Марианна Черкасова

Мой возраст - август. Стихотворения

 

Мой возраст – август

 

Мой возраст – август. Мой пароль –
Меняю свечку на лучинку.
Мой торт с осеннею горчинкой –
Не крем-брюле, а хлеб и соль.
Добро пожаловать в глубинку
Застывших снов мадам Тюссо.
Мой возраст – август. Канделябр
Творцом поставленный на небо
Напоминает штоф под хлебом,
И воском капает сентябрь,
Лица оттачивая слепок –
Октябрь, кап, ноябрь, декабрь,
Зима… Фигуры изо льда
И осознанье слова «поздно»…
Мадам Тюссо, не надо воска,
Пока есть слово «навсегда»,
Пока в лесах щебечут звезды
И птицы блещут в городах,
Пока уставшие глаза
На небо смотрят, улыбаясь,
И мелочь радует любая,
Скользя лучом по волосам,
И радость сине-голубая
Порхает, словно стрекоза.
Мой возраст – август. Мой девиз –
Долой все то, что «понарошку»!
Мадам, впускайте в осень кошку,
Я подсмотрю из-за кулис,
Как листья хлопают в ладошки,
Чтоб облететь сто раз на «бис». 

 

Только встретишь

 

Только встретишь себе подобного -
Моментально теряешь разум,
Сразу сердце бросаешь под ноги,
Не жалея о том ни разу,
Тут же радость хватаешь под руку
Удивляясь, как день к лицу ей,
Где апрель синеглазым отроком
На обломках зимы танцует,
И ведешь по аллеям избранным,
Умиляясь, как день под стать ей,
Где апрель кучевыми фибрами
Лезет сонной земле под платье,
Где ручей золотою ниткою
Зашивает земные дыры
И по весям летят кибитками
С бубенцами, ветра — проныры.
Поклоняясь «себе-подобности»,
Добровольно вступаешь в рабство,
Отдавая свои подробности,
Заодно и коня с полцарством
За малейшей надежды признаки,
На взаимность и, как заклятье
Повторяешь: «Я буду признанной
И допущенной до объятья».

 

 

Берешь портрет

 

Берешь портрет и вешаешь на стену,
Ведешь с ним молчаливый диалог,
О том, что с каждым годом потолок
Все ниже опускается на темя
И, по углам развешенные тени
Увесистей колышущихся ног.
Мы сотню лет являемся не теми,
Кем нас давным давно задумал Бог.
А человек из солнечной системы
Для встречи начищает куполок.
Берешь портрет и прячешь в долгий ящик.
Никто не смотрит, можно быть собой,
Принять на душу радости прибой
И слушать, как похрустывает хрящик
В овраге тела - выгоревшем, спящем,
Ранимым заострившейся резьбой,
Осенними туманами дышащим,
Дымящимся обугленной трубой.
А человек на радуге стоящий
Таким, как есть любуется тобой.
Берешь портрет, бросаешь его в лужу,
Срываешь тени, белишь потолок,
А человек, что чистил куполок
Уже давно в пути по твою душу.
Он неизбежен, ты обезоружен.
Над вами реет маленький стрелок,
Ведущий, заблудившихся, наружу,
Страхующий, сбивающихся с ног.
Ты думаешь, что птичка в небе кружит?
А это кружит в небе ангелок.

 

 

Бы…

 

Были б жабры, плыла бы рыбой,
Был бы голос, как птица пела б.
Кто, начав меня, не доделал -
Из всего, что могло бы, выбыл.
Тишина надо мной, как глыба.
Я свободна. Привет, Кипелов.*
Я могла бы быть майским ливнем,
Я могла бы быть липкой почкой,
Я была б в твоих тайнах точкой,
Твои тайны вполне бы шли мне.
Я была бы настолько прочной -
Не вспороть ни ножом, ни бивнем.
Было б жало, зажала б между
Поцелуем и жаждой мести.
Кто, начав меня, выбрал вместо -
Разучил оставаться прежней.
Если б выгнал, то было б честно,
Объяснять и прощаться, где ж нам?
Были б слезы — росою б пала,
Были б крылья — летала б ветром,
То, каким меня мерил метром -
Ляжет в ноги такой же шпалой.
Кто, копнув меня, плюнул в недра -
Утерял золотник в завалах.
Были б скалы — маяк зажгла бы,
Был бы голубь — писала б письма.
Был бы повод — слова нашлись бы,
Были б силы — простилась слабость.
Из намерений, даже в мыслях
Не приемлю одно  лишь — благость.
Было б так — каменея телом -
Не давать опуститься духу,
Не угрюмой совою ухать -
Голубицей резвиться белой.
Приложила б к печали ухо
И на дно твоих недр осела б.
*"Я свободен" - песня в исполнении Кипелова.

 

 

Из всех

 

Из всех искусанных локтей -
Я, до конца не отболевший.
Из всех отрезанных ломтей -
Я, все еще не зачерствевший.
Из всех, отправленных в резерв -
Я, в досягаемых пределах.
Давай за нас, коварных стерв,
Бокал любви наполним белым.
Давай, за трусость, коньяку,
За выгодные сделки с честью,
За ножик совести в боку,
За боль фантомную, по двести.
Как славно — облик сохранен,
Все живы, все идет по плану -
Фужер пузат, стакан гранен,
А, что уж там, на дне стакана -
Пусть остается тайной дна.
Из всех, кто ценен гладкой кожей -
Не вышла сортом я одна.
Давай за выбор, мой хороший.
Порой кольнет, хоть не дыши
Прихватит, а потом отпустит.
Давай за тех, кто вне души -
Вне зоны нежности и грусти.

 

 

Если

 

Если я костью в горле — то не держи.
Если ломтем отрезанным — голод в прошлом.
Если пришла пора собирать ножи -
Значит настал момент подбирать им ножны.
Твой арсенал — кольчуги, мечи, броня.
Чем тяжелей доспехи, тем тоньше кожа.

Ты видишь в прорези острую часть меня,
Щит свой царапая о перочинный ножик.
Смелость не в том, чтоб, крикнув в лицо: «Стоять!»,
Ждать, что сраженный натиск покажет спину.
В каждом поверженном, лезвия точит рать -
Раненных, пленных, сломленных наполовину.
Сила не в том, чтоб вечно тягать свой вес
И, обходя дозором души пределы,


Целиться в каждую ветку, пугая лес
Эхом того, что мог, но решил не делать.
Мне бы в ладонь уткнуться, а не в кулак,
Мне бы тянуться к солнцу в твоей неволе...
Если со мной нигде, никуда, никак,
Значит сказать «Прощай» не составит боли.

 

 

Когда вот так

 

Казалось – рубанула и конец.
Поверилось, что завтра станет легче,
Но душу оккупировал птенец –
Подкидыш  неба, видимо. Из певчих.
Уткнувшись клювом хлюпающим в грудь,
Сжимает горло нежными тисками
И страшно шевельнуться и вздохнуть,
Когда вот так он крылья распускает,
Когда вот так, ощипанным комком
Ворочается в точке невозврата,
Отчаянье соленым кулаком
Под ребра бьет и жалости раскаты
Взрывают неприступный бастион.
Тугая туча с мятыми бочками
Гоняет боль в прекрасном и живом,
Поющем мире плотными толчками.
Когда вот так, продрогшим и смешным,
Распластанным, беспомощным, нелепым,
Он падает с небес, чтобы иным
Твой образ стал. С души снимаешь слепок
И каешься, и маешься, и ждешь
Намека, знака, шанса, звука, слова,
Что без меня почти что невтерпеж
В себе таить простившего иного.

 

Вода и руки

 

Все кончено. Темница на замке.
Побег не удался. Спокойной ночи.
Подсвечник зажимает в кулаке
Последней свечки огненный клиночек.
В такие вечера не ждут гостей,
Вестей из вне, надежд на избавленье,
Живой воды из бережных горстей,
От рук надежных пледа на колени.
Почти мертва, но огненный клинок,
Вонзаясь в остановленное время,
Сбивает темноту с бесшумных ног
И луч, как кладенец кладет на темя.
Сбегают тени с высушенных век,
И жизнь большими, сильными руками
Мне вешает на шею оберег,
Попутно убирая мертвый камень.
Почти жива. И жизнь под локоток
Невольницу выводит из темницы.
Ты знаешь, я решила на глоток,
Что мною никогда нельзя напиться.

 

 

Все тишь да гладь

 

Все тишь да гладь, все гладь да тишь,
Глядишь, и роща отшумела.
Зима дородным, белым телом
На острые лопатки крыш
Легла, вздохнула и осела.
В пол силы жить не запретишь.
Скажи, откуда этот страх,
Боязнь пространств и помещений,
Враждебность комнатных вещей и
Рассеянный по миру прах
Естественного освещенья?
Меня, ослепшую впотьмах
Найди, спаси и сохрани,
От криков из ночных кошмаров,
От уз, удавок и ударов,
Недолговечности брони!
Пошли семьи у самовара
В шумящей, липовой тени.
Да будет тишь, да будет гладь,
Пусть ветер шорохов и ряби
Лесов расчесывает пряди,
Из года в год, за прядью прядь.
Чтоб просто жить, покоя ради
И не бояться умирать.

К списку номеров журнала «ЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬ» | К содержанию номера