Зачем телеге пятая нога, или «жемчужный век» русской поэзии

Прозаическое введение в тему

            Наверное, любой поэт, говоря о поэзии, говорит в первую очередь о себе. Как и любой человек, говоря о человечестве, его проблемах или же достижениях, подразумевает и себя под человечеством, или же ставит себя ему в противовес. Поэт, говорящий о поэзии, и ставящий себя в противовес мировому литературному процессу, или же литературному процессу своей страны, является как минимум бунтарём, максимум, конечно же, гением, при условии, естественно, если в результате его медитации над клавиатурой появляются как минимум шедевры. Но писать шедевры крайне сложно, даже если ты гений, и ещё сложнее, если ты садишься за свой компьютерный стол с определённой целью написать шедевр. Потому что слова, этот рабочий материал, который ты используешь, вполне обыденны а не шедевриальны, и, чтобы уловить гармонию, нужно вначале почувствовать её в себе или в окружающем мире, а уж потом используя или не используя определённые слова, попытаться перенести её на бумагу. И как максимум вы получите просто хорошее стихотворение, что тоже, впрочем, не мало, но далеко не шедевр. Потому что с шедеврами не просто крайне сложно, а сложно катастрофически. В этом случае я согласен с русским писателем Андреем Геласимовым, который называет 10, максимум 20 книг, обязательных для прочтения. Это, говорит он, шедевры. А всё остальное просто хорошая литература. Может быть не просто хорошая, а даже очень хорошая, но, тем не менее, литература. Но с поэзией всё-таки немного проще. Можно, можно написать за жизнь с десяток, другой, поэтических шедевров. Но не книг. Встречается, конечно же, и поэтическая проза. Вроде написано прозой, а читается в одном ритме, взахлёб, и током бьёт, как от поэзии. В современной русской литературе это, к примеру, «Нежный возраст» уже знакомого нам Андрея Геласимова, «Гортензия» Бориса Рохлина. В этих случаях градация на поэзию и прозу далеко условна. Что такое поэзия? Попытайтесь найти это определение у Брокгауза, или же в «Британике», или же в «Американе», или же в БСЭ. Попытались? Нашли? Я удивлён, если так. Особенно удивлён, если вас удовлетворили и вам понравились эти определения. Если нет, рискну предложить Вам своё: «Поэзия есть концентрация и передача от человека к человеку позитивной энергии (энергии плюс), которая выражается в предельно сжатом тексте, (то есть пользуется  большим количеством ассоциативных решений)». Нет ничего страшного и в том, если вам не понравилось и это определение. Я не претендую ни на истину в последней инстанции, ни даже на то, что этот труд будет напечатан в одном из российских «толстых» журналов. Единственное, чего бы мне хотелось - чтобы моя бабушка, прочитав сегодня это эссе, всё таки купит мне 25 лет тому назад китайскую ракетку для настольного тенниса. Знаете, были такие, с поролоном, хорошей резиной. Одна сторона зелёная, другая – красная. И всего-то 15 рублей на чёрном рынке. И тогда я стану спортсменом. А не писателем. 

Малиновый пиджак для диссидента

            Советский поэт Евгений Евтушенко когда-то сказал фразу, которая стала крылатой: «Поэт в России больше, чем поэт». Да, в советское время, существовал своеобразный культ поэзии. Поэты собирали стадионы, их знали в лицо. Конечно, не всех, но знали. Этот культ поэзии насаждался самим государством, системой. Государству нужны были гимны. Культурное подтверждение своего существования. Поэты в то время, даже поэты «небольшой, но ухватистой силы», жили, в общем-то, более чем безбедно, если, конечно, не становились в позу по отношению к государству и не превращались в диссидентов. У поэтов были квартиры, дачи, машины, то есть все атрибуты принадлежности к высшему свету советской системы. И даже не нужно было откровенно петь песнопения во славу социализма и его вождей. Достаточно было написать 2-3 текста в угоду системе, чтобы твой сборник стихов был напечатан. Такие тексты назывались «паровозами», они тянули за собой всю книгу. Это одна сторона медали. Другая сторона – диссиденты и их поэзия. У этих ничего не было, кроме долгов, славы в своём кругу, и досье практически на каждого в столе полковника КГБ. То есть выбор был. Быть удачливым и немного испачканным, или же, питаться всю жизнь макаронами, но не отдать своего таланта на службу системе. Государство, с одной стороны, поставило поэзию и поэта на высший пьедестал, но, с другой, стороны, здесь существовала опасность для самого государства - вдруг поэт захочет поиграть в свою любимую русскую игру «Поэт и Царь», и выйдет из под контроля? Вот именно поэтому государство заигрывало всегда с поэтами, и, до поры, бережно относилось к ним. Потому что поэт - проводник тонкой энергии на землю, а поэзия в этом случае – универсальная российская религия, к которой время от времени обращаются миллионы. Ведь мир спасёт красота, не так ли? 

И всё-таки она вертится

            Если рассматривать современную русскую поэзию, то можно выделить несколько её сегментов. Во-первых: это так называемые «толстые журналы». Это официоз. Сюда просто так не пускают. Наличие таланта скорее является минусом, нежели плюсом, если речь заходит о публикации. Предпочтительны просто добротные, ладно скроенные тексты среднего уровня. Как говорит русский поэт Константин Кедров, эти ребята боятся всех проявлений живой поэзии. Вероятно, есть какие-то инструкции сверху. Чтобы печататься в этих журналах, нужны хорошие знакомства и тусовка. Если я прочитываю несколько поэтических подборок из этих журналов, у меня возникает ощущение, что все стихи написаны одним человеком, быть может, и выпускником литинститута, но уж с очень узким взглядом на мир и с явно усреднёнными способностями. Что-то выдающееся можно иногда встретить, но это исключение, а не правило. Ребята на бюджете, всё более или менее понятно. 

            Второе – это проект «Вавилон». «Вестник молодой литературы» – говорят они о себе. Проект интересный, известный, печатает молодых и не очень авторов. Только, вот что касается молодых – здесь тоже, не так всё гладко – опять, как и в случае с официозом ощущение, что почти все тексты «молодых» написаны одним человеком нетрадиционной ориентации и склонностью к верлибру. Что тут скажешь, – мода. 

            Третье – так называемая «Ферганская школа». Это Азия. Серьёзные ребята. У них не так много материальных возможностей как, к примеру, у «Вавилона», и их не так много, но – суровое восточное качество. Некоторые поэты «Ферганской школы» представлены и на «Вавилоне». 

            Четвёртое – это ДООС. Добровольное общество охраны стрекоз. Звучит, да? Это более диссидентское движение, чем менее. Масса интересных поэтов. Теперь со своим ежемесячным журналом. Критерий отбора – качество текстов. О ДООСе и его идейном вдохновителе – позднее подробнее. 
            Пятое – многочисленные антологии и альманахи. Выпускаются в каждом уважающем себя российском городе, где есть хоть небольшая горсточка поэтов. Здесь – свои местные гении, свои Петрарки и Лауры. 

            И, наконец, шестое, и, как мне кажется, наиболее интересное, – это сетевая поэзия. Иными словами – сетература. Я не в курсе, чем закончился спор по вопросу на страницах «толстых журналов», есть ли сетература, и если, да, то что это такое? Может они там до сих пор ещё решают, есть ли она. Вот на страницах своего официоза, чьи тиражи наиболее успешного из них редко превышают каких-то пять тысяч экземпляров, решают, есть ли десятки тысяч авторов и поэтов рунета? Смешно, да? Им не смешно. Они решают. Они озабочены. Озабочены ещё и тем, что у среднего поэта, который всего лишь полгода тусуется на каком-либо поэтическом сайте, количество читателей в 20-30 тысяч – вполне обычное явление. Есть авторы в рунете, аудитория которых составляет полмиллиона-миллион читателей. Талантливый автор имеет обычно аудиторию в 100-200 тысяч читателей. И она растёт ежедневно. Конечно, в сети много мусора и графомании. Но много и по- настоящему талантливого. Есть сайты со свободным размещением текстов, есть сайты, на которых работают редакционные коллегии. Я могу назвать десятки поэтов, которые начинали свой творческий путь в сети. Это огромная лаборатория для самосовершенствования. Процесс погружения в сетевую поэзию похож на процесс добывания жемчуга. Поэтому наиболее подходящим определением для нынешнего расцвета русской поэзии мне кажется определение одной из сетевых поэтесс – «Жемчужный век»1. Да, были уже попытки определить этот расцвет и на официальном уровне, робкие, но были. Кто-то говорил о платиновом, кто-то – о железном веке. Как-то не прижилось. Я не претендую на то, что приживётся и это название – «Жемчужный век». Единственное, чего бы мне хотелось, чтобы та девочка, которой я в девятом классе отослал несмелую записку со словами «Я люблю тебя», прочитав сегодня это эссе, будет более благосклонной, чем 23 года тому назад. И я тогда стану прилежным семьянином. А не писателем2.

Пусть будет так

            Интернет стирает границы между литературной провинцией и столицами. Один клик мышкой и ты уже читаешь любой из толстых журналов, клик второй, и ты на каком-нибудь сайте, стоящем в оппозиции к официозу. Информации не просто много, а ужасающе много, и стоит немалых трудов найти искомое, нередко ныряя за ним сквозь толщу пластов либо «добротных», но усреднённых текстов, либо явной графомании. И поэтому Жемчужный век. Мне не представляется сейчас реальным кого-то выделить из сотен поэтов рунета – говорить либо обо всех, либо ни о ком. А если обо всех, то получится огромный труд на сотни страниц, в котором никогда не поставить точки. Поэтому – как бы ни о ком. Пусть этот как бы никто, как бы будет существовать реально, и в тоже время как бы нет. Пусть он будет олицетворять собой примерно среднестатистического автора рунета, пусть ему будет около 30 лет, пусть его не будут печатать, и о нём не будут писать литературные критики, пусть он будет широко известен только в узком кругу пары литературных сайтов, где он выставляет свои произведения. Пусть он будет из провинции. И пусть его будут звать Эдуард Ротарь. Пусть он, к примеру, говорит так о своём, к примеру, Барнауле:

Усталый дворник режет тишину

Ему плевать на спящие кварталы

Июльский воздух липнущий к окну

Приносит запах жаренного сала  

 Два старых фото профиль и анфас

Канистра пива звуки рок-н-ролла

И пожелтевший общий унитаз

Уносит прочь таблетки валидола  

Зеленый дым набитых папирос

Гранёный звон наполненных стаканов

На стенах ядовитый дихлофос

Сопутствующий травле тараканов 

Тебя мне будет трудно уберечь

От этих глаз стреляющих под юбку

Что хочешь делай только не перечь

И не включай электромясорубку 

А женщины толпятся у дверей

Единственного в городе сортира

В парадном у холодных батарей

Тревожно спят солдаты дезертиры

А я мой друг по прежнему люблю

Тебя и крепкий кофе с шоколадом

И этот блюз мой пригородный блюз

Напичканный нерастворимым ядом.

            Или, к примеру, так, о своей стране: 

Веселый край где вечная зима

Где небо по земле ползет на брюхе

Где и с трамвая сходят и с ума

А женщины с рождения старухи 

Где за окном горящие стога

Собачий лай положенный на ноты

И заметают первые снега

Остатки отступающей пехоты 

Где все дела решают через суд

По очереди няньчают младенцев

И медленно покойников несут

В последний путь на белых полотенцах

            Пусть он, несмотря на весь трагизм ситуации, не будет лишён чувства юмора: 

                                               У всех всё хорошо у многих даже слишком
                                               Все на своих двоих и каждый при своём
                                               Лишь старый Будулай за Олимпийским Мишкой
                                               Гоняет по лесам с обрезанным ружьём.
            Пусть он скажет так о своём поколении: 

                                               Испуганный мальчик в свои двадцать восемь
                                               Не знает откуда берутся дебилы
                                               За окнами город а в городе осень
                                               По осени кто-то копает могилу 
                                               Мы редко рождались и медленно жили
                                               Стараясь спасти чистоту горизонта
                                               В больничном покое на строгом режиме
                                               В глубоком тылу и на линии фронта 
                                               Цветной календарь временами лукавил
                                               И теплые ливни сменялись снегами
                                               Любовь без причин без конца и без правил
                                               В огромной стране населенной врагами 
                                               В казарме напротив темно и безлюдно
                                               Опять самоволка избыток свободы
                                               Разрушенный город как старое судно
                                               Выходит под флагом в нейтральные воды 
                                               И время сжимается как на допросе
                                               И трудно преследовать прежние цели
                                               Испуганный мальчик в свои двадцать восемь
                                               На скользком карнизе в оконном прицеле

            Или ещё вот так об эпохе:

 
                                                       Сосут ночные фонари
                                                       Земную влагу
                                                       Здесь вам не Мюнхен и не Рим
                                                       И не Чикаго 
                                                       Здесь в моде горькое вино
                                                       И злые речи
                                                       Здесь вой сирены за окном
                                                       И свист картечи 
                                                        Здесь все давно подключены
                                                        К одной системе
                                                        Порнографические сны
                                                        Гнилое время 

                                                       ...Из телефонных проводов
                                                       Свяжи мне свитер
                                                       И я до первых холодов
                                                       Уеду в Питер

            Так о творчестве: 
                                                 От зорких глаз от цепких рук
                                                 Давай укроемся подальше
                                                 Как мало музыки вокруг
                                                 Как много подлости и фальши 
                                                 Спиной к спине лицом к лицу
                                                 Кто на игле кто на аренде
                                                 Все в сером словно на плацу
                                                 И воздух словно в секонд хенде 
                                                 Гляди ползет по стенке гном
                                                 Он будет нашим секундантом
                                                 Всё измеряется талантом
                                                 И лишь поэзия вином.
            А так о своей смерти: 
                                          Что было под рукой тем я и застрелился
                                          Под старым фонарём у каменных ворот
                                          А по земле вокруг холодный снег стелился
                                          И залетал ко мне за шиворот и в рот.

            И пусть он умрёт не так, как писал об этом – совсем не зимой, а летом. Пусть его сердце не выдержит либо душных летних вечеров, либо этой душной эпохи. Да, умрёт он где-то в июле или августе, и не будет падающего на него снега... Не будет фонарей и каменных ворот... Ничего не будет... Кроме одной большой жемчужины зажатой в его ладони, которую он достал для ожерелья «Жемчужного века». 

            В рамках проекта, или интервью с Константином Кедровым

            – Уважаемый Константин, в 2004 году, когда Вы были номинированы на Нобелевскую премию, в своём интервью Вы говорили, что российские литературные журналы боятся всех проявлений живой поэзии. Вы говорили об эстетической диктатуре советских времён, которая и сформировала вкусы этих людей. Изменилось ли что-то на Ваш взгляд за прошедшее время?

            – Ситуация только ухудшилась. По-прежнему бал правят Чупринин и Наталья Иванова «Знамя», ненавидящие все выходящее за пределы советской эстетики. Теперь они раздают премии. как правило за консерватизм и бескрылость. Их вкусы реализм и только реализм. Такова же Барметова (Октябрь), а в «Новом мире» серенький и бездарный, как пробка, Василевский (помню этого студента примечательного своей полной непримечательностью во всем). Отличить один толстый журнал от другого невозможно. Все те же советские стихи, только на другие темы, часто с навязчивым повторением слова «Бог», заменившим «Партию». 

            – В тоже время, как это ни парадоксально звучит, 7 лет назад Вы говорили о расцвете современной русской поэзии. Ваше мнение сейчас по этому вопросу, Вы также оптимистичны? И если так, то какова, по Вашему мнению, роль интернета в современной литературной жизни? Не выполняет ли он оппозиционную роль, несмотря на все свои минусы? 

            – Интернет-единственный свет во тьме, но он же и тьма графоманов. Для меня лично интернет по-прежнему окно в мир для моей поэзии, изгоняемой и замалчиваемой с каким-то неистовством на официальном уровне. А мне плевать. В интернете «Журнал Поэтов» теперь официально зарегистрированный и ежемесячный. Конечно, с уходом Парщикова и Вознесенского образовалась зияющая дыра – их никем не заменишь. Назову гениальное – саунд поэзия Сергея Бирюкова, палиндронавтика Елены Кацюбы, дадаистский постмодернизм Витухновской, неожиданный взрыв тончайшего остроумия Кирилла Ковальджи. Расцвет несомненный, хотя официально поэзию представляют совсем другие авторы, понятные и близкие литературным чиновникам. 
            – Ваш «Журнал Поэтов» теперь выходит на бумаге. Ставите ли Вы, как редактор, целью Вашего журнала, оппозицию к официозу? И для кого открыт Ваш журнал? 

            – Журнал не оглядывается не на кого. Плевать я хотел на эти толстые журналы. жиреющие на грантах. Я их при советской власти не читал и теперь вижу, лишь, когда насильно под нос суют. Я не оппозиция, мы-позиция! Принцип Телемского аббатства Рабле – «каждый делает, что хочет», или 

                                                                      Земля летела
                                                                      по законам тела
                                                                      а бабочка летела
                                                                      как хотела

            К нам слетаются бабочки и стрекозы со всего мира от США до Монголии, от глубинки до столиц. Журнал открыт для всех авторов, пишущих своим почерком, а не с высунутым языком по прописям в букваре. 

            – Константин Александрович, если допустимо говорить о поэтической биографии, то она в Вашем случае удалась. И это несмотря на то, а может благодаря тому, что Вы всегда шли против течения, как и сейчас, являясь редактором «Журнала Поэтов». А можете ли Вы рассказать о зарождении понятия «Метаметафоры» и о ней самой более подробно? Для меня, к примеру, её определение кажется несколько обтекаемым, из того разряда, что нельзя явно потрогать руками. Или это понятие нельзя расшифровать словами, и всё здесь – на уровне чувствознания? 

            – Метаметафора дает совершенно иной образ мира. Здесь внутреннее и внешнее относительные понятия и могут меняться местами: «Человек-это изнанка неба//Небо-это изнанка человека». Такое космическое выворачивание или инсайдаут мне весьма свойственно от природы. Еще в 15 лет я написал: 

                                                                        Я вышел к себе
                                                                        через-навстречу-от
                                                                        И ушел ПОД
                                                                        Воздвигая НАД

            Можно считать это первой метаметафорой. На уровне смысла и звука-это анаграмма. Например: СВЕТ выворачивается в ВЕСТЬ. Или слова вкладываются друг в друга и извлекаются друг из друга, как матрешки: 

                                                                      НЕБЕС ПОКОЙ
                                                                      НЕБЕСПОКОЙ.

            Но этим все не исчерпывается, конечно. «Метаметафора-амфора нового смысла». Вот например теорема Пуанкаре, доказанная Григорием Перельманом есть в моем стихотворении «Яблоко». 

То яблоко вкусившее Адама

теперь внутри себя содержит древо

А дерево вкусившее Адама

Горчит плодами-их вкусил Адам…

ЧЕРВЬ вывернувшись наизнанку ЧРЕВОМ

в себя вмещает яблоко и древо

                                                                                                                    (1980)
            Несомненно, это тоже метаметафора. Метаметафора это литота в гиперболе и гипербола в литоте одновременно. Потому она так трудно поддается традиционной терминологии. Иногда всеобъемлющие математические формулы являются одновременно метаметафорами. Например E=MC. Если бы мы эмоционально вживались в эти формулы, они стали бы метаметафорами. Словом, Вы абсолютно правы, смысл метаметафоры неисчерпаем. 

            – Сложно будет перевести на немецкий эту игру смыслов и поэтическое жонглирование. 

            – Теперь немного о другом. Сегодняшняя бесцветность официоза порождена, вероятно, во многом политической ситуацией. А когда Вам было проще идти против течения, тогда, во времена Брежнева, когда протест при наличии таланта возводил в ранг героя, или сейчас, когда можно вроде и крикнуть, но мало кто услышит, просто голос потеряется на фоне тотального засилья тоже кричащего, но безвкусия? 

            – Литературные палачи и надзиратели остались те же в тех же толстых журналах, но ситуация изменилась кардинально. «Журнал Поэтов» не мог выходить в советское время ни при каких обстоятельствах. Сейчас меня замалчивают (иногда шельмуют), а тогда шельмовали, замалчивали и 30лет НЕ ПЕЧАТАЛИ. Это очень страшная пытка для поэта. Я сегодня рассказываю, как новость, то что открыл и создал 30 лет назад. Пожалуй, в истории российской поэзии такого случая еще не было. Вообще многие просто не понимают трагизма поколения поэтов моего возраста: Губанов, Хвостенко, Бирюков, Кацюба..я мог бы добавить еще десяток имен. Нас просто не впустили в поэзию. А когда пришла свобода, всем стало не до поэзии! Сейчас ситуация улучшается, хотя и очень медленно, судя по интересу к «Журналу ПО». Официоз бесцветен всегда! Но я к нему не имел, не имею, и не буду иметь никакого отношения. 

            – Извините, быть может, если Вы найдёте следующий вопрос нетактичным Константин Александрович, в этом случае Вы можете на него не отвечать. - Вас не печатали 30 лет. С другой стороны, Андрей Вознесенский был Вашим другом. Он никак не мог помочь в продвижении Вашего творчества? 
            – С Вознесенским я познакомился в 1984-ом году. Он пригласил меня с Парщиковым и Свибловой к себе на дачу. Но сблизились мы по-настоящему в 1988-ом, проведя вместе вечер «Минута немолчания» во Дворце молодежи, где впервые вышли на сцену из андеграунда Сапгир, Холин, Айги и молодые поэты Парщиков, Кутик, Еременко. Помочь мне при советской власти Андрей не мог. Многие не понимают, что он сам был полузапрещенным. Например, чтобы написать о Вознесенском в «Литгазете», надо было просить разрешение в ЦК. И оттуда же шла ругань Латыниной на «О», прорвавшееся в печать. Его издавали и рассовывали по сельмагам. А достать сборник Вознесенского было практически невозможно. Только на черном рынке у спекулянта за большие деньги. Сдружились мы прочно в 90-х после его возвращения из США. С1995-го вместе во всех номерах «ПО». И не счесть совместных вечеров (многое сохранилось на видео" Он посвятил мне дивные стихи «Демонстрация языка» и «Эфирные стансы» А из Индии из под дерева Будды продиктовал по мобильнику «Настанет Лада CREDOVA// Сonstanta CEDROVA» 

            – Ваше дворянское происхождение, как оно сказывалось на Вашей жизни? 

            – В 1952-ом году мне было 10 лет, когда из концлагеря вернулась сестра моей бабушки Софьи Федороны Чилищевой – Мария Федоровна, она и рассказала мне все. Как по личному приказу Ленина в 1918-ом их всех погрузили на подводу и выселили из имения в Дубровке Калужской губернии. Я был там месяц назад. Сохранился фундамент нашего барского дома и 6 лип, посаженных моим прадедом в 1907-ом году. Цветут там заброшенные сады и множество километров строевого леса, который он посадил. Беседовал с правнучкой садовницы, которая эти липы сажала с моим прадедом. Моя мама всячески свое дворянство скрывала, но после возвращения Марии Федоровны из концлагеря тайна была раскрыта. В 1957-ом я получил открытку от своего двоюродного деда Павла Челищева из Италии. Он младший брат моей бабушки. Думаю, что КГБ не случайно присвоило мне кличку «Лесник», это род занятий моего прадеда. В начале 70х я получил опять же из Парижа наследство – картины Павлика. Когда КГБ отстранило меня от преподавания, картины пришлось продать коллекционеру Шустеру. Сейчас они в галерее Натальи Курниковой «Наши художники» в Борках на Рублевке и стоят несметных денег. Не исключено, что КГБ так яростно меня преследовало и гнало именно из-за дворянских корней по маминой линии, но и еврейские папины корни их раздражали. Отец Александр Бердичевский был, кстати учеником Мейерхольда. Я узнал об этом в день его шестидесятилетнего юбилея, когда пришла телеграмма от Игоря Ильинского: «Помним нашего талантливого, доброго, всегда искрящего юмором Сашу»! И это тоже всячески скрывалось до 1965-го года. Вот так вся жизнь в подполье и у меня и у моих родителей прошла. 

Константин Кедров 

КОМПЬЮТЕР ЛЮБВИ
НЕБО – ЭТО ВЫСОТА ВЗГЛЯДА
ВЗГЛЯД – ЭТО ГЛУБИНА НЕБА
БОЛЬ – ЭТО
ПРИКОСНОВЕНИЕ БОГА
БОГ – ЭТО
ПРИКОСНОВЕНИЕ БОЛИ
ВЫДОХ – ЭТО ГЛУБИНА ВДОХА
ВДОХ – ЭТО ВЫСОТА ВЫДОХА
СВЕТ – ЭТО ГОЛОС ТИШИНЫ
ТИШИНА – ЭТО ГОЛОС СВЕТА
ТЬМА – ЭТО КРИК СИЯНИЯ
СИЯНИЕ – ЭТО ТИШИНА ТЬМЫ
РАДУГА – ЭТО РАДОСТЬ СВЕТА
МЫСЛЬ – ЭТО НЕМОТА ДУШИ
ДУША – ЭТО НАГОТА МЫСЛИ
СВЕТ – ЭТО ГЛУБИНА ЗНАНИЯ
ЗНАНИЕ – ЭТО ВЫСОТА СВЕТА
КОНЬ – ЭТО ЗВЕРЬ ПРОСТРАНСТВА
КОШКА – ЭТО ЗВЕРЬ ВРЕМЕНИ
ВРЕМЯ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО,
СВЕРНУВШЕЕСЯ В КЛУБОК
ПРОСТРАНСТВО – ЭТО РАЗВЕРНУТЫЙ КОНЬ
КОШКИ – ЭТО КОТЫ ПРОСТРАНСТВА
ПРОСТРАНСТВО – ЭТО ВРЕМЯ КОТОВ
СОЛНЦЕ – ЭТО ТЕЛО ЛУНЫ
ТЕЛО – ЭТО ЛУНА ЛЮБВИ
ПАРОХОД – ЭТО ЖЕЛЕЗНАЯ ВОЛНА
ВОДА – ЭТО ПАРОХОД ВОЛНЫ
ПЕЧАЛЬ – ЭТО ПУСТОТА ПРОСТРАНСТВА
РАДОСТЬ – ЭТО ПОЛНОТА ВРЕМЕНИ
ВРЕМЯ – ЭТО ПЕЧАЛЬ ПРОСТРАНСТВА
ПРОСТРАНСТВО - ЭТО ПОЛНОТА ВРЕМЕНИ
ЧЕЛОВЕК – ЭТО ИЗНАНКА НЕБА
НЕБО – ЭТО ИЗНАНКА ЧЕЛОВЕКА
ПРИКОСНОВЕНИЕ – ЭТО ГРАНИЦА ПОЦЕЛУЯ
ПОЦЕЛУЙ – ЭТО БЕЗГРАНИЧНОСТЬ ПРИКОСНОВЕНИЯ
ЖЕНЩИНА – ЭТО НУТРО НЕБА
МУЖЧИНА – ЭТО НЕБО НУТРА
ЖЕНЩИНА – ЭТО ПРОСТРАНСТВО МУЖЧИНЫ
ВРЕМЯ ЖЕНЩИНЫ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО МУЖЧИНЫ
ЛЮБОВЬ - ЭТО ДУНОВЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ
ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ - ЭТО МИГ ЛЮБВИ
КОРАБЛЬ – ЭТО КОМПЬЮТЕР ПАМЯТИ
ПАМЯТЬ – ЭТО КОРАБЛЬ КОМПЬЮТЕРА
МОРЕ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО ЛУНЫ
ПРОСТРАНСТВО – ЭТО МОРЕ ЛУНЫ
СОЛНЦЕ – ЭТО ЛУНА ПРОСТРАНСТВА
ЛУНА – ЭТО ВРЕМЯ СОЛНЦА
ПРОСТРАНСТВО – ЭТО СОЛНЦЕ ЛУНЫ
ВРЕМЯ – ЭТО ЛУНА ПРОСТРАНСТВА
СОЛНЦЕ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО ВРЕМЕНИ
ЗВЕЗДЫ – ЭТО ГОЛОСА НОЧИ
ГОЛОСА – ЭТО ЗВЕЗДЫ ДНЯ
КОРАБЛЬ – ЭТО ПРИСТАНЬ ВСЕГО ОКЕАНА
ОКЕАН – ЭТО ПРИСТАНЬ ВСЕГО КОРАБЛЯ
КОЖА – ЭТО РИСУНОК СОЗВЕЗДИЙ
СОЗВЕЗДИЯ – ЭТО РИСУНОК КОЖИ
ХРИСТОС – ЭТО СОЛНЦЕ БУДДЫ
БУДДА – ЭТО ЛУНА ХРИСТА
ВРЕМЯ СОЛНЦА ИЗМЕРЯЕТСЯ ЛУНОЙ ПРОСТРАНСТВА
ПРОСТРАНСТВО ЛУНЫ – ЭТО ВРЕМЯ СОЛНЦА
ГОРИЗОНТ – ЭТО ШИРИНА ВЗГЛЯДА
ВЗГЛЯД – ЭТО ГЛУБИНА ГОРИЗОНТА
ВЫСОТА – ЭТО ГРАНИЦА ЗРЕНИЯ
ПРОСТИТУТКА – ЭТО НЕВЕСТА ВРЕМЕНИ
ВРЕМЯ – ЭТО ПРОСТИТУТКА ПРОСТРАНСТВА
ЛАДОНЬ – ЭТО ЛОДОЧКА ДЛЯ НЕВЕСТЫ
НЕВЕСТА – ЭТО ЛОДОЧКА ДЛЯ ЛАДОНИ
ВЕРБЛЮД – ЭТО КОРАБЛЬ ПУСТЫНИ
ПУСТЫНЯ – ЭТО КОРАБЛЬ ВЕРБЛЮДА
ЛЮБОВЬ – ЭТО НЕИЗБЕЖНОСТЬ ВЕЧНОСТИ
ВЕЧНОСТЬ – ЭТО НЕИЗБЕЖНОСТЬ ЛЮБВИ
КРАСОТА – ЭТО НЕНАВИСТЬ СМЕРТИ
НЕНАВИСТЬ К СМЕРТИ – ЭТО КРАСОТА
СОЗВЕЗДИЕ ОРИОНА – ЭТО МЕЧ ЛЮБВИ
ЛЮБОВЬ – ЭТО МЕЧ СОЗВЕЗДИЯ ОРИОНА
МАЛАЯ МЕДВЕДИЦА –
ЭТО ПРОСТРАНСТВО БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ
БОЛЬШАЯ МЕДВЕДИЦА –
ЭТО ВРЕМЯ МАЛОЙ МЕДВЕДИЦЫ
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА – ЭТО ТОЧКА ВЗГЛЯДА
ВЗГЛЯД – ЭТО ШИРИНА НЕБА
НЕБО – ЭТО ВЫСОТА ВЗГЛЯДА
МЫСЛЬ – ЭТО ГЛУБИНА НОЧИ
НОЧЬ – ЭТО ШИРИНА МЫСЛИ
МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ – ЭТО ПУТЬ К ЛУНЕ
ЛУНА – ЭТО РАЗВЕРНУТЫЙ МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ
КАЖДАЯ ЗВЕЗДА – ЭТО НАСЛАЖДЕНИЕ
НАСЛАЖДЕНИЕ – ЭТО КАЖДАЯ ЗВЕЗДА
ПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ ЗВЕЗДАМИ –
ЭТО ВРЕМЯ БЕЗ ЛЮБВИ
ЛЮБОВЬ – ЭТО НАБИТОЕ ЗВЕЗДАМИ ВРЕМЯ
ВРЕМЯ – ЭТО СПЛОШНАЯ ЗВЕЗДА ЛЮБВИ
ЛЮДИ – ЭТО МЕЖЗВЕЗДНЫЕ МОСТЫ
МОСТЫ – ЭТО МЕЖЗВЕЗДНЫЕ ЛЮДИ
СТРАСТЬ К СЛИЯНИЮ – ЭТО ПЕРЕЛЕТ
ПОЛЕТ – ЭТО ПРОДОЛЖЕННОЕ СЛИЯНИЕ
СЛИЯНИЕ – ЭТО ТОЛЧОК К ПОЛЕТУ
ГОЛОС – ЭТО БРОСОК ДРУГ К ДРУГУ
СТРАХ – ЭТО ГРАНИЦА ЛИНИИ ЖИЗНИ В КОНЦЕ ЛАДОНИ
НЕПОНИМАНИЕ – ЭТО ПЛАЧ О ДРУГЕ
ДРУГ – ЭТО ПОНИМАНИЕ ПЛАЧА
РАССТОЯНИЕ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ ЗАПОЛНЯЮТ ЗВЕЗДЫ
РАССТОЯНИЕ МЕЖДУ ЗВЕЗДАМИ ЗАПОЛНЯЮТ ЛЮДИ
ЛЮБОВЬ – ЭТО СКОРОСТЬ СВЕТА,
ОБРАТНО ПРОПОРЦИОНАЛЬНАЯ РАССТОЯНИЮ МЕЖДУ НАМИ
РАССТОЯНИЕ МЕЖДУ НАМИ,
ОБРАТНО ПРОПОРЦИОНАЛЬНОЕ СКОРОСТИ СВЕТА –
ЭТО ЛЮБОВЬ 
                                                                                                                 (1984)