Последний вагон. Стихотворения

* * *

           И. П. Орлову

Не кричите, певица,
В ресторане ночном.
Я люблю находиться
На вокзале речном.

Никому не мешаю,
Ничего не хочу.
Сам себя утешаю,
Сам с собою шучу.

Головы не повесил  —
Не пропал и не пан,
Я тихонечко весел
И немножечко пьян.

В беспредельной отчизне
Нет родимей угла, —
Всё — от смерти до жизни:
Света, грусти, тепла,

Встреч, прощений, прощаний,
Пароходных гудков,
И пустых обещаний,
И летящих шагов.

Я ещё пошатаюсь
По своей стороне.
Я ещё покачаюсь
На упругой волне.

Темнота. Темнотища!
Огонёчки вдали…
Красота. Красотища —
От звезды до земли.

Плеск. Мерцанье. Раздолье.
И глазам горячо  —
Столько ветра и воли…
И чего-то ещё  —

Что в словах не докажешь
Никогда, никому,
Лишь с душою увяжешь,
Улыбнувшись во тьму.

Будто главную тайну  —
Тайну звёзд и могил,
Разгадал я случайно
И случайно забыл.

Будто память — навеки,
А любовь — на века.
И не тёмные реки,
А родная река.

Будто жизнь повторится,
Засмеётся навзрыд…
Что умолкла, певица?! —
Ресторанчик закрыт.


* * *

           Анатолию Жигулину

1
На воду холодно смотреть  —
Такая стылая, стальная,
Что даже звёздочка шальная
Её не может отогреть.

А только пуще холодит —
Почти до ощутимой дрожи,
И лист, окоченев, летит,
Летит. И нет его дороже.
2
Насквозь продуто пальтецо,
Но разве можно обижаться,
Что дождь целует мне лицо
И ветер лезет обниматься?

И так просторно на ветру,
И мелкий дождик равен чуду,
Как будто век я не умру
И всех любимых не забуду.
3
Летит,
       летит,
              летит листва,
Соединяя очень просто
И дух всесветного родства,
И боль всемирного сиротства.

Стою, гляжу. И ничего
Уже не рано и не поздно.
И листья сердца моего
Касаются легко и грозно.


* * *
Глинистый берег. Синеющий лес.
Всё — как и было вначале.
Знать, не бывает на свете чудес,
Кроме любви и печали.

Всё, что осталось,—
       любовь да печаль,
Нежность царапает горло.
Небо исчёркано словом «прощай», —
Птица мелькнула —
              и стёрла.

Солнечный свет убывает уже,
И тишина прибывает.
Разве бывает так тихо душе?
Господи,
       разве бывает?


Последний вагон

Может, это удача, а может, закон —
Я всегда успеваю в последний вагон.

Я не мчался вдогон, впереди не бежал,
И последний вагон сам меня поджидал.

В том вагоне идёт не борьба, не гульба —
В том вагоне молчит, как икона, судьба.

Ни полслова не скажет — молчит и молчит, —
Так, что почва дрожит, так, что душу знобит…

Только промельк светил, только времени звон…
Так волшебно мотает последний вагон.


* * *

           В. Коробову

Всё. Простились. И слова простые:
До свиданья. Свидимся. Пока…
В поезде, идущем по России,
Хорошо отлёживать бока.

Дребезжат стаканчики пустые,
Сквознячок гуляет над плечом.
В поезде, идущем по России,
Хорошо не думать ни о чём.

Проплывают тени золотые,
Впереди ещё неблизкий путь.
В поезде, идущем по России,
Хорошо забыться и заснуть…

Вдруг очнёшься! На какой стоянке?!
Темнота. Да кое-где огни.
На чужом продрогшем полустанке
Отчего родные мне
                             они?


* * *
Я, наверно, очень старый человек,
Я живу уже который раз подряд —
И, не помня век, я помню этот снег…
И, лица не помня, помню этот взгляд.

Я забыл про то, как прежде уходил, —
Умер сам,
       или дубинкой по виску,
Или нож мне прямо в сердце угодил,
Или пуля улеглась в моём мозгу.
Я забыл — то был закат или разбег.
Я забыл — в перины рухнул
                            или в грязь…
Только помню, что я старый человек.
И боюсь, что я живу
              в последний раз.


* * *
Без надежды и без коварства
Чую родину сквозь государство.
Слышу песни её и душу,
Вижу реки её и сушу.

Где ж вы, царства и секретарства?
Упоительное лекарство  —
Без надежды и без коварства
Слушать родину сквозь государство.


* * *
Волга. Волны. Морозь. Осень.
Что-то ветер закрепчал.
Омик-328
Трётся боком о причал.

Как твои дрожали шлюпки
От расстроенных гитар —
Красны девицы! — Не шлюхи.
И не водка — «Солнцедар»!

Как ты шёл, гружёный чудом,
Светом, ревностью, тоской.
Как ты поспевал повсюду,
Мой озёрный, мой морской…

Это ж сколько? Это ж надо!..
Мы ещё прожили год,
Битый, латанный, помятый
Дизель мой электроход.

Снова Волга. Снова осень.
Вот уже и первый снег.
Омик-328,
Омик-гномик-человек.


* * *
Ни Коли, ни Серёжи.
Ни века. Ни страны,
Где были мы моложе.
И нет ничьей вины.

Москва! И май в разгаре.
А вот и мы втроём
В тенёчке на бульваре
Достойно водку пьём.

Без мата-перемата
И прочего дерьма.
И тема наша свята —
Поэзия сама.

Потом в троллейбус сели,
Добавили чуть-чуть.
Ваганьково. Есенин.
Стихи.
       Бутылки.
              Муть…

Ни Коли, ни Серёжи…
И я не виноват,
Что жизнь сложилась строже  —
Не слишком наугад.

Но вновь, как дрожь по коже,
Вдруг память обожжёт —
Ни Коли, ни Серёжи
Уже четвёртый год.

Они своё сказали —
Как жили и смогли.
По ним свои печали
У матери-земли.

Копи на сердце тяжесть
И поминай, любя…
Никто за них не скажет.
Сказать бы за себя.


* * *
Снова осень, бескрайняя осень —
Свет прощальный и нежность насквозь.
Снова горькое многоголосье
Прозвенело и оборвалось.

И в душе обрывается что-то,
И такой в ней метёт листопад,
Что надежда,
       любовь
              и забота,
Словно листья, летят наугад.

Сколько грусти! — а нежности больше…
Сколько мути! — а видно до дна…
И чем вьётся верёвочка дольше,
Тем прочнее нас вяжет она

С этой жизнью, святой и продажной —
И единственной, Боже ты мой!
С этой Родиной, доброй и страшной,
Всепрощающей, подлой, родной.


* * *
Чудо, проще которого нет, —
Раствориться в счастливой тревоге…
Так горчит убывающий свет,
Так темнеет полынь вдоль дороги.

И такая прохлада в леске,
Так берёзы знобит и осинки,
Что судьба — на одном волоске,
А душа — на одной паутинке.


* * *
Потерялась счастливая нота,
И судьбу не сыграешь с листа.
Голос умер.
       Немота. Немота.
Звук исчез.
       Пустота. Пустота.

Только бьётся душа, вырастая
Из неясных мучительных снов,
Как высокое небо — пустая,
И немая — как песня без слов.


* * *
Родная тишина и гул родимый.
И ветер, никогда не бьющий мимо
Души. И запах поля и воды.
И нежность — от былинки до звезды.
И память, растворённая в просторе,—
Родное счастье не роднее горя…
И мальчик, превратившийся в меня,
Бредёт куда-то на излёте дня.


Памяти поэта

Погиб поэт!
       Опять?! Опять…
И на устах его печать,
И мгла — его невеста.
С такой отъявленной тоской  —
Между Уралом и Москвой
Ей не хватило места.

Взлетел он в рай?
А может, в ад
Сошёл,
       шатаясь,
              наугад
С петлёй или наганом.
Он словом к музыке привык, —
Что, русский, сделал ты, язык,
С еврейским мальчуганом!
Что сделала родная ширь,
Во весь Урал, во всю Сибирь
Продутая до свиста, —
Но разве ж виновата даль,
Когда душе мила печаль,
А счастье ненавистно?

И родилась такая боль,
Что не помог ни алкоголь,
Ни женщина, ни слава…
Течёт, течёт река Исеть;
А что такое жизнь и смерть,
Мы представляем слабо.

И здесь, у края бытия,
Мерцает лампочка твоя
В каких-то нежных ваттах.
А ты летишь сухим листом  —
И виноватых нету в том,
Нет в мире виноватых.

Виновных в нашей боли нет,
И в этом может быть ответ
На всё,— мы дышим кровью.
Хоть прекословь, хоть сквернословь —
В боль превращается любовь,
Чтоб снова стать любовью.

Погиб поэт, что на Руси —
Не новость. Господи спаси!
Печаль не терпит крика…
Зато над каждою душой
Он нынче — дождик небольшой,
И тайна.
       И музыка.