Георг Гейм

Стихотворения (Пер. с немецкого Антона Чёрного)


КОЛУМБ

12 октября 1492

Ни воздуха солёного, ни мирной
Пустыни моря, где рокочет вал,
Ни горизонта пустоты обширной,
Где медленно ползёт луны овал.

Летят большие птицы над водами,
Волшебной синевой окрылены,
И лебеди прозрачными крылами
Звенят нежнее арфовой струны.

Чужие звёзды, хором выплывая,
Немы, как рыбы, по небу идут.
Ветра, матросов в грёзу погружая,
Жасмина жар и аромат несут.

И грезит генуэзец у бушприта.
К его ногам выносит глубина
Цветы нежней морского малахита
И орхидеи белые со дна.

Ночные тучи город отражают,
Он золотом вознёсся к небесам.
И на закате миражи пылают,
Блистает крышей мексиканский храм.

Игра лучей теряется в пучине.
Трепещет свет, в воде ведя узор.
Легки, как звёзды, блики на равнине.
Там спит ещё спокойно Сальвадор.


НА СЕВЕР

Вздуваются на тросах паруса.
Суда седое море бороздят.
Борта им сети тяжкие кренят –
В них плавники, в чешуях телеса.

Плывут домой. Там набережной дым,
Там мутный чад и близкий сумрак ждут.
Огни домов неверные плывут,
Как пятнышки по берегам немым.

Тяжёлым камнем гладь морская спит
В восточной стороне. Со лба венок
Багряных трав роняет день в поток,
Склонившись, чтоб сияния испить.

Вдали трепещет туча золотая
Янтарным блеском леса, что горит,
Теряясь в глубине, где тьма парит,
И в сумрак ветви длинные вплетая.

Утопших моряков тела свисают –
Как водоросли, волосы длинны.
И звёзды в зелень ночи выступают,
Стремятся в путь, безмерно холодны.


СМЕРТЬ ВЛЮБЛЁННЫХ

Простёрлось море в вышние врата
И облаков колонны золотые,
Где сводом день обводит темнота,
И грезятся глубины водяные.

«Забудь печаль, что канула напрасно
В игре воды. Забудь и время, тьму
Утекших дней. Тебе поёт, ненастно
Сам ветер. Только не внимай ему.

Оставь рыданья. Скоро мы с тобою
Средь мёртвых и теней забудем страх.
Мы будем спать, сокрыты глубиною,
В бесовских потаённых городах.

Мы веки одиночеством закроем.
Ни звука не вместит наш тёмный зал.
Лишь рыбы сквозь окно промчатся роем,
И лёгкий ветер колыхнёт коралл.

И мы навеки сможем там остаться
В тенистой чаще на прохладном дне.
Единою волною колыхаться,
Мечту губами пить в едином сне.

А смерть нежна. И может лишь она
Дать Родину нам и, обняв собою,
Втащить вдвоём в могилу, что черна,
Где многие уж спят в стране покоя».

Пустому челну дух морей поёт,
Познавшему игру ветров немую.
Волна его в безвременье влечёт,
И океан штурмует ночь слепую.

В высоких валах корморан несётся.
В его зелёных крыльях темень сна.
Покойников толпа внизу плетётся,
Как бледные цветы, по глади дна.

Всё глубже вниз. Смыкает море рот,
Переливаясь белым. Содрогнулся
Лишь горизонт, словно орла полёт,
Что глубины своим крылом коснулся.


БОГ ГОРОДА

Расселся вширь на весь квартал домов.
Ветра лежат на лбу его широком.
Он в бешенстве: в полях среди холмов
Дома бредут в предместии далёком.

Блестит в закате у Ваала брюхо.
Вкруг на коленях города стоят.
Осанны колоколен в его ухо
Текут из моря каменных громад.

Как корибантов танец, мерный гул –
Музыка улиц, гомон миллионов.
И облаком фабричный дым прильнул:
Течёт к нему курением с амвонов.

В его глазницах грозы распухают.
Темнеет вечер, ночью поглощённый.
И бури, словно коршуны, порхают
Над гривою, от гнева раскалённой.

Грозит во тьму мясничьим кулаком.
Несётся с рёвом океан огня
Вдоль улиц. Знойный чад за домом дом
Сжирает город до прихода дня.



ЗИМА

Синея, снег скрывает гладь земли.
Зима простёрлась. Два дорожных знака
Руками растопырились вдали
В безмолвный горизонт синее мрака.

Дороги в пустоту пересеклись
На этом месте. И стволы стоят,
Как нищие. У них глаза блестят
Рябинами в мутнеющий закат.

Недолог их древесный шепоток,
Бегут скорее одиноко прочь
На юг и север, запад и восток,
Где зимний день, бледнея, входит в ночь.

Высокий короб, надвое разъят,
Забыт жнецами, в борозде стоит –
Белобородый брошенный солдат,
Что поле после битвы сторожит.

Снег всё бледнее, и проходит день.
Дыханье солнца тлеет в небесах.
На лужах лёд, как тающая тень,
Пылает над дорогою впотьмах.



СТИКС

I

Седой туман, ветрами недвижимый.
Он в пойму ядовитый дым принёс.
Здесь преисподний свет непостижимый.
Как черепа глазницы, он белёс.

Чудовищный здесь кружит Флегетон,
В его рычанье – сотни Ниагар.
И пропасти колеблет вой и стон,
В поток вливая ураганом жар.

От мук он раскалился добела
И в пекло низвергается, туда,
Где валятся в стремнину их тела,
Как мощные пласты седого льда.

Наги и дики, скачут друг на друге,
Как губки, гневом, похотью налившись.
Хорал растёт в водоворотном круге,
До гребня адской дамбы докатившись.

На жирном старике верхом несётся
Нагая баба с чёрною копной
Волос. Её живот и грудь трясётся
И плещет вожделеньем над толпой.

И хор гремит в пространстве иссечённом,
И эхом вторит красный водопад.
Вот негр встает, в потоке раскалённом
Он чье-то тело ловит наугад.

Бессчётные глаза следят за схваткой,
Все алчностью пылая, как один,
Их топят под собой в пучине гадкой,
Богам подобных в пурпуре перин.

II

Сбежав от вечной вялости небес,
Устав от паутины, что покрыла,
Как плющ, носы хвастливых херувимов,
От милого мирка, что густ, как нефть,
Ленивых нищих, спящих по углам,
Табачной гари пасторских курений,
От Троицы, что на диване спит
Под тётушкины песенки и гимны,
От всей этой огромной богадельни –
Мы прокляли себя, пришли сюда,
В уединенье острова, который,
Как корабельный киль, стоит в волнах,
Чтоб до конца всех вечностей и дней
Здесь созерцать чудовищный поток.