь лучик,


Чтобы пес зевнул, и было утро.


 


Посмотри, как ты сегодня свята,


Посмотри, как я свечусь с тобою,


Пахнет хмелем, мятой, зверобоем –


Смерть пришла,


                            а так дышать приятно…


 


***


Дядя Белый Медведь уходит в отрыв,


Топливные баки заполнены до предела,


РосКосмоса парадную дверь раскрыв –


Юра Гагарин своего дела.


 


И если вселенная расширяется непрерывно,


Он бесконечно материю будет рвать,


Туманностей и галактик порезом дымным


Шлейф его будет в ночи сиять.


 


Дядя Белый Медведь, с помощью лап маневрируя,


Как бы плывет в киселе безвоздушном,


Набирая скорость постепенно мутирует


В конусовидное стальное оружие.


Вот уже миновал созвездие Ориона,


С Волопасом и Девой по пути здоровается,


Метеоритов кольцо – каменная его корона,


Гончих Псов упряжь – верная его конница.


 


Летит Дядя Белый Медведь, надрывая легкие,


За кометой из боли, за страстью мрачной.


Ни Млечный, ни Сливочный пути не бывают легкими,


Верит в главную свою сверхзадачу.


 


Но сегодня темнело – Большая Медведица,


Свой ковш наклонив, до рассвета плакала,


И где-то, хотя может то – нелепица,


Слезинками звезды на Землю капали…


 


ЛУЧШИЙ  ВЫБОР


 


                                           Актеру, Джеффри Рашу


 


Полюбить старика, перед самым последним


                                                             инфарктом,


До конца, до каталки, до желтых с прожилкой белков.


По утрам обернувшись в нелепый


                                       подсолнечный фартук,


Целовать его в щеку, шептать, то, что завтрак готов.


 


Полюбить, как медведя из плюша


                                            с оторванной лапой,


Со слежавшейся шерстью, найдя под кроватью в пыли,


Не из жалости с болью, а с тем чтобы сделать заплату,


Чтоб трепать по затылку, чтоб чая с малиной налить.


 


И когда он в ушанке, нелепый, хмельной


                                                             и веселый,


На машине, которую годы держал в гараже


Тебя встретит, неловко приткнувшись


                                           в проулке за школой,


Ты не вырастишь больше, ты старше не станешь уже.


 


Полюбить стрика, опасаясь одышки, инсульта,


Не включать по ночам ни торшера и ни ночника,


Стать богиней его, стать его завершающим культом,


Он не знает еще, он не ведает даже пока…


 


***


Есть небо есть звезды у изголовий рек


Мы говорили друг с другом простыми словами


Выживали сильнейшие мы были одними из них


Кровоточили раны но мы были любимы


 


Все прошло помнишь тот водопад несуразный


Просто падала с горки немая полоска воды


Ты купалась нагой пока я так курил обреченно


И все волосы волосы были твои


 


Вечер быстро прошел мы спустились с реки


                                                     развенчавшись


Так закат вытер руки кроваые прямо об нас


Хмурый пес он был хмурым я правда считаю


Облизал и тебя и меня благодарный за кость

ФЛЕШКА

 

F6 – я тебя сохраняю на флешку,

Березу обнявшую, в панаме джинсовой –

Так верно щурился Нильс гусей провожая…

Судьбой цифровой проникает в носитель жизнь.

 

Все пройдет, ничего, просто так же всегда

                                                             улыбайся,

Пока берег мелеет и входит на сушу камыш.

Я признаюсь тебе, да и сам не забыть

                                                         постараюсь,

Ты с такой же улыбкой, свернувшись

                                                калачиком спишь.

 

Этот лес без тебя, для меня – весь в костях

                                                            скотобоен,

Костяника суха, у малины токсичны шипы,

Даже лист тополиный под ветром, мертвецки спокоен,

На болотах не ряска, но будто бы пепел и пыль.

 

Потому я ребенка – тебя сохраняю на флешку,

Лямка комбинезона слетела, упав на бедро –

Это Нильс зацепился, с гусей опускаясь в подлесок,

Это все что придумал я, все, что теперь мне дано.

 

Эта цифра души - этот пикселем сотканный образ,

Монитора дешевого жидкий фальшивый кристалл,

Да глаза мальчугана, ушедшего хитро от розги,

Да родного лица, самый милый на свете овал.

 

***

И птицы нам садились на самые плечи

И красивые женщины целовали нас в затылки

С платьями ярче чем закат в июле

С платьями пахнущими травой июльской

И было добро и было небо

И взгляды и губы и было живое

И играли в песочнице дети забыв о пощаде

Я помню я видел я плакал и клялся

 

СВАДЬБА

 

Ты в подвенечном платье, как в костюме

Снежинки, двадцать лет тому назад.

Жених весь потный, рыбой плещет в трюме,

С неясной поволокой на глазах.

 

Еще чуть-чуть, еще одно мгновенье –

Алтарь в слезах, два безупречных да,

Есть напряженье, ни одно движенье

Вам не дается больше без труда.

 

Джазмен, виолончель терзает, тучный,

Уж гости в хлам, но вы еще трезвы,

И вроде бы весь мир благополучен,

И никуда не деться от весны…


Стаканы водки, вкруг себя расставив,


Пустившись в ошалелый хоровод,


Я ничего тебе не пожелаю,


Спущусь туда, где пьянствует народ.


 


Но вспомни, как горели наши губы,


Как ты тогда еще была жива,


О Боже, трупы! Здесь танцуют трупы,


Евреи, русские, но больше – татарва.


 


Так что же ты в углу сидишь недвижна,


И коньяка не в силах пригубить,


Тебя, себя, и звезды ненавижу,


Жаль, так бывает, как тому не быть?


 


А после, на рассвете, весь горячий –


Башкой в сугроб, как бурая лиса,


Неважный, и уже ненастоящий,


С оледеневшим золотом в глазах.


 


МУХИ  ДРЕВНИЕ  НОВОЙ  ВОЙНЫ


 


Мухи древние новой войны


Залетают к нам в окна жужжат издевательски


А мы воины старыми ставшие


Ладонями отмахиваемся сонными


 


Где утра те с поцелуями царственные


Где доспехи те тел обнаженных


Друг о друга лязгающие перед битвой


Нового дня


 


Где пиалы наши с кровью вишневой


Заставлявшие их капитулировать


Сонмы бойцов теряя


 


Мухи древние новой войны


Мы плацдармы теперь для вас


Затонувшие корабли самолеты разбившиеся


Повернулись друг к другу спинами


В проржавевших латах


 


О  ЛЮБВИ  И  НЕ  ТОЛЬКО


 


О любви и не только и об облаках


Обо всем обо всем о внезапных потерях


О внезапных находках о лужах апрельских


И о том как саднит после выхода в космос


В безвоздушное имя твое с поцелуем мне чуждым


Не моим прилетевшим из северных странствий


 


О траве после нас больше так и не вставшей


О дешевом металле на пальцах и в мочках


Комариных укусах и юрких котятах


О коровах в тени тополей перегретых


 


Пренебречь пошлой рифмой и ритмом солдатским


Только чтобы стрекоз на плечо не садилось


Их глаза разноцветные смотрят и видят


Сквозь меня сквозь мои потроха проникают


Я же вижу тебя как ты входишь нагая


В воды тихих озер чьих не вспомнить названий


Где одежды твои навсегда улетают


И ты голая ходишь по берегу скорбно


Со стыдом прикрывая озябшие груди


А вокруг только запах полыни  стрекозы


Доносящие где я


как больно и страшно


 


***


Я хочу в этих сумерках спать у тебя на руках,


Разлагаясь, быть может, представив нас


                                          в  склепе фамильном,


Закатив оба глаза смотреть в свою память сквозь страх,


Даже будучи мертвым, оставшись влюбленным


                                                                   и сильным.


 


Я хочу в этих сумерках знать ,что ты будешь жива


Еще долго-предолго, румяная и молодая,


А когда время кончится, реки одев в рукава,


Я тебе на блок-флейте о грустном бессмертье сыграю.


 


Я хочу в этих сумерках, в этих миазмах луны,


Ощущать только твой, еле слышный амброзии запах,


И покуда твоей холодок не коснулся спины,


Приходи ко мне чаще, ищи меня в сумрачных травах…


 

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера