Уроки пения. Стихотворения

Родился в 1959 году. Автор пяти поэтических книг. Соучредитель газеты «Театральный курьер». Лауреат литературных премий журналов «Новый мир», «Юность», «Литературная учеба», а также премий имени Бориса Корнилова и «Югра».

*  *  *

         В 21 веке на земле исчезнут:

       Пчелы, гречиха и чеснок.

                        (Из предсказаний).

Видно, Ванга права,

И исчезнут скорей

Медоносные пчёлы,

(Как их Карл Линней

Окрестил), чем мы думаем,

И над цветком

Не зависнет подруга

С поджарым брюшком.

То не Апис шестой

В саркофаге почил,

Тесть мой улей

На выбор зимою открыл,

Плотно пригнана крышка,

Мышь съела зубок,

Рамки полные мёда,

Печальный итог.

Нет пчелы, что там крылышка,

Мумии нет,

И о том же вчера

Мне поведал сосед:

Если б, скажем, Гудини

Иль сам Копперфильд, –

Ну, а так или сглаз,

Или чёрт, или гиль.

Я всегда полагал в ней

Нездешний объект,

Что в субстанции сладкой

Материи нет.

И мелисса летит

До парнасских садов,

Забывая людей,

Вспоминая богов.

*  *  *

Как много листьев на земле,

Да и в верхах ещё не мало,

Но дело, всё же, не в числе,

А в том, что грамма не пропало,–

Что множит массу вещества

Живого палая листва.

УРОКИ ПЕНИЯ

                                                                  Л. Скворцову

А припомнится хор,

                                     и как в хоре нестройном пою

Шестиклассником тощим,

                                     наверное, всё ещё альтом.

Гусь, при галстуке красном,

                                     от класса чуть-чуть отстою

Вспоминаю слова

                                     и готов перейти на контральто.

Не забудется,

                                     там еще песня такая была,

Вот её мы на разных,

                                     совместно и честно спивали.

И была она мне по душе,

                                     больше прочих мила,

И невесть почему –

                                     только слезы к глазам подступали.

Как тянули прочувственно скворушку,

                                     как за окном

Отрывались кленовые, красные, жёлтые –  в этом

                                     многозвучье религия гласных была, и потом…

Вжатость сомкнутых плеч,

                                     тишина за последним куплетом.

Но тогда я об этом не думал,

                                     поклясться готов –

Эта песня про то,

                                     как от родины после каникул

Возвращается в Питер

                                     с зимовкою Лёнька Скворцов,

Что причислен к святых и пернатых

                                     мной нехристем лику.

……………………………………………………………….

Ветка чуть качается,

Песня не кончается,

С нами милый скворушка

До весны прощается.

*  *  *

Прощай клокочущее вече –

Свободы клоунский лоскут,

Ковчег взвалив себе на плечи,

Ты не  избегнешь рабских пут.

Осанну Господу пропевший

Израиля оставит стан.

Однажды море перешедший

Не перейдёт сей Иордан.

О, бесполезность назиданья,

Последней вольностью дыши,

В припадках самовозгоранья

Мир прозревающей души, –

Где в довершение исхода

Уходит молча Моисей

Вперёд от своего народа

В край предков, духов и теней;

И ханаанскою землёю

Любуется, забыв года,

Обетованною, но тою,

Куда не вступит никогда.

ЭСКОРИАЛ

Гроб проплывает медленно сквозь строй

Немых солдат, ни флейты, ни фагота.

Стоп, маршал с непокрытой головой

Стучит скобою в медные ворота.

Они гудят, как колокол, внутри

Собора голос вопрошает – кто там?

– Я тот… монах, затворы отопри.

– Я тот, кто мыслил стать стране оплотом.

– Я тот, кто был испанским королём,

Я Габсбургов отломленная ветка,

Я, для кого в стене готов проём

Лежать кость в кость среди великих предков.

Но прежде разлагаться и смердеть

Я буду в тишине Эскориала,

А дух мой будет фосфором лететь

По коридорам и пустынным залам.

И вот приоткрывается портал,

В нём золотое плавится ретабло: 

«Теперь ты наш, и ты пришёл на бал»,

И губы улыбаются осклабло.

КОШКА И ЦВЕТОК

1.

Неоднократно в открытую дверь

С шерстью взъерошенной впархивал зверь

И вырывал каждый раз из цветка

Два или три клиновидных листка.

Но ничего я поделать не мог,

Только сочувствовал – бедный цветок. 

Кошку за дверь выдворяла жена:

– Кошка, зачем она только нужна?!

Я же любил и жену, и цветок,

Ну, и без кошки, конечно, не мог.

Кошку сей час, отторгать не спеши,

Просто обратное предположи:

То, что она подружилась с цветком,

И, словно врач, вырывает тайком

Листья больные, как зубы больные,

И, согласись, тут мотивы иные.

Как-то я видел, привстав на горшок,

Кошка сказала: – Ну, здравствуй, цветок.

Долго принюхивалась и о погоде

Справилась, кошки же ближе к природе

Нежели мы, помня идиш слегка,

Знают язык безупречно цветка.

2.

Чуть зачиналась только зорька,

Коты усаты, как Кацо,

За мной плелись, их было столько…

Я знал и помнил всех в лицо.

С тоской на удочку смотрели

И вглядывались в омут дна –

Ах, неужели, неужели

Карась, была средь них одна.

Забуду ли когда… едва ли?

Просящий взгляд и скорбный рот,

Как кошки зад приподнимали,

Как уходил последний кот;

И лишь она одна часами

До верного умела ждать,

И с васильковыми глазами

У места –  первою встречать.

Сказать ли, как она мурчала,

Как нежно тёрлась о сапог:

Всей рыбы вод за это мало,

Хоть я одной поймать не мог.

Когда потёмки наступают,

Мне в муре слышится – мурза,

Со дна души моей мерцают

Её прекрасные глаза.

3.

Когда-то кошки по земле ходили

На задних лапах лихо, а потом

Они об этом начисто забыли,

С тех пор, как суша вся покрылась льдом.

И если бы не шубки, то возможно,

Их не было б сейчас, скажу я вам,

И согласитесь, что довольно сложно

На лапах двух ходить по ледникам.

Они совсем не видоизменились,

Но, выжив, заслужив приют и дом,

Лишь на четыре лапы опустились,

И разве что обзавелись хвостом.

Их память дремлет, леностью согрета,

Им хвост затем, чтобы хвостом играть,

Чтоб метить нас, и я готов за это

В усатые их морды целовать.

Но если где вверху чирикнет птаха,

Сужая в щёлку хитрые зрачки,

Легонько привстают на задних лапах,

Как суслики иль те же хомячки.

Уменье не берётся ниоткуда, –

Свободно, без усилий привстают;

Ещё немного – и поверят в чудо,

Ещё немного – и вот-вот пойдут.

С котомкою на палке за плечами,

В сафьяновых ботфортах-сапогах,

Скрываясь за полями за долами

И воскресая в девственных лесах.

*  *  *

                            Ю. Влодову

Но вот что всегда поражало,

Что музыка – слышно едва,

Как гул нарастала,

Потом пробивались слова.

Поспешно, с наклоном,

Перо умещало в строку

Огни за перроном,

В снегах глухарей на току.

Но пропись сбежала

С поверхности гладкой стола

И улицей стала,

И в арку сквозную ушла;

В толпе растворилась,

Связалась с окрестной шпаной,

В стаканы разлилась,

Сдружилась с дурной головой.

Гудит эстакада,

Мигает во тьме самолет,

Ночная прохлада,

И время для слов настаёт.

Все то, что дрожало

И смысла копилось поверх,

Вновь музыкой стало –

Единственной, значит, для всех.