Александр Кабаков

Люди добрые. Святочный рассказ


Гости съезжались на дачу…
Следует сразу заметить: того, что Александр Сергеевич Пушкин первым написал фразу, с которой мы начали рассказ, никто из персонажей этой насквозь литературной истории не помнил. В школе они учились уже в новые, небрежные к классике времена. Поэтому не то что пушкинские черновики, но и «Му-му» больше знали по анекдотам, нежели из непосредственного чтения. Мол, «Му-му» Тургенев написал, а памятник Пушкину – не по понятиям… Впрочем, это неважно.
Итак, гости съезжались на дачу.
Дача была такого рода, какого и все дачи по широко известному шоссе, Шоссе с большой буквы, у которого она стояла – в четыре шведско-кирпичных этажа, с бильярдной, бассейном и мраморным камином, а всё, что не мраморное, было на той даче не то позолоченное, не то просто золотое. И гости были соответствующего разряда, на англо-германских автомобилях, честно полученных после полугодового ожидания в рамках квоты. А что делать? Желающих взять хорошую машину у нас много, ну, британцы, вместе с купившими их автопром немцами, и не справляются. Вечно у нас дефицит – то колбасы варёной на всех не хватает, то какого-нибудь элементарного Bentley, к примеру…
В общем, гости съезжались на дачу.
Был среди них один банкир, молодой человек с голубыми робкими глазами и рыжеватой юношеской щетиной по уже отошедшей моде; была одна популярная девушка из хорошей семьи, вставшая на дурной путь светской славы; была семейная пара тружеников пиара, не к ночи будь помянут; депутатов, конечно, было двое, толстый и тонкий; политтехнолог затесался, известный беспредельной широтой взглядов и серьгой в уже немолодом ухе; куратор некий, только не из цэка, как было бы прежде, и не из другой серьёзной организации, как и теперь бывает, а просто куратор художественных выставок и прочих перфомансов; ну, ещё редакторша разноцветного журнала толщиной в кирпич, средних лет красавица, имеющая каким-то образом репутацию умницы… Короче говоря, всё наше общество было представлено, а кто не был представлен, того, прямо скажем, в нашем обществе и нет. В жизни встречаются, конечно, и другие люди, а в обществе – нет уж, извините. Это общество, а не перепись населения.
Вот эти-то гости съезжались на дачу.
А на даче их ждала хозяйка. Так прямо на златом крыльце и ждала, накинувши шубку, сплетённую, как водится, из тонких полосок шиншиллы, предварительно покрашенных в розовый и голубой цвета.
На крыльце же она стояла потому, что вела неприятный разговор с начальником службы дачной безопасности. Этот мужчина значительного сложения вынес из горячих точек, где он крепко погрелся в своё время, неподобающую комплекции сентиментальность и заикание после контузии. Сентиментальность привела к тому, что начальник СБ пригрел на участке неведомо откуда возникшую собаку, видом овчарку, но не овчарку, конечно, а просто так себе, и назвал её Д-д-друг. А заикание – к тому, что он толком ничего и не мог возразить хозяйке, не успевал.
– В общем, так, – подвела итог беседы хозяйка, знаменитейшая, между прочим, писательница и символ, простите, гламура, а не заурядная дачница с Шоссе, – чтобы этого пса реально здесь не было. Он весь гектар за…л (тут, признаем, дама сказала не «загадил»), ещё наступит кто-нибудь из ребят или девчонок, прикинь. И паркет тиковый в холле исцарапал, блин. Ты понял?
Начальник службы безопасности подумал и честно ответил:
– П-п-понял.
И пошёл. Взял за ошейник Друга – поводок не стал искать от огорчения – и, неудобно наклоняясь вбок, повёл д-д-друга своего в лес, за забор. Разрешённого ему по работе «макара» переложил из плечевой кобуры в карман, вздохнул да пошёл. А куда денешься, если хозяйка назначила зачистку перед гостями? Приказ есть приказ…
Однако ж на то и святочный рассказ, чтобы в нём всё было не совсем так, как в русском критическом реализме, несмотря на очевидное сходство.
Так что едва вышел охранник с собакой за ворота, как пару эту несчастную осветили ксеноновые фары большой машины, сверкнула серебряная леди над радиатором, поверх съехавшего вниз толстого стекла выглянул голубоглазый банкир и обратился просто, как привык, когда чалился:
– Куда подконвойного ведёшь, начальник?
На что справедливо названный начальником прямо (и не без умысла, потому что ну достала хозяйка!) ответил:
– Приводить в исполнение.
Банкир не успел отреагировать, как позади его RR засияли ещё одни фары, позади ещё одни… Как было сказано, гости съезжались на дачу. Мягко хлопали двери, из машин сыпались, проваливаясь в снег туфлями и ботинками совершенно ручной работы, вышеперечисленные люди. Выяснив обстоятельства, они один за другим вступали в обсуждение ситуации…
И тут, господа, обнаружилась интереснейшая вещь! Оказалось, что все эти разные, разве что примерно одинаково дорого одетые люди беззаветно, непобедимо и фанатически любят животных. И любой из них готов немедленно взять осужденную (с ударением, натурально, на «у») собаку в свой дом (квартиру на Остоженке, пентхаус на Октябрьском Поле), и предоставить ей достойные живого существа условия, а к хозяйке дачи – больше ни ногой!.. Дискуссию успешно провели депутаты, причем толстый представлял фракцию городского элитного жилья, а тонкий – коттеджного с приличными соседями, инфраструктурой и круглосуточной охраной. Сошлись на том, что полгода Друг будет жить у банкира вообще в Лондоне, а полгода – если захочет – у редакторши в обычных Раздорах. В ходе эмоциональной беседы один мужчина, вспомнив от нервного возбуждения безвозвратное прошлое, несколько раз повторял: «А эту б… (необоснованно имея в виду хозяйку дачи) я вообще по-любому урою за собаку!». Но нервного общими силами утешили.
Одна только светская девушка молчала, видно, не решила, как дворняга на её имидже скажется.
Ну, короче, машины все дружно развернулись в облаках снега да и поехали восвояси. Шли, само собой понятно, те смутные, призрачные и волшебные две недели между Рождеством и Рождеством, между Новым годом и Новым годом, которые подарены календарными реформаторами исключительно нашей бесподобной стране – вероятно, за все её страдания. И при свете взошедшей яркой звезды, той, что, говорят, однажды особенно ярко светила над прежде израильским, а теперь палестинским городом Бетлехемом, тень милой собачьей морды видна была за тёмным окном лимузина.
Злая женщина-писатель Салтыкова (совпадение, не более) так и осталась ждать неизвестно чего и мёрзнуть на своём скользком драгоценном крыльце. Добрый охранник Герасимов (это его настоящая фамилия) вскоре уволился из дачной службы безопасности и теперь пишет модные романы, этому заикание не помеха. Все прочие человеческие существа, упомянутые в рассказе, живут, как жили…
А мне стало так хорошо, как и представить вы себе не можете. Особенно я люблю те полгода, в которые гуляю по газонам и свежевымытым тротуарам Белгрэвии. Это такой район в Лондоне, не бывали? Очень рекомендую.
Теперь, конечно, вам требуется мораль? Извольте: деньги и роскошь портят людей, но не всех. Точно так же, как и власть, и слава, и прочие соблазны. Некоторые как любили собак в нищем детстве, так и теперь любят, когда все они разбогатели. Другие же как были живодёрами, так и остались, одних шиншилл на неё сколько извели, а она… Но в целом жизнь сильно улучшилась со времён крепостного права. Это я вам говорю, испытавший всё на своей шкуре, прямо говорю, уже от первого лица. Я, ваш Друг.

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера