Игорь Михалевич-Каплан

.Нехожеными путями. И. Легкая. Невидимые нити. Московский запах весны А.А. Пушкин. Уходя по-английски

НЕХОЖЕНЫМИ ПУТЯМИ

 

Ираида Легкая. «Невидимые нити». Поэтический сборник. Москва, Посев, 2015.

 

«Невидимые нити» – третий поэтический сборник поэтессы Ираиды Легкой, изданный в Москве в издательстве «Посев» (2015). Поэтесса принадлежит к второму поколению «первой волны» эмигрантов. Имя это хорошо известно в поэтических кругах Русского Зарубежья. У Ираиды Легкой яркая литературная биография. Работала журналистом на радиостанции «Голос Америки» (корреспондентом в Калифорнии и Нью-Йорке). Ее интервью с рядом русских больших поэтов, живущих на Западе, таких как Иосиф Бродский, Нина Берберова, Иван Елагин, Игорь Чиннов и многих других, были истинным откровением для слушателей по другую сторону океана – тогда еще в СССР. Она много переводила американских поэтов, мало известных для слушателей и читателей Советской России.

Сам я помню, как в 60-70-е годы прошлого века просиживал около радиоприемника и слушал сквозь глушилки «вражеские голоса». Я знал по именам почти всех комментаторов, новостных корреспондентов, журналистов в различных программах. Среди них был особенный, мягкий, грудной голос: «Говорит Голос Америки из Вашингтона. У микрофона Ираида Ванделлос…» Через много лет, уже живя в Америке, я как-то был приглашен в дом поэтессы Ираиды Легкой. Она меня приняла радушно. Но я был взволнован её голосом – уж очень знакомый. Я ей об этом сказал. Она рассмеялась и призналась, что это происходит с ней не впервые. Она произнесла: «Говорит Голос Америки…» Я сразу понял, что очаровательная Ираида Легкая и Ираида Ванделлос (в первом замужестве Ванделлос) – одно и то же лицо.

Ее первый сборник стихотворений «Попутный ветер» вышел в Вашингтоне (издательство Виктора Камкина) в 1968 году. Поэзия Ираиды Легкой была принята читателями и критиками благожелательно, я бы даже не побоялся сказать восторженно. Вот один из отзывов: «Главное – в очень своеобразном поэтическом дыхании этих стихов, в этом свежем ветре, который озорно и радостно веет сквозь всю книгу. Именно «Попутный ветер» – основной образ, центральная метафора лучших стихов Ираиды Легкой. Она поэт ветра... Этот свободный ветер сдувает со стихов налет обыденности, разрывает привычную последовательность строк и образов и делает эти стихи своеобразными и самостоятельными», – это слова Семена Карлинского (1924-2009) – американского профессора-слависта, литературоведа, историка и популяризатора русской литературы, заведующего кафедры Славянских языков и литературы Калифорнийского университета Беркли.

Эти слова были написаны не случайно и не с целью комплиментарности или просто похвалы. Дело в том, что работающая в области русской культуры и языка, Ираида Легкая была не чужда влияниям течений и школ американской современной поэзии, скажем даже, под сильным влиянием. Их опыт очень органично укладывается в оригинальное творчество поэтессы и выходит за рамки традиционной русско-советской поэзии, с которой она была знакома еще с юности. В этом-то и состояли её основное отличие и творческая особенность. Она приняла все три течения американской поэзии того времени, о которых скажем ниже.

В США сосуществует множество поэтических стилей: например, региональные, связанные с известными поэтическими школами или именами знаменитых поэтов. Современная американская поэзия отличается богатейшим разнообразием, ее можно представить в виде спектра, выделив три пересекающихся направления: на одном полюсе – традиционалисты, в центре – поэты-одиночки, индивидуалисты, и поэты-экспериментаторы на другом полюсе. Творчество Ираиды Легкой я бы определил как поэта-одиночки, использующего как традиционные, так и новаторские техники, добиваясь неповторимости поэтического голоса. В этом её творческая особенность и вклад в копилку российской современной поэзии.

Профессор-славист Колумбийского университета Марина Ледковская высоко оценивает вклад Ираиды Легкой в русскую литературу: «В поэзии Легкой «русская тема» кажется отступающей перед вечными проблемами и культурной атмосферой ее ближайшего окружения; и в то же время она остается центральной в нескольких незабываемых стихах, посвященных трагедии России».

 

Приведу отрывок из ее стихотворения:

 

…Завтра встану рано

Поднимусь как дым

Потянусь над парком

Покачаюсь на ветках

Завтра будет жарко

Уже не весна а лето

Уже не весна а все же

Ловлю глазами и кожей

Всех на тебя похожих

 

И нет на тебя похожих

 

И нет на тебя похожих – в этой строке – удивительный феномен поэта, это умение не только создать само стихотворение, его атмосферу, чувства, но и сделать его великолепную концовку так, чтобы оно «состоялось», как говорят литературоведы. Визуальные образы просто усыпаны богатством красок по страницам книги, как драгоценностями. Например: «Свет сквозь ветки / Сквозь ветки встречаю я / Утренние печали» (до чего красивый переход “от света сквозь ветки к чувствам автора!”). Или: «Ветер крылья в реке обмакнул / Брызнул каплями прямо на солнце», «Серый дым прогуляться вышел / Он сначала пошел по крыше / А потом все выше и выше» (движение образа), «Нынче лето робко и неловко / Целовало плечи рубашек» (интимные чувства), «Музыка льется по радио / В ненасытную тишину», «В роще розовой подберезовик / В чаще синей растет подосиновик». Это не только образно на звук, но дает и визуальную картинку, сочетание слуха и зрения.

Мне очень нравятся рассуждения поэта о языке:

 

И под затихшее утро

Складываются разбросанные

Кубики слогов в поисках

Слова и смысла

 

В этом же ключе и горькая ирония по поводу своих коллег:

 

После читки стихов в Чикаго на съезде

липких как переспелая слива славистов

рыжеватый чудак говорил

                                        – Займитесь

лучше шахматами и математикой

Великовозрастный эстет обронил

– Вот говорят в русской поэзии ничего нового

а у вас такая своеобразная проза

 

«Стихи ее очень своеобразны, их не спутаешь ни с кем другим, что одно уже является признаком настоящего поэта. Она всегда находит свежие образы и соединяет их очень по-своему, хотя ее новшество – писать без знаков препинания – может смутить многих читателей», – писал о творчестве Ираиды Легкой русский поэт и известный литературный критик «первой волны» эмиграции, организатор и участник ряда литературных объединений Парижа – Юрий Терапиано (1892-1980).

В стихотворении, посвященном поэту «второй волны» Игорю Чиннову, автор книги Ираида Легкая приводит свою строфу:

 

И льется тонко и не рвется

– любитель критиков и музы

То нитка музыки которой

По смерти сердца обернется

 

В этих строках, мне кажется, частично таится секрет названия книги Ираиды Легкой «Невидимые нити». Далее в стихотворении она пишет:

 

Мы выбрали благую участь безумия

По чайной ложке в час

Слова веселые помучают ужасом

И отпускают нас

 

Это мысли о творчестве в целом, а вернее о муках творения художника.

Дитя Второй мировой войны, Ираида Легкая проносит воспоминания через всю свою поэтическую цепочку памяти: трагедии, потерю родины, боль за поруганное отечество, страдания народа. Это была война двух мировых коалиций (между конфликтами которых попала семья автора), ставшая крупнейшим вооружённым конфликтом в истории человечества. В ней участвовало 80% населения Земного шара. Боевые действия велись на территории трёх континентов. Это единственный конфликт, в котором было применено ядерное оружие. Поэтесса выбирает из этого исторического материала эмоционально близкие моменты и мотивы. Таково стихотворение «Русским пленным Второй мировой войны»:

 

Отмороженные ноги дорогу устало месили

Вьюга от колонны отставших снежком заносила

Это было в России

                               Вьюга кружила

                                                 Было зимой красиво

В той же самой России где старуха о Сталине голосила

О тиране-поильце-кормильце-вожде-учителе и убийце

Не о сынах своих старуха причитала и голосила

Где сыны твои

                         Кости их удобряют землю

А их честь отечеством отдана на порутанье

Твои дочери по миру пущены

                                                  руки и сердце калечить

И по-русски

                   До свидания

                                         превращается

В

   До страдания

                     Без состраданья

 

Такое и читать страшно и больно.

Но всегда есть надежда… И надежда эта – вера во Всевышнего. У Ираиды, как это говорится, сложилось судьбоносно. Семья до войны жила в Риге, в женском монастыре, где отец был настоятелем. В 1944 году немцы вывезли их в Германию. Когда в Судеты, где они осели, пришли советские войска, духовенство хотело возвращаться в Латвию, и только уговоры советских солдат (с глазу на глаз) изменили это решение. Летом 1945 года они бежали через Прагу в английскую зону оккупации, потом в американскую. Из лагеря Ди-Пи в Шляйсхайме, где она учились в русской гимназии, семья выехала в 1949 году в США. Это о ней, девочке-подростке, в своих воспоминаниях записал знаменитый поэт «второй волны» эмиграции Иван Елагин: «Помню, по Шляйсхайму ходила девочка с голыми глазами». Он сразу заметил ее открытый миру взгляд.

Самое короткое в этом сборнике стихотворение «Потомкам русской эмиграции»:

 

Там собирают камни

Здесь собирают кости

С нас ничего не спросят

Поиграют и бросят

 

В этом четверостишии отражена трагедия всех «четырех волн» эмиграции.

Приведу ещё одно леденящее душу стихотворение:

 

Белые церкви Севера

Тонут в сырой земле

Белые церкви Севера

Стонут под гнетом лет

Святые светлые камни

Вопиют к небесам

О поруганных православящих

Об истерзанных телесах

О живыми в землю закопанных

О прибитых живыми к кресту

О расстрелянных об утопленных

О святых которых не чтут

О народе морившем в крысятниках

Своих пастырей и отцов

Почитавших вместо Распятия

Палачей лжецов подлецов

Белые церкви Севера

Вопиют к небесам

Об ославленных

                            Уничтоженных

Не сломившихся под ношею

Имена их Ты знаешь сам

               Вознесение. 23/10 мая 1996

 

Марина Темкина, оценивая творчество Ираиды Легкой, заметила: «Стихи как бы произнесены на ходу, часто мимолетны, в них есть почти журналистская точность времени, места, улицы, дома, погоды, эмоциональности и интимности человеческой жизни – всё ощущается в ее стихах кожей».

Вот это меткое определение поэзии Легкой «ощущение кожей» и есть верный признак настоящей, большой литературы и большого, настоящего творца.

Позднее творчество Ираиды Легкой совпало с современным этапом развития русской литературы, начинающейся со второй половины 1980-х годов. Зарубежная и советская русская литература стали представлять из себя одно дерево с многими ветвями. Этому способствовало политические и социальные перемены в Советском Союзе – перестройка, распад страны, изменение идеологических критериев. Кроме этого, одновременно в литературе произошел информационный взрыв. Новая реальность повлекла за собой деидеологизацию художественной литературы, предоставила писателям полную творческую свободу в выражении своего мнения. И хотя по обе стороны границ процесс не был еще уравновешен, но породил активную стадию реализации. Еще был разрыв с предшествующим историческим опытом художественного творчества, стремление утвердить новые, нетрадиционные начала в искусстве, непрерывное обновление художественных форм. Вот на этой волне и приходится пик творчества Ираиды Легкой.

Все авангардистские направления в поэзии свертывают сознательное и увеличивают бессознательное начало в творческом процессе. Эти направления большое внимание уделяют проблемам формирования сознания самой личности. Для этих направлений: характерен новый взгляд на предназначение человека во Вселенной, отказ от ранее установившихся правил и норм, от традиций и условностей, эксперименты в области формы и стиля, поиски новых художественных средств и приемов. Среди непременных для авангарда художественных приемов в литературе – нарочитое усложнение художественного текста и примитивизация языка искусства. Это создавало трудности на пути читателя к смыслу художественного текста в форме искажений установленных правил, редких выражений, иностранных слов, усеченных рассуждений. У Ираиды Легкой это, например, отсутствие знаков препинания и остальных выше перечисленных признаков.

«Словарь поэтов Русского Зарубежья» (Санкт-Петербург, изд. РХГИ. 1999) отмечает в творчестве Ираиды Легкой: «…Пишет в свободной манере; для ее стихов, многообразных по тематике, характерна ирония, «иносказание», ритмическая инверсия, создающая своеобразную динамику строк, ассонансы, приблизительные рифмы и минимальное употребление пунктуации».

Первая публикация Ираиды Легкой состоялась в 1952 году в «Новом Журнале» (Нью-Йорк). Затем были поэтические подборки в журналах «Мосты», «Грани», «Возрождение», «Время и мы». В альманахе «Перекрестки», впоследствии переименованном в «Встречи». И ежегоднике «Побережье». В антологиях «На Западе», «Содружество», "America s Russian Poets". В России – в антологиях «Вернуться в Россию стихами», «Мы жили тогда на планете другой», «Белая лира», «Освобожденный Улисс» и др. В журнале «Изящная словесность». Обязательно следует упомянуть второй сборник стихотворений «Подземная река» (Нью-Йорк: Посев, США, 1999) и книгу прозы (Воспоминания об отце): «Летающий Архиерей» (Москва: Посев, 2014).

 

МОСКОВСКИЙ ЗАПАХ ВЕСНЫ

 

«Уходя по-английски…» Стихи и проза. Александр Александрович Пушкин. Москва, издательство АСТ, 2015.

 

Я хочу начать свою рецензию с имени Александра Сергеевича Пушкина. Книгу стихов и прозы «Уходя по-английски…» написал его потомок в шестом поколении – Александр Александрович Пушкин. Книга эта была издана в Москве в 2015 году издательством АСТ, а живет Александр Александрович в Нью-Йорке. И хочу я соединить эти два имени по родству, и отметить, что есть еще одно важное пересечение в судьбе этих удивительных и необычайных персонажей – эмиграция. Да-да, у Александра Сергеевича всегда была мечта уехать из России, но он не мог этого сделать – царь не давал разрешения на отъезд (по-современному сказали бы, что он был «не выездной», или отказник). А осуществил эту мечту его далекий потомок, Александр Александрович, покинув страну Советов в 1986 году.

Когда-то я брал интервью у поэтессы и философа, профессора Университета Пасифик в Калифорнии Татьяны Аист, задал ей вопрос о преемственности в русской литературе и получил следующий ответ:

«Когда я задаю вопрос людям, осведомленным в биографиях Пушкина и Бродского: “Что общего между Пушкиным и Бродским?”, то я получаю много ответов. Но ни один из них не отвечает на главную цель моего вопроса. А она состоит в том, чтобы узнать, знают ли бродсковеды и пушкиноведы, что оба героя их исследования под самый конец их жизни мечтали о том, чтобы уехать в Китай, и даже предпринимали самые практические шаги к осуществлению этой мечты. Пушкин умолял императора отпустить его в Китай, и видел в этом освобождение от многих, если не от всех своих жизненных проблем, и Бродский с 1993 года несколько раз просил меня по телефону организовать ему поездку в Китай. Но просил меня при этом, чтобы это не было обыкновенной туристической поездкой, и, что если в группе будут другие люди, чтобы они не были полными идиотами. Разумеется, что такое условие несколько затянуло организацию этой поездки».

Что касается Америки, то Александр Сергеевич Пушкин очень интересовался этой страной. В 1836 году в журнале «Современник» он опубликовал замечательную статью об американском писателе Джоне Теннере. А.С. Пушкин использовал «Записки» Теннера как повод для постановки вопроса о возможности подобного буржуазно-демократического пути развития для России. Интересно, что Джон Теннер девятилетним мальчиком был похищен индейцами и прожил с ними 30 лет, усвоив их традиции. Его называли «белым индейцем».

Особая связь между Америкой и А.С. Пушкиным возникла благодаря его дружбе с Павлом Свиньиным (1787-1839), основателем журнала «Отечественные записки», литератором и художником, дипломатом и путешественником. Он был родственником Александра Сергеевича по линии бабушки через стольника Федора Матвеевича Пушкина. В 1811 году Павел Свиньин отправился в Америку, в Филадельфию, где пробыл два года в качестве русского дипломата. Он написал книгу «Опыт живописного путешествия» – самая ранняя книга об Америке, принадлежащая перу русского писателя. Возвратившись в Россию, Павел Свиньин собирал у себя в литературном салоне цвет высшего российского общества и много рассказывал об Америке, читал свои записки, показывал художественные зарисовки. Частым гостем на этих вечерах был Александр Сергеевич Пушкин.

После этого вступления давайте перенесемся снова в современное Зарубежье и почитаем о нем стихи потомка великого поэта, Александра Александровича Пушкина.

 

Чужою пылью надышаться вволю,

Чужих дорог проехать много миль,

В чужом краю играть чужие роли,

И снова пыль, глотать чужую пыль.

 

И пасть бессильно в той стране веселой,

И пусть спасет тебя седой креол, –

Но их орел, морской, белоголовый, –

Он не двуглавый все-таки орел.

 

Или, например, такая картинка нью-йоркской жизни:

 

Совсем недавно, сотню лет назад,

Сюда суда и баржи швартовались,

Скрипели трапы, люди целовались

И грузчики ругались, как всегда,

Тюки роняли в воду иногда,

И люди падали, скользя по мокрым сходням,

И падал снег, как падает сегодня

На мокрый плёс гудзоновского льда.

 

И в продолжение этой темы чудесное ностальгическое стихотворение, последняя строчка которого и послужила названию этой рецензии.

 

Стирая ностальгию тщательно,

Как теркой – медленно и жестко,

Из памяти друзей-приятелей,

Сестер, морозные известки,

Квартиры – лабиринты критские,

Пивные – как кресты на карту,

Измайловские и Никитские,

И полустанки, и плацкарты,

Собак, буфеты, книги, ягоды,

Кирзу, опенки, грязь, блины...

И в час, когда уже не надо б и

Ни тех людей, ни той страны, –

Вдруг резанет, как свист из сада,

Московским запахом весны.

 

Стихотворения в сборнике, как фрагменты прекрасной мозаики, все вместе создают общую картину мира автора, его философию, его отношение к обществу, людям. Здесь всё важно для стихотворчества: рифмы, размеры, строфика. Но не менее важна и культура, традиция, духовность, нравственность. Этому автору присущ новый поэтический язык. Он достойно занял место в новейшей русской поэзии Зарубежья.

Сколько игры и блеска в ниже приведенном стихотворении. Оно не только оригинально, но в нем заложена глубокая философия жизни и отношение автора к ней, наша зависимость от силы природы, даже от температуры нашего тела.

 

Как тягостно порой в пределах,

Натурой отведенных нам!

Температурой только тела

В какой мы загнаны капкан:

На градус меньше – уж мы стынем,

Наоборот – горим огнем.

41-34 –

Вот щель, в которой мы живем.

 

Деленьиц жалких семь... А рядом –

Огромный Мир без вер и мер

Живет в мильярдных перепадах

Температурных перемен.

Не зная минусов и плюсов,

Он лед и пламень единит,

Великий мир великим чувством

Порой нам душу бередит,

Когда земной теснимым прозой

Так хочется вдохнуть сполна

Венерианского тепла

Иль марсианского мороза...

 

Увы! Толпою напирая,

Поглубже в щель спешим залезть,

Из всех семи предпочитая

Родные 36 и 6.

 

Не менее живописна и следующая картинка, запечатленная автором сценка на улице Нью-Йорка, поданная с сочувствием и иронией:

 

Я камень нищему вложил

В его ладонь, черней лопаты,

Я камнем этим дорожил –

Он был большой, продолговатый.

 

Бам благодарно помычал,

Без лести, но и без досады –

Бутылку он уже кончал,

Что я ему «доставил на дом».

 

Червонец плавно утонул

В его небрежных одеяньях,

Мне нищий руку протянул

И с чувством молвил: «До свиданья».

 

Теперь подошло время прокомментировать прозу автора книги «Уходя по-английски». В прозе, на мой взгляд, Александр Александрович Пушкин нашел интересную форму художественного выражения в виде документального рассказа. Всё это он услышал, запомнил и записал о своей родословной – в памяти и на бумаге. Заметки необычайно интересны и относятся к жанру дневниковых записей об одной из ветвей семьи Пушкиных. Сквозь время проступают удивительные характеры: члены семьи, родственники, друзья, как бы цепочка шести поколений, с их совершенно неповторимой судьбой.

Документальная проза или документальная литература – особый жанр, для которой характерно построение сюжетной линии исключительно на реальных событиях, иногда с редкими вкраплениями художественного вымысла. Такова повесть «Ветвь» Александра Александровича Пушкина, потомка великого поэта. Его документальная проза основана на воспоминаниях очевидцев одной из ветвей Пушкиных, и пересказанных для других поколений. Здесь также используются воспоминания самого наблюдающего автора. При этом точка зрения Саши Пушкина из Нью-Йорка проявляется в отборе и построении материала, а также в оценке событий, свидетелем которых он был или являлся носителем пушкинской генетической памяти. На суд читателя предлагается законченная версия этих событий, существенно дополненная деталями, которые известны только узкому кругу членов семьи. В данном случае, автор – Александр Александрович Пушкин – использует приемы художественной литературы. Он описывает большой временной период, прошедшие судьбоносные истории и тайны, мало известные широкой публике. Объем материала в общей сложности не очень большой и равновелик этим событиям. Надо отдать должное Александру Александровичу: он сумел воссоздать яркую, живую картину событий и, одновременно, психологический облик людей в них участвующих. Приведем отрывок из документальной повести, описывающий Екатерину Александровну Пушкину:

«…И Екатерина Александровна, преодолев себя, написала письмо Сталину. И случился забавный телефонный разговор. В шумном коммунальном коридоре, где к тому же оглушительно лаяла большая собака, раздался звонок: «С Вами говорят из секретариата Иосифа Виссарионовича Сталина. С Вами хочет говорить...» Екатерина, сквозь лай, ничего не разобрала. Звонков больше не было, ни имени звонившего, ни телефона она, благодаря собачке, не записала. Вообще, надо отметить, что Сталин мало кого из Пушкиных посадил, хотя, по тем временам, было за что. Позже, в 53-м, во время его похорон, Екатерина Александровна чудом осталась жива, вытащенная за руку оставшимся неизвестным ей военным из-под ног толпы».

Повествование дополнено еще двумя небольшими рассказами: «Крысоед» и «Lermant», являясь типичной фантасмагорией, описывающей призрачные, фантастические картины. А герои превращаются в нечто нереальное, причудливое, с видением красок и образов. Обычно этот жанр вызывает удивление. Рассказ «Крысоед» о маленькой доброй мышке и жестокой окружающей действительности. Второй рассказ «Lermant» такого же типа, но героями его являются реальные исторические личности: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, помещенные в нелепые ситуации. Вот его концовка:

«– Бабушка, что Вы здесь делаете, в такое время? – воскликнул Гоголь.

Женщина полуоборотилась. Лицо ее было красиво, не юное, но и не старое, преисполненное чрезвычайного достоинства и спокойствия. Жестом поистине царственным указала она вниз так, будто находилась на краю глубочайшей пропасти, и ответствовала:

– Какая я вам бабушка? Я – смерть ваша».

Ну что ж, ознакомившись с рецензией на Александра Александровича Пушкина, почитаем его книгу, тихонько перевернем последнюю страницу и, не прощаясь с автором: «Уйдём по-английски…»

 

 

 

К списку номеров журнала «Слово-Word» | К содержанию номера