Анатолий Яковлев

В небе — магнит. Стихи

*  *  *
Он не суетился, не бегал по кабинетам, не тряс щеками и не выпячивал грудь, стараясь казаться больше. Он и так был большим.
Очень большим. И многие невеликие люди, живущие на уровне его поясницы, предпочитали делать вид, что его вообще нет.
А он без шума и саморекламы научил многих писать, когда руководил молодежной литстудией при СП РБ. Из этой студии выросли Рустем Вахитов, Андрей Юдин, Вадим Богданов, Анвар Алмаев, Лариса Ишбулатова, Ольга Шевченко (Елагина), Анна Ерошина, я…
Он виртуозно владел литературными жанрами – творил стихи и прозу, юмор. Его песни исполняются как народные. Он написал полтора десятка книг, из них напечатан кусочек – в издательстве «Китап» в серии «Голоса молодых». Остальное – по сборникам, журналам и альманахам: в Москве, Новокузнецке, Нью-Йорке…
Его нет уже пять лет – он пережил 33 и не дотянул до 37. В этом апреле ему всего-то исполнилось сорок, но там, где он сейчас, не считают года.
Как всякий настоящий поэт, все про себя заранее зная, он передал нам, друзьям, свое «наследие»: когда оставлял, это слово звучало с юмором – в кавычках. Сейчас кавычки осыпались. И мы, горюя и вспоминая, перебираем его слова…
Светлана Чураева


*  *  *
«Счастливы те слуги, которых хозяин, вернувшись, застанет не спящими».
Евангелие от Луки 12 (37)

От века я в том мире поселен,
где суета имеет обаянье.
Клен угасает, умиротворен,
и снег в страданье –
но не в наказанье.

И лист на лист – как сталь летит на сталь.
Уж валится октябрь, обезоружен.
А мы дежурно начинаем ужин,
вливая смерть в серебряный Грааль.

Та чаша не минует никого.
Но губы свежи, а напиток млечен.
И кажется, круг жизни неочерчен
для каждого, ступившего в него

*  *  *
Ну, попробуй устать от дождя,
Что по кровле – то резок, то дробен.
То, как взрослая память, – подробен.
То, как детская, – слезы спустя…

Все вернется, как ты говоришь.
Все устроится прочно и просто.
Если правда, что сердце из воска –
Догорает и плавится лишь.

Ну, попробуй устать от измен.
От меня, что как небо – ненастен.
То, как взрослая память, – напрасен.
То, как детская, – дорог и нем…

Дорогая, ты все об одном.
Так решительно, жалобно, нервно!
Приходи – все равно за окном
Ничего в октябре неизменно.

*  *  *
В небе гудят верстовые столбы.
Падают в реки охапки букетов.
Люди, как птиц, провожают поэтов –
Из-под руки – на изломах судьбы.

Тени их – ломкий на взгорьях полет –
Начерно пишет и падает Солнце,
Где из пустого в порожнее льется
Лета – и ломок закраинный лед.

Где ноябри синеве в полутон,
Где подморожены листья упруго –
Две сиротливые доли друг друга,
Мы остаемся – и дышим в ладонь.

Вот облетевшим остовом венка –
Обруч железный – беды два обхвата.
Снег пишет набело. Нет виноватых…
Глухо подледная встала река.

*  *  *
Сельскохозяйственная вотчина
вполне моя – за свет уплочено,
а газ еще не подвели.
Топлю стихами – и поленница
рифм, сыроватых от земли,
у поддувала прахом пенится –
слагаясь в легкие коленца,
а не в тяжелые угли…

Тепло. Строфа – возьми и вылепись!
Но дождика сухая клинопись
со стороны осин и лип –
не впечатлительная живопись,
но графика – где резь и скрип.

И – тихо.
Слышно, что прохожие…
Что умирает в бездорожии
бензиновый грузовичок.
Так тихо, что прижаться хочется
к сырому боку одиночества
и застрелиться на часок…

*  *  *
Над нами ангелы и тьма
в закономерном сочетанье –
имеет разные названья
срединнорусская зима.

И кровли плакать смерть зимы
вполне готовы – час неровен! –
и неизменно хладнокровен
Господь как устроитель тьмы.

И нимб – на повороте лимб –
отсчитывает срок нелепо,
и печь пролистывает щепу,
вычитывая влажный дым.

И сигаретный огонек
кружит душонкой мотыльковой,
неизмененной в жизни новой,
и пепел – мертвый мотылек.

И вымышленные стихи
над чувствами преобладают,
и хлопья, падая, не тают,
ложась охвостьями строки…

*  *  *
Оставь на минуту простые дела –
Дотла допылали поленья, дотла.
Эта ночь столько снега с собою взяла,
Что за стеклами темень – бела.

Дом, как дым, истекает в зените теплом.
Кто там выпил миры за окном?
Гость незваный – поскольку о смерти вдвоем
Промолчали мы, как ни о чем…

С каплей меда на узком, как лира, мече,
С говорящею музой на левом плече –
То ли гном, то ли гунн, то ли пьяный Перун.
То ль Иуда с огнем – при свече.

Он с порога о золоте оповестил,
Но с порога о главном забыл.
И не вспомнил – и даже вина не допил,
Но по гуще гадать запретил…

Если та же метель – и поленья дотла,
Отыщи его снова – была не была! –
Потому что Грааль не почат у стола
И не вбито железо в четыре угла –
И не начата Вечность с нуля…

*  *  *
Заоконье. Круговерть.
Двое в электричке.
Покалякаем за смерть.
Покусаем спички.

Ты, конечно, о семье –
О жене, о детях.
Я? Да что там... Обо мне –
Только после третьей.

Станем водку разливать,
Чтобы зла не помнить.
В белых окнах озирать
Северную полночь.

Отражаясь с высоты
В каменистых водах,
Стреловидные мосты
Рассекают воздух.

Пар стекает в акведук.
Снежный лес редеет.
Говори о главном, друг!
Двое ж, в самом деле...

Только ты опять про дом,
Про дела на даче.
Сходишь? На сороковом?
Я, конечно, дальше...

Вновь захватит круговерть,
Скудный быт тасуя.
Может, главное и есть –
Сказанное всуе?

*  *  *
В баре ночного аэропорта
Пьяный пилот преподнес, как на блюде:
– В небе – магнит! И железные люди
Рвутся, как я понимаю, туда…

Мы «повторили». И тот, подмигнув,
Как заговорщик, «не в тему» уверил:
– В воздухе всяко бывало. К примеру,
Видел звезду я под Нарвой одну.

С неба, как снег, опускалась она,
То замирая, то будто взмывая.
Не из железа, как я понимаю.
Но из чего-то… крылатее сна…

Знаешь, у ней, показалось, душа…
– Физика! – я оборвал, не дослушав.
Тот усмехнулся: списаться на «сушу»,
Видно, пора… И собрался, спеша.

В стеклах глухую сверля пустоту,
Глаз не сомкнул я. А близко над нами
Сумерки плавали над городами,
Будто баюкая маленький ТУ.

Только под утро, вздремнув у окна,
Я на последних минутах полета
Видел Звезду пожилого пилота –
С неба, как снег, опустилась она…

Сон этот помнится – только конца
В памяти все я никак не поймаю.
Не из железа, как я понимаю,
Наши слепые, слепые сердца.

*  *  *
Доведись мне сезон выбирать,
Полюбил бы тебя я в апреле,
Чтоб со звонами поздней капели
Безмятежно подснежники рвать.

Я за ними, хмельной, забреду
По проталинам – дальше и дальше –
В раздалекие самые чащи
И дороги назад не найду.

У подснежников я шепотком
Испрошу тогда эту дорогу.
– До моей ненаглядной далеко ль?
– Как до новой весны – далеко!..

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера