О поэмах Валентины Газарян

Потому что если сосуд разбит,
То разбит, и разглядывая осколки
Рассуждать о сосуде приходится только
Тому чья память еще саднит.

Валентина Газарян, из поэмы "Сосуд"

Когда вдруг приходит большой поэт, невозможно не  почувствовать (и не попытаться заново осознать) всегда существовавшее и существующее, но в спокойном литературном процессе сглаженное до полной неразличимости противоречие между искусством поэзии и природой, сутью поэзии. Искусство — это искусство оглядки и разглядывания — предметов ли, способов ли мышления: успокоенность что-то "ужЕ решившего" (тАк  ограничившего круг вопросов, что они ужЕ — сами себе ответы) вИдения, отвернувшегося от необъятного и противоречивого целого  жизни и "занявшегося собой" — нюансировкой мелочей. Искусство — это "хороший вкус", "находки", "мастерство",  "удачные ходы": "конь ходит буквой "Г"", "умный гору обойдёт".  Изощрённый, зрелый поэт, которому "никогда не изменит чувство  меры" и пр. — часто поэт ужЕ изолгавшийся: искусство освоил целиком, а поэзии стал настолько же целиком чужим: заперся от  неё на все замки и ключи потерял.
В молодости — совсем не ко всем поэтам! — как чем бОльшая награда, тем бОльшее испытание приходит поэзия-стихия, чистый невещественный ветер, летящий со скоростью света во все  стороны, как глядящие ветвящиеся лучи — видящий, охватывающий/соединяющий (видящий всё как общность) гораздо больше, быстрее, прямее, чем сам поэт может, умеет и  желает: так получается что-то противоположное стихам-изделиям: стихи-свидетельства, стихи-следы. Свидетельства и  следы — чего? Такие стихи, кажется, говорят именно о чём-то, несомненно присутствующем и действующем большей частью за пределами возможностей авторского/читательского восприятия: что-то окликает решившегося на онтологическую честность  человека как трудная вся-правда — и благая весть; получаются  стихи одновременно "лирические" (незаёмный опыт) и  "философские", почти, кажется, неизобразительные, — и  правдивые, внятные как образ целого — устремлённо-стремительный, то есть получается образ и самогО по себе  линейного времени. От слова к слову — идеально прямые нити-броскИ, стихотворения — как мгновенно растущие и  застывающие, сделавшись бесконечно прочными, правильные  кристаллы: вместо "художественной" бережности к себе, дипломатичного, хитрого понимания-огибания, вместо кокетства  слов — полная их, слов, открытость и сразу-дружба: "бежим  выручать остальных!"

Стихи (большие циклы-поэмы) Валентины Газарян сразу поражают принадлежностью именно этому редкому типу самоотверженного, бытийно серьёзного письма о/из жизни-бесконечности: с первых слов — узнавание, не "литературное" (на мгновения в голове мелькают Целан и Бродский, но это именно (возможное) родство, не "влияние") — узнавание как радость: "да,  вот поэзия как она есть"; по ходу чтения к узнаванию прибавляется удивление авторской ужЕ-мудрости: "мир ловил и не поймал". Именно на пути таких стихов, именно молодые поэты сплошь и рядом, не сразу для себя заметно — и надолго, если не навсегда, — выпадают из благой бесконечности — в дурную: один неверный полушажок, немножко загордился — и ветвятся ужЕ  сплошные мнимости; словА, вроде бы, лучатся, — но в действительности ужЕ метастазируют — а здесь, наоборот, от поэмы к поэме крепнут стойкость правды и честность сложности.
Стихи движутся вспышками-парадоксами, в которых совершенно нет самолюбующейся игры, лукавства: сам себя ужЕ, кажется, утомивший модернистский инструмент здесь как будто проснулся новым, совершенно прощённым.

Вот целиком стихотворение-финал поэмы "Дни":

У истока дорог, у истока того,                                    
Где никак не иметь ничего своего,                          
Где к еще все равно не прибавить  -  уже -                        
Рукой об руку  -  день к неприкрытой душе.                  

У истока того, как у двери всего что могло,
А точнее, что может и солнце еще не взошло!
Кто когда не стоял при дверях этих нового дня,
И одна под ногами земля - у тебя, у меня.

Но разнятся дороги и в общем-то каждый куда,                        
Разве что иногда и сплочает какая беда,                                                        
Но горит этот день, и прожить бы его до конца!                                          
Как найти в повседневной гримасе возможность лица?      

Но прожить бы его до конца - кто живет, тот живет,                            
И как будто бы кажется, день никогда не пройдет, -        
Говорит между прочим, не помнит ни чисел, ни дат,
Отчего-то печален, чему-то по-своему рад.

И не помнит ни чисел ни дат  -  и живет как живет,          
И когда-нибудь кажется, что никогда не умрет,                        
Но за числами множится возраст под натиском дней,
Но одни небеса над дорогой твоей и моей.                                

И под натиском дней этот возраст проронит число -                            
То число, что как будто бы вовсе и быть не могло!                    
И какому сегодня навстречу глаза не открыть?                                    
Но увидеть  -  за множеством – то, для которого быть.                        

Понедельник, среда, воскресенье, суббота, четверг,
Понедельник,
среда,  -  
человек,
человек,
человек.

Встреча с этими стихами — редкое в своей серьёзности счастье, на редкость несоотносимое с "эстетическим удовольствием", раз навсегда, кажется, пристыжающее его: эти стихи ничем сами себя не отвлекают от непохожей на отдых, ответственной причастности всему-целиком, ничем не развлекают ни автора, ни читателя, ни себя: неловкие, как верность бесконечно большему, решительные, как упирающийся в колонны Самсон, они ужЕ оставили в прошлом тот уютный полусон, который сам собой (и, казалось, навсегда) из всех нас собрался. Хорошо, когда поэзия не просто жива, а жива сегодня, в чьих-то стихах. Очень хорошо.





О ПОЭТЕ:

Валентина Газарян
Род. в 1991 г. Поэт, студентка Литературного института. Живёт в Москве.

http://polutona.ru/?show=gazaryan