В поле зрения «Эмигрантской лиры». Книги

МИКРОСКОП СНЕЖИНКИ

Надя Делаланд. Нужное подчеркнуть. – М.: Издательство Российского союза писателей, 2016. – 216 с.  (Серия  «Лауреаты национальной литературной премии "Поэт года"»).

Надя Делаланд уже давно не новичок в литературе. И не только – в поэзии. Она – учёный, автор диссертаций, исследований, связанных с филологией и психологией. И поэтических книг у неё достаточно, чтобы понимать: Делаланд – состоявшийся поэт, у которого свой круг читателей, поэт, за чьим творчеством следят многие представители критического цеха. Тем удивительней ощущение какой-то детскости от всего её облика, от её стихов, отдающих свежестью почти детского мировосприятия, некой детской «наивности». Это при том, что стих её – изобретателен, крепок, версификационно разнообразен. Её поэтическое видение мира устроено таким образом, что подтверждает тезис: поэт видит окружающую действительность, словно впервые и всегда по-своему. В новой её книге «Нужное подчеркнуть» одним из устойчивых образов является дождь, которым, как яблочным запахом пропитан воздух, пропитан мир:

 
Яблоки на ветке – подойдёшь
вспыхнут молчаливым и осенним,
надо воздух каплями просеять.
Обнимаю. Скоро буду. Дождь.

Тут возникает частый у Делаланд приём, когда читателю дано право воспринимать текст, как авторскую речь или речь дождя: «Обнимаю. Скоро буду. Дождь». Непосредственность этого понимания вещей – сродни детскому мировосприятию. Автор не отказывается от игры с дождём, представленным как живое существо:

 
Деревья в обмороке лютом,
разрозненно сияет дождь,
выныривая поминутно
бежит сентябрь через дрожь.
 
Здесь на пригорке пахнет светом
и яблоками, дни слились
в один и тянутся бессмертно
за взглядом капельками ввысь.

Тут овеществлены деревья, капли «разрозненного» дождя, дни, сентябрь, свет и запах яблок. Это свойство поэзии Делаланд. Мир, увиденный в деталях, живёт своей жизнью, которую открывает нам художнический взгляд автора. Виден каждый жест осеннего дождя, осязаемы его запахи, слышны его отзвуки, благодаря богатой аллитерированности её стихотворной речи:

 
Партитура дождя на стекле ветровом
оплывает фальшиво, вся музыка гибнет,
дождь несется за нею ногами нагими,
и трепещет в ветвях весь состав перьевой.

Об изощрённой системе рифмовки, о скрытых внутренних рифмах, дактилических, составных, ассонансных и говорить не приходится. Кто знаком с творчеством Нади Делаланд, к этому ею приучен. И всё равно не устаёшь удивляться органике её письма, где «техника» и содержательность идут рука об руку. И как неожиданно современно звучит её слово: «Когда кто-нибудь подходит ко мне слишком близко, / так близко, что видно пиксели моей пудры».

Мир познаётся поэтом через его образное мировосприятие. Суждение расхожее, но каждый раз, когда сталкиваешься со стихотворной речью, достигающей звучания истинной поэзии, оно, это суждение, перестаёт быть банальным. Так происходит и в поэзиии Нади Делаланд. Тем дороже распахнутый лиризм её прямой речи, особенно когда звучит этот лиризм в женской теме:

 
Ты очень вовремя. Заходи.  Еще полчаса –
и ты бы меня не застал – ни здесь и ни где-то…
Хочешь чаю? Хочешь меня? Говори: «Я сам».
Мне это нравится. И мы все еще дети.
Раскадриль проклятущая тянет меня к другим
кадрам, сильно засвеченным. Дело в пленке.
Я не могу так больше. Говорю тебе – помоги,
помоги мне хотя бы родить от тебя ребенка...

Она не боится быть откровенной в своём переживании женской судьбы, доверяя своему читателю страсть и боль, которые движут ею в этом по-женски мужественном самораскрытии:

 
Ты не тронь меня там, а не то я скажу «ааах!»
и сползу по стене, подкатив и глаза, и платье,
стану плакать, искать перила себе впотьмах,
выключатель тьмы кромешной, я стану плакать,
задыхаться, кусать фаланги, кричать благим
парлевуфрансе, и ничто не уймет мой приступ.
Закрывай же книжку за обе ее ноги,
затыкай ей рот, не читай, что она там пишет.

Примеры таких стихотворений можно множить и множить. Не удержусь от того, чтобы привести ещё один:

 
я была бы воздухом и водой
ты меня дышал бы и пил и свет
излучал во сне потому что дом
где тепло и не наступает смерть
ты был дом и свет я глоток и вдох
мы б лежали молча прижавшись к
между нами вырос бы добрый бог
сочиняющий через нас стихи

(Невозможно не обратить внимание на эту рифму: «прижавшись к» – «стихи»)!

Надя Делаланд видит мир точным и пронзительным взглядом, сопрягая мелкую деталь с масштабом поэтического взора на большое пространство. Как она сама замечает: «Вся оптика моя – смотреть сквозь микроскоп/ снежинки на простор, с которым нужно слиться». И новая книга стихов подтверждает это, свойственное ей умение видеть окружающий мир, умение, которым она делится со своим читателем.

ПРИДУМЫВАЯ МУЗЫКУ К ВЕСНЕ

Евгений Чигрин. Подводный шар. – М.: ИПО «У Никитских ворот», 2015. – 136 с.

Новый Мир 2016, №9. Евгений Чигрин. Сновидец слева. Стихи.

Евгений Чигрин сетует: «Я давно на себя не похож». Это самоощущение никак не соответствует его поэтическому самовыражению: Чигрин – поэт сложившегося характера, узнаваемый, только упрочивающий свою стихотворную ноту. Книга «Подводный шар», составленная из стихотворений, выбранных из двух предыдущих его поэтических книг, это впечатление подтверждает. Он – участник многих поэтических фестивалей, лауреат нескольких литературных премий, его имя – на слуху у читателей и критиков.

В своей рецензии на книгу стихов Евгения Чигрина «Неспящая бухта» я отмечал удивительную способность автора выхватывать детали культурно-исторического пространства таким образом, что развивающийся внутренний сюжет стихотворения, наполненный реалиями времени и места, создаёт обширную живую картину того, что схватывает авторский взгляд. Тогда это  особенно ярко проявилось во «фламандском цикле», благодаря умению Чигрина переключать «исторический обзор», сам по себе глубоко содержательный, на реалии сегодняшнего дня. Это качество его стихотворной речи относится к стихам любой темы, любого географического и временного факта. Тут поэт верен себе и читателя не разочаровывает. И сетованье, о котором выше сказано, скорее говорит о возрастающей требовательности к самому себе, о сомнении, которое на творчестве отражается благотворно:

 
Я меняюсь, старею, я вижу: проснувшийся летом,
Постучался в окно мотылёк, в постороннюю жизнь…
Может – это посланье под лампой настольной сумею
Переделать в стихи? Может, ангел кому-то «проснись» –
Говорит-говорит…

Его сомнения не относятся к ремеслу, которым автор владеет безупречно. Смысл его ревнивого отношения к свои стихам в том, чтобы свободное дыханье и художественное мировосприятие не отдавали ремесленничеством, а проявлялись в полной мере в настоящей поэзии:

 
…изогнутое дерево – и мне
Строку бы изогнуть в таком порядке,
Придумывая музыку к весне,
Стремясь стихотворением к разгадке…

Полнота жизни видится художнику во всех её проявлениях, отсюда и стремление к разгадке таинства живого движения времени. Ведь у него «мостовая и та – говорливая нота»…

В стихах Чигрина «действуют» имена, названия, даты, оживают произведения искусства:  музыка, живопись, театр, кино,  в его стихах присутствуют постоянные отсылки, но это не перечисление того. что видел, слышал автор, это то, что переживается и проживается им. Восхищение красотой жизни, упоение её разнообразием – вот содержание его поэзии. Но – одновременно – в нём живёт тревожное ощущение человеческого одиночества, несовершенства мира, дисгармонии мироустройства. «Говорю: одиночество – это до смерти…» – печально констатирует он.

Но, кажется, постоянство этой грустной ноты порой вдруг раздражает поэта, находящегося «в боренье с самим собой». И тогда на помощь приходит самоирония:

 
…От Батюшкова мрак?
От Батюшкова – свет.
Скрипи пером, вахлак,
Пока Создатель щедр.

Батюшков тут упомянут не всуе. Мне в прошлом уже довелось отмечать, что у Чигрина  особенное, «батюшковское»  восприятие времени, его необратимости, его движения в точку окончательного невозврата: «Всё ближе и роднее воды Стикса». Самоирония – признак живой души, воплощённой в строках поэта: «Ловя бессмертье – хрен поймаешь что!». Или, как им же сказано в новомировской публикации: «Под занавес речи иллюзий не много, не больше, чем страсти в строфе».

«Подводный шар» и новые публикации в журнальной периодике свидетельствуют о стабильности, об устойчивости поэтики Чигрина. Он свободно и широко пользуется разнообразием рифменных возможностей, не снижает экспрессии стихотворной речи, органично переходит от метафорического богатства и образности к намеренно прозаизированному повествовательному стиху. Это говорит об определённом накоплении поэтической силы, сулящем новые прорывы в его творчестве. Чего ему от всей души и желаю.

МУДРЫЕ ГЛАЗА

Ганна Шевченко. Обитатель перекрёстка. – М.: Воймега, 2015. – 52 с.

Ганна Шевченко. «Арион», 2017, №1. Стихи.

Ганна Шевченко, на первый взгляд, пишет простые незамысловатые стихи. Если её книгу «Обитатель перекрёстка» возьмёт в руки читатель, ещё не знакомый с творчеством этого поэта, вполне возможно, так читателю и покажется. Но что он, читатель, отметит сразу: у Шевченко приметливый взгляд. Она видит неожиданный ракурс в привычной картинке:

 
У старшеклассниц
короткие юбки –
выросли ноги
на пляжах за лето,
перед линейкой,
разбившись на группки,
ходят,
в ажурные блузы одеты.
Лица в загаре, позы жеманны,
долго не виделись,
встретились – рады,
в стайку собьются и будут, как мамы,
ножки отставив,
курить за оградой…
 
Мальчики тоже
созрели за лето –
головы бреют,
под Тимати косят,
порнозаставки
на новых планшетах,
плееры,
виджеты,
гаджеты,
осень.

Эта картинка повторяется сентябрьским утром каждого года многими десятилетиями, но у каждого времени свои приметы, что очень точно и передаёт автор. У Шевченко взгляд внимательный, она многое подмечает в окружающем её пространстве жизни:

 
Она работает по графику в предновогодний понедельник.
Марина тоже нарядилась бы, но ей дресс-код не позволяет –
кривая кепка нахлобучена на пергидрольные кудряшки.
 
Она ещё способна нравиться мужчинам сумрачного возраста,
ей сорок пять, она не старая, вот только сильно располнела, –
она работает по графику в предновогодний понедельник.
 
Марина рада, что так выпало. Ей некому салаты резать,
ей не для кого быть красивою, ей нечего искать под ёлкою,
она сидит и грудь покатую в жилетку клетчатую кутает.

Эта грустновато-тёплая интонация у автора неслучайна. За ней скрыто пережитое и продуманное. За ней – особое мировосприятие, внимательное к человеку в его повседневном бытии. Воснове этого сочувственного взгляда на мир – доброта и понимание, то, что обозначила Шевченко в своих же стихах:

 
хочешь – забрасывай, хочешь – лови
рыбу  на жалость,
в мудрых глазах не бывает любви –

только усталость.

 
Исчезнет свет, когда электрик
придёт и щёлкнет рычагом –
спокойно, дядя, я истерик,
я здесь хотела о другом.
 
Вы обходительный мужчина,
распространяющий тепло,
но по техническим причинам
со мною вам не повезло.
 
Несообразна, грубовата,
бесцеремонна, ну и пусть.
Я не нужна вам, но когда-то
земле и небу пригожусь.

 
умирает природа зимой
дребезжит опостылевшей веткой
воздух тянется долгой тесьмой
между крыш и дворовой беседкой…
 
и блуждают теперь сторожа
от забора до края фасада
чтоб цветы не боялись лежать
между дымом и прожитым садом

 
Шарф надену потеплее,
выйду, встроюсь в эпизод,
прогуляюсь по аллее,
я ведь тоже пешеход.
Есть погода, есть надежда,
есть фонарик на крыле,
лишь осенняя одежда
тянет тяжестью к земле.

 
Прямая, негодная, просто лежу,
ни выбросить, ни оживить,
а к Богу в приёмную я не спешу,
мне нечем его удивить.