Роман Круглов, «Двигатель внутреннего сгорания»

«Двигатель внутреннего сгорания» Романа Круглова  представляет собой прямое и искреннее авторское высказывание. Если  искусство как способ познания мира начинается там, где автор не  отвлекается на реверансы в сторону публики, то книга Круглова —  полноценный результат процесса познания. Автор не следует слепо законам  жанров и формальным правилам в ущерб смыслу, не идет на поводу у  ожиданий массового читателя. Поэтому в книге нет тех вездесущих ладно  скроенных стихов, в которых сквозит надуманность, нет пустых  красивостей, ничего нарочитого или натянутого.
В стихах «Двигателя внутреннего сгорания» Р. Круглову удалось достичь  того уровня сосредоточенности на смысле, который делает атмосферу книги  живой. Ритм, мелодия, стилистика, лексика правдивы и убедительны в своем  сочетании. Тонкая игра на полутонах оживляет авторскую речь, позволяя  поэту изящно уклоняться от грубых назиданий, громких утверждений и  логических выводов, если таковые назревают в тексте («Бегу туда, где  нетерпенье,/ Упреки, ревность, слезы, грубость…/ Бегу, бегу-бы-губы —  губы/ Твои.» или «Ты знаешь: всегда есть выход,/ Но все же его не  ищешь,/ Поскольку всегда есть выбор,/ Искать или не искать»). Именно  тонкая, почти филигранная работа над речевой интонацией поддерживает  естественность, жизненность и на протяжении всей книги удерживает  читательское внимание, как на протяжении хорошего авторского фильма.
Во многих стихах книги, как в джазовой музыке, важен момент  импровизационности, которая, однако, не превышает отведенной ей меры.  Автор легко и непринужденно использует те находки, которые речь сама  предлагает ему, но не идет на поводу у языка, не пускает текст на  самотек («Кто-то ведь говорит им:/ Расти, умри, лети — опять…/  Выпрямляется ритм,/ Тарара тараритам./ Стало легче дышать.»).
Часто идеи и смыслы, являющиеся объектом авторского исследования,  требуют от стихотворения сложной, многомерной формы с почти  прозаическими поворотами мысли и сюжета. У Круглова в таких стихах  сложность сочетается с легкостью, выразительные средства органичны и не  бросаются в глаза (мастерски сработаны «Глядя вниз на двор, стоял  минуту...», «Мужчина в шарфе в зеркале двоится...», «Вот — стерла. Снова  провела...» и др.).
Цельность книги обусловлена все тем же авторским стремлением следовать  за смыслом, а не конструировать его искусственно. В «Двигателе  внутреннего сгорания», как в самой жизни, эмоции и наблюдения тесно  переплетены с философскими размышлениями и идейными исканиями. Вполне  классическая композиция книги естественным образом рождается из  содержания: завязка, напряженная центральная часть и короткий выдох в  финале.
Стихи первого раздела, как отдельные штрихи, создают картину мира, в  котором живут лирические герои Круглова. Здесь еще встречаются спокойные  пейзажные стихи («Похож как две капли воды на две капли воды...»,  «Фонаря большой скрипичный ключ...») и даже классические образцы  любовной лирики («Осень хочется целовать тебя всю...», «Поутру — кровь с  молоком...»).  Но уже в первом разделе автор вносит в художественный  мир книги некую дисгармонию, внутренний разлад. Завязка конфликта в душе  лирического героя («Когда-то я знал, кажись,/ А нынче забыл, как  жить...») кажется органически связанной с разладом в его отношениях с  любимой («Понимаю… Мне страшно признаться:/ Иногда может быть мы почти  как/ Чужие.») и с той трещиной, которую дает его мировосприятие в целом  (две суицидных попытки героя — это, как ни крути, много для одного  раздела). Стихотворение «Насторожись: настала жизнь...», начало которого  напоминает звучание набата, завершает первую часть предвестием  катастрофы.
Центральный раздел целиком представляет собой иллюстрацию духовной  смерти, именно здесь происходит сгорание героя в собственной внутренней  топке. Одна и та же ситуация предстает перед нами в различных ракурсах,  при этом оставаясь острой. Автора невозможно заподозрить в спекуляциях  темами боли, смерти, человеческих страданий, поскольку точность  сравнений и образов делает картину вполне ощутимой и жизненной («Дрожит  штандартом на ветру/ Твой смех — безликий, обалделый./ Свободный путь —  что хочешь делай — / Лежит перед тобой, как труп...», «По ночам  обезумевший Шнитке/ Распускает мне нервы по нитке,/ А проснусь — тишина  загудит./ Почему так воняет в груди,/ Канарейка повесилась в клетке?/  Дайте, доктор, от крика таблетки...»).
Выход как выдох в конце книги как бы замыкает цикл работы двигателя  внутреннего сгорания и одновременно начинает новый. Здесь жизнь робко  дает о себе знать покойному герою. То в одном, то в другом стихотворении  появляется подобие устойчивости художественного мира,  спокойствие  время от времени сквозит в авторской интонации. В «Выдохе» мы находим  образцы тонкой философской лирики, результаты глубокого самоанализа,  стремления осмыслить жизнь и примириться с ней («Сквозь», «Свет в окнах,  пьяный у ворот...», «В глупые виски...»).
Правдивость, прямота и психологизм делают «Двигатель внутреннего  сгорания» Романа Круглова живым и сильным авторским высказыванием.  Честной книгой стихов.