Жила-была Белла…

В одной из своих последних прижизненных книг — «Ни слова о любви»1 — Ахмадулина написала пронзительно-трагическую строку, похожую на автоэпитафию: «Жила-была Белла... потом умерла...»

Смерть — самый сильный микрофон поэта. После смерти поэта всё встаёт на свои места: становится ясно, кто кем был в литературе, кто в ней остался, а кто — оказался мыльным пузырём. Только теперь в полной мере понятно, каков диапазон творческой реализации Беллы Ахмадулиной.

Каждый настоящий поэт создаёт ирреальный языковой мир. Часто он расположен в зоне между двумя живыми языками — неслучайно многие поэты билингвальны: писал стихи по-французски Пушкин, по-английски Бродский, по-русски Геннадий Айги... Ахмадулина создала свой ирреальный русский язык — велеречивый, изысканный, изобилующий устаревшими словами: отрину, возалкал, возожгу, чело, чёлн, усладою, чаровниц, зело, втуне — идя путём, близким поэтам-заумникам. Делала она это сознательно, подчёркивая в одном из своих стихотворений: «высокопарный слог — заумен...», а в другом прямо обозначая свой поиск: «хлад зауми моей». Высокопарность, отчасти нарочито-отстранённая, и была заумью Ахмадулиной, её иной речью, её вторым языком.

Однако, при всей своей изысканной, велеречивой устаревшей лексике, Ахмадулина была и остаётся абсолютно современным поэтом — конца ХХ и начала ХХI веков. Каким образом она этого добивалась? Примет нового времени, аббревиатур и сленга в её стихах практически нет, просторечных слов — совсем немного, хотя они предельно выразительны (пестрядь, стыдобина, деньга, сопрут, кладби´щ), модные англицизмы — всего в двух стихотворениях.

Во-первых, с первой книги «Струна» и во все времена Ахмадулина писала о чувствах, присущих большинству людей. Даже когда она писала о стройках века, она писала о любви, радостях и несуразностях человеческой жизни.

Во-вторых, Ахмадулина имела собственный неповторимый голос, её поэтика на протяжении долгого творческого пути по сути не претерпела изменений, и неслучайно в книге «Ни слова о любви», тщательно и любовно составленной Борисом Мессерером, немало стихотворений из её дебютной книги.

И, наконец, главное: Ахмадулина проявила себя как подлинный реформатор стиха, прежде всего, рифмы, а рифма — это, безусловно, важнейшая часть формы в силлаботоническом стихотворении. У Ахмадулиной практически нет банальных рифм. Все рифмы — неожиданные, новые, не повторяющиеся, почти не встречающиеся у других поэтов.

Уже в пятидесятые годы прошлого века в основу своей стиховой системы она положила ассонансные и паронимические рифмы. Вот, например, её ассонансы: Бывала-болвана; плохого-плафона; арапа-Арбата; стада-устала; дивность-длилась; снежок-смешон; поддакивал-подарками; оранжерее-жирели; мученья-мечети; постигла-пластинка; шипела-Шопена; богат-бокал; проказы-прекрасны; бравада-бульвара; утешенью-ущелью; полон-полог; целовать-словарь; лоно-лилово...

Паронимические рифмы Ахмадулиной нередко глагольные, но тоже неожиданные: плакать-плавать; пригубил-погубил; рисковать-рисовать; надышишь-напишешь.

Составные рифмы она использовала реже, но они тоже занимают своё важное место среди её поэтических приёмов: ухожу ли-джунгли; вётлы-цветёт ли; влиянье-я ли; не пора ль-напевать; того ли-торговли; гортань-по утрам; сну ль-лазурь, была там-Булатом.

Ахмадулина своим творчеством как бы развивала мысль Давида Самойлова: «Только представляя себе все многочисленные и сложные внутристиховые связи, можно в какой-то степени достичь «обратных результатов» — того вожделенного уровня знания, когда по рифме можно будет судить о движении содержательной сути стиха».2

На мой взгляд, не только содержательной сути — о движении времени.

Книга «Ни слова о любви» — полностью о любви. О любви к мужу — Борису Мессереру посвящено девятнадцать стихотворений; друзьям — Булату Окуджаве, Андрею Вознесенскому, Владимиру Высоцкому, Владимиру Войновичу, Андрею Битову, Гие Маргвелашвили, Отару и Томазу Чиладзе; деревьям — тема сада, кстати, одна из основных в творчестве Ахмадулиной; Арбату, Переделкину, Тарусе, Куоккале, Валдаю, Латвии...

Стихи о близких людях — трогательные, чистые, полные заботы и нежности. Ахмадулина умела благодарно и возвышенно восхищаться мужем, друзьями, заботиться о них, постоянно переживать о них, жалеть их.

«Когда жалела я Бориса» (о Борисе Мессерере);

«Только вот что. Когда я умру, / страшно думать, что будет с тобою» (об Андрее Вознесенском);

«Чтоб отслужить любовь твою, / всё будет тщетно или мало» (о Гие Маргвелашвили).

Почему же книга названа «Ни слова о любви»? Почему так названо стихотворение, открывающее книгу?

Потому что о главном не всегда возможно говорить в лоб — подлинная любовь, как известно, не нуждается в лишних, необязательных словах. Язык любви — другой.

Лирическая героиня Ахмадулиной, несмотря на романтическую печаль, счастливая женщина. Она проста и честна, она любит и любима:

    Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
    иди и не смотри мне вслед.
    Мной тот любим, кем я любима!
    К тому же знай: мне много лет.

    Зрачков горячую угрюмость
    вперять в меня повремени:
    то смех любви, сверкнув, как юность,
    позолотил черты мои.

    Иду... февраль прохладой лечит
    жар щёк... и снегу намело
    так много... и нескромно блещет
    красой любви лицо моё.

Сад в поэзии Ахмадулиной многообразен. Там цветут возвышенные розы, глицинии, олеандры и привычные подмосковные сирень, черёмуха... Сад у неё ассоциируется с любовью, причём неимоверно сложной:

    Сад облетает первобытный,
    и от любви кровопролитной
    немеет сердце, и в костры
    сгребают листья...

Каждый большой поэт неотделим от своего типа друидов.

Например, в стихотворениях Пушкина наиболее часто встречается дуб, у Цветаевой — рябина и бузина, Есенин отдавал предпочтение берёзе и клёну.

Главный друид в образной системе Ахмадулиной — черёмуха. В книге «Ни слова о любви» восемь стихотворений, в названиях которых присутствует это элегантное декоративное дерево (кустарник), распространённое и в России, и в Европе, и в Азии.

Черёмуху поэт называет «дитя Эрота», сравнивает её с Джульеттой, любовью (счастливой и несчастливой), и, наконец, с жизнью.

Эпитетов, связанных с черёмухой, в стихах Ахмадулиной множество — белонощная, трёхдневная, предпоследняя. Все они, как видим, соединены временно-возрастными связями. Поэт, говоря о черёмухе, говорит, конечно, и о себе. Это прослеживается в ряде стихотворений. Наиболее откровенно, эксплицитно — в стихотворении с выразительным названием «Скончание черёмухи -2».

Белла Ахмадулина писала преимущественно регулярным стихом. Но в сборнике «Ни слова о любви» есть один верлибр, и очень выразительный.

    Пятнадцать мальчиков
    Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше,
    а может быть, и меньше, чем пятнадцать,
    испуганными голосами
    мне говорили:
     «Пойдём в кино или в музей изобразительных искусств».
    Я отвечала им примерно вот что:
     «Мне некогда».
    Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.
    Пятнадцать мальчиков надломленными голосами
    мне говорили:
     «Я никогда тебя не разлюблю».
    Я отвечала им примерно вот что:
     «Посмотрим».

    Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.
    Они исполнили тяжёлую повинность
    подснежников, отчаянья и писем.
    Их любят девушки —
    иные красивее, чем я,
    иные некрасивее.
    Пятнадцать мальчиков преувеличенно свободно,
    а подчас злорадно
    приветствуют меня при встрече,
    приветствуют во мне при встрече
    своё освобождение, нормальный сон и пищу...
    Напрасно ты идёшь, последний мальчик.
    Поставлю я твои подснежники в стакан,
    и коренастые их стебли обрастут
    серебряными пузырьками...
    Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,
    и, победив себя, ты будешь говорить со мной надменно,
    как будто победил меня,
    а я пойду по улице, по улице...

В этом верлибре также проявилось новаторство поэта. Дело в том, что, с точки зрения стиховедческой науки, здесь нарушены общепризнанные каноны свободного стиха. И М. Гаспаров, и Ю. Орлицкий, и другие авторитетные филологи доходчиво и убедительно объяснили нам, что верлибр — это стихотворение без метра и рифмы. Между тем, верлибр Ахмадулиной, хоть и не имеет рифм, но, безусловно, метризован, написан ямбическим размером. Это верлибр на грани белого стиха. Или, если угодно, белый стих на грани верлибра.

Важно в данном случае даже не то, к а к сделано это раннее стихотворение, написанное в пятидесятые годы прошлого века. Важно, прежде всего, то, что уже тогда была видна лирическая героиня Ахмадулиной — не разменивающая свои чувства по мелочам, верящая в свою звезду, в свою единственную любовь. Об этом, собственно, вся книга.

Белла Ахмадулина как подлинный художник всегда сомневалась в своём даре, была не уверена в себе: «Дарила я свой дар ничтожный»; «Пусть не сбылись стихи / за всё меня прости».

В этих сомнениях нет ничего удивительного — уверены в своей гениальности, как правило, посредственности.

Точки над i расставлены. Факт очевидный: дар был огромный, и стихи сбылись.



1. Белла Ахмадулина. Ни слова о любви.—
М.: Олимп, Астрель, 2010.

2. См.: Давид Самойлов. Книга о русской рифме.—
М.: Время, 2005. С. 368, 369.