А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я
Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Спонсоры |
Центр |
Анна ГригОб авторе: Поэт, переводчик. Родилась в 1977 году в Тбилиси. До тринадцати лет росла и... |
Ян БруштейнОб авторе: Родился 10 ноября 1947 года в Ленинграде. 45 лет живёт в Иванове. Кандидат... |
Александр МаркинОб авторе: Родился в 1953 году в г. Бабушкин Московской области. Этого города больше... |
РегионыЦентрРоссияБарнаулБелгородВладивостокВладикавказВладимирВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаСеверная АмерикаКанадаСШАЦентральная АзияКиргизстанУзбекистанСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Михаил ЯсновОтчасти. Из стихотворений одов*** Как судьба, свершившаяся втайне, как слова, зарытые в слова, как Шопен, очнувшийся в регтайме, оживает старая листва.
Все вокруг еще темно и голо в окруженьи сосен и осин, но уже восторги птиц до голо- вокруженья рвутся из низин.
Погоди, не стой под этим ветром – так тебя, глядишь, и унесет в те края, где туча ходит фертом, осыпаясь брызгами с высот.
Есть просветы в этих днях ненастных – потеплее курточку надень: счастье – то, что кроется в нюансах, в переходе гласных в полутень.
***
Памяти Завена Аршакуни
Петербургский художник армянских кровей, для кого-то – нацмен, для кого-то – еврей, для кого-то – забота иная, а для нас он – водитель трамвая.
Этот красный трамвайчик я знаю в лицо: у него на холсте, возле рамы, кольцо. И садится водитель трамвая, пассажиров ночных подзывая.
Мы отправимся в путь вдоль каналов и рек. Так какой, извините, за окнами век? То ли это Растрелли с Трезини, то ли города нет и в помине.
Это белая лошадь в туманном окне, это ослик с поклажей на круглой спине, это луковки Божьего мира и младенец во чреве буксира.
Это солнце, которое бьет через край полотна, и звенит огоньками трамвай: колокольчики – желтый и синий – в лабиринте проспектов и линий…
*** И все-таки шорох пластинки под патефонной иглой создавал ощущение жизни: то ли шумел прибой, то ли шуршали деревья, и музыка, пению вторя, рождалась из листопада и пены моря.
Деревья давно срубили, иссохший залив молчит, однако старинная лютня на лазерном диске звучит так безупречно, так вечно, что меломаны в восторге. Наконец-то мы все оцифрованы. Словно в морге.
*** Тоска по плоти переходит в блажь. Точится кровью старый карандаш, как деревянный лик в забытом храме. Жара. Июль. Повсюду грязь и гнусь, И если я чему-нибудь молюсь, то разве что развязке в этой драме.
Что есть любовь? Порядок снов и слов. Проснешься утром, весел и здоров: какой кошмар – вчерашние уловки! Когда б не эти строки дневника, когда б не эта кровь, чья ДНК не требует особой расшифровки.
*** Про древний Родос все наврали карты, но камень солон, а песок горяч, и так ветрит. что если не Икар ты – то крылья отстегни и тут же спрячь.
Куда лететь, куда нам плыть? Не знаю. Все это происходит не со мной. Но жизнь прочна, как ниточка сквозная между воздушным змеем и землей.
*** Под говорок еврейского квартала, где мир звучит гортанно и картаво,
под говорок цыганского квартала, где все на свете речь перемешала,
под говорок арабского квартала – его-то нам как раз и не хватало! –
проходит жизнь под этот говорок, порою смерть пуская на порог:
смерть безъязыка, но в любом квартале ее всегда и всюду понимали,
и перед ней склоняет микрофон синхронный переводчик при ООН.
*** Покуда свято место не пустует, не отдадим историю векам. Россия спит. Германия бастует. Пол-Франции сидит по кабакам.
Я пил, как все, – но был мой тост не стоящ. Кричал, как все, – но не ступал за грань. А сон страны, рождающий чудовищ, Проник мне в жабры и забил гортань.
*** Ледок промерзает до хруста, никак не согреться в тепле… Мне пусто, как комнате Пруста в музее Карнавале.
Среди заоконных пейзажей, таких же пустых по зиме, я тоже покинут и зажил, как комната, сам по себе.
Осыпалась позолота, давно заржавели ключи, ни грязи, ни пыли… Но кто-то все ходит и ходит в ночи.
То стулом скрипит, то кроватью, то молча сидит без огня… И все не решаюсь сказать я, что гений покинул меня.
*** Как бы чаянья ни томили, все давно наперед известно: вот и нет тебе места в мире, где тебе уступают место.
Сердцу – зорче, а телу – жарче, ибо вита уже не дольче. Занимай свое место, старче: сидя нынче куда как стойче.
*** Графомания высокого разряда – электрические происки стиха: все рифмуется, звучание разъято, буквы прут из живота, как потроха.
Зачитаешься, пока снимают с трупа кожу вымысла и пробуют на зуб, и эстетика обугленного струпа осыпается с кровавых этих губ.
*** Девочка, не знающая жалости к телу, созидателю наград, не кружись без удержу, пожалуйста, не садись так бойко на канат.
Эти ножки, жаждущие зрелости, – ты им не противься, не перечь. Станешь ли, при всей своей умелости, узеньких держательницей плеч?
Нет, не выйдет! Слишком ноша тяжкая для таких напористых, как ты. Вот и бьешься безымянной пташкою о тупые прутья пустоты.
*** О, как мне доставалось! О, как меня вело!.. Страсть переходит в старость посредством буквы О.
Ну что нам буквы дали, зачем они дались? Молчи, от них подале, скрывайся и таись.
Заклинание
Усни на моем плече посреди зимы, которую так давно торопили мы, чтоб снег невидимкой сделал укромный дом, – усни поскорей, я счастлив твоим теплом.
Усни на моем плече посреди страны, в которой мы все заложники той шпаны, что напрочь забыла про детскую боль и грусть, – усни поскорей, я так за тебя боюсь.
Усни на моем плече посреди беды, в которой мы так бесславны и так тверды, что только вдвоем сумеем ее прожить, – усни поскорей, нам утром опять тужить.
Усни на моем плече посреди любви, которой так мало надо: одной любви, любви при одной звезде, при одной свече, – усни поскорей, усни на моем плече.
*** Между временем и временем застрянув, я внезапно ощущаю всей судьбой сладкий запах облетающих платанов, словно зябкую облатку под губой.
Ствол звенит, как будто сделан из металла, и восходит ломкий шорох от земли: то ли осень эти листья разметала, то ли птицы их на крыльях разнесли.
И останутся у ветра на примете, словно символы привычной новизны, изваяния лесного Джакометти – корневища, утолщения, узлы.
Все живое, все действительно живое, облетаю, улетаю и живу, как ребенок, зарываюсь головою, зарываюсь в невозвратную листву.
*** Что было предназначено, назначено не мне. Жизнь, начатая начерно, кончается вчерне.
Рассыпались тетради, чьи страницы – размело, и только ты, не глядючи, случилась набело.
Разобранные волосы, в глазах темным-темно, и снегом, словно с полюса, лицо заметено,
расстегнутые пуговки, приспущенный чулок… Нет, ни единой буковки я б изменить не мог!
*** Время отлежится, точно силос, все удобрит горечью своей. Вдруг ты позвонишь мне, как грозилась, и возникнешь около дверей?
Брошусь ли навстречу, расцелую, сердцем чуя прожитый провал, или разгляжу в тебе другую, ту, что до сих пор еще не знал?
И в преддверьи будущей удачи – или неудачи, кто решит? – я сейчас сижу один и плачу, как ребенок, горько и навзрыд.
*** Ну, кто еще решится на такое? Пожалуй, только мы с тобой рискнем: тебе чуть-чуть любви, а мне – покоя, а воля остается за окном.
Я выгляну, а там, внизу, отчасти распутица, отчасти – гололед. А впрочем, разговор идет о счастье. – О чем, о чем? – О том, что снег идет.
*** Плоть отчасти, отчасти – душа, что из нашего прошлого выйдет? Оттого-то и жизнь хороша, что границ между ними не видит.
Я невольно часы тороплю и дневные мешаю с ночными. Оттого-то тебя и люблю, что не вижу границ между ними.
С восточного
Говорю тебе в который раз: быть со мною Бог тебя упас – посмотри, в развалину какую превратил Господь меня сейчас.
Ты еще настолько молода, а моя седеет борода; был бы, скажем, я старик Хаттабыч – сам омолодился бы тогда.
Но давно исчез бессмертный джин, и до капли выпит мой кувшин. Что еще могу тебе сказать я? Старость – не достоинство мужчин.
Стану светом на щеках твоих, стану тенью возле глаз твоих, стану прахом, неприметным прахом в ямочках, у теплых губ твоих.
*** О чем кричите вы, старинные чернила? Разлука – сблизила, а близость – разлучила. Тоскою выцветшей заполнена тетрадь. Разлука – сблизила. Но слов не разобрать.
А вот машинопись, уже давно слепая, здесь жмутся буквы, друг на друга наступая, и так издерган шрифт, и так его знобит... Разлука – сблизила. Но дальше текст забит.
А ты, мой верный друг, заложник легких клавиш, какому будущему тень от нас оставишь? Разлука – сблизила. Так в чем же тут беда? А близость – разлучи... Все стерто навсегда.
Об авторе: Михаи?л Дави?дович Яснов – поэт, переводчик и детский писатель. К списку номеров журнала «ИНФОРМПРОСТРАНСТВО» | К содержанию номера |
ГолосованиеДорогие друзья и коллеги, приглашаем вас принять участие в опросе на тему «лучший журнал портала за февраль 2015 года». Итоги опроса будут подведены 7 апреля 2015 года? Голосуйте сами и приглашайте своих друзей.ЖурналыСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АИНФОРМПРОСТРАНСТВОЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕРИБАСОВСКАЯ – РИШЕЛЬЕВСКАЯДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNAT22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Ышшо ОдынЗНАКИ11:33 |