Человек, выползающий из руин

            Ты отпусти меня, время

Ты отпусти меня, время, в какой-нибудь век иной,
Где вслушиваться не надо в шорохи за спиной,
В век понаивней, чище, не скомканный суетой,
Не провонявший гарью и кровью не залитой.
Давай пропустим эпохи бунтов и перемен,
Века – недоразуменья, столетья – не-встать-с-колен,
Отбросим костры и зоны, холеру и прочий мор,
Мне хочется жить спокойно, не тратясь на этот вздор!
Найди мне эпоху лада, где прост и понятен свет,
Такую – без зла и яда, без войн и лихих побед,
Без фюреров и тиранов, без нечисти во властях,
Без монстров с телеэкрана и маршей на площадях.
Без атома с интернетом я, право, прожить бы мог.
Неужто во всей истории нету таких эпох,
Бесхитростных и безгрешных, не тянущих в жернова,
Таких, где можно укрыться ОТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?

Диптих «Полеты во сне»
            1.  Пир
Кто в кафе с подружкой прячется от зноя,
Кто с пивною кружкой делит свой ночлег, -
У меня сегодня пиршество иное,
Я варю солянку из лесов и рек!
Накрошу в жаровню темные аллеи,
Облака заката, ведьмину метлу.
Это будет яство блюд иных острее,
И друзья сойдутся к моему столу.
Вот салат из ветра! Вот рагу из бури!
Плов из листопада! Оливье "туман"!
Вот шашлык из солнца под напареули,
А в бокалах плещет чистый океан!
Вот земля родная - объеденье просто!
Всем ее хватает, всех зову на пир!
И сойдутся гости, и польются тосты,
И вражда отступит, и вернется мир!
Кто в кафе с подружкой прячется от зноя,
Кто с пивною кружкой делит свой ночлег, -
У меня сегодня пиршество иное,
Я варю солянку из лесов и рек.
2. Песенка о цветном ветре
Пора мне, братцы, судьбу налаживать!
Я буду нынче ветра раскрашивать!
Вот выйду в сад, сотворю молитву я,
И встану - к ветру лицом - с палитрою.
Глядите - вот он подует ласково,
А я коснусь его кистью с краскою!
Следите – легкими мановеньями:
Мазок – малиновый, штрих - сиреневый!
Пусть бродит ветер летучей радугой
В горах Кавказа, в лесах над Ладогой,
Пускай под взглядами изумленными
Парит над киевскими балконами,
Пусть носят вихри в своем кружении
Сраженья красок, их отражения,
Пускай мерещатся в их неистовстве
Всех дам волнительные волнистости...
Всех галерей, всех музеев марево
Над миром вспыхнет закатным заревом,
Картины тех, кто был назван гением,
И тех, кто нынче, увы, в забвении...
Поэты мира, всех рас художники -
Цветного ветра мы все заложники,
Его бесцельного дуновения,
Его бесценного мановения.
Взлетит – то яростный он, то ласковый,
Играя красками, словно масками,
Переливаясь Мане с Ван Гогами
Над нами - сирыми да убогими...

          Парижанство
                              Дочери Асе
Вокруг - весёлый, пряный, манкий,
Неумолкающий Париж.
По праву давней парижанки
Ты над бульварами паришь.
Мелькают тайки и арабки,
Индусы, турки без числа.
Ты, взяв родителей в охапку,
На Сакре-Кёр нас вознесла.
И перед нами распахнулись,
Как по веленью короля,
Дома - тома на полках улиц,
Романы Сартра и Золя.
Старинных крыш клавиатура
Сама собой звучит уже,
И подпевают Азнавуру
Вийон, Мольер и Беранже.
В "Ротонде", где сходились выпить
Художники и чудаки,
Гарсон шепнул: вам лучше выйти,
Сюда идут бунтовщики!
И мы пошли в толпе спешащей,
Стараясь осознать урок,
И в небеса вонзалась башня,
Как д`Артаньяновский клинок.
Дворцы, кафешки, зазывалы,
Машин цветная круговерть.
Жизнь без конца и без начала,
Где даже смерть - почти не смерть.
И в этом праздничном пространстве,
Когда Париж лежал у ног,
Мы постигали парижанство,
Как стиль, и свет любви, и рок.

Тайная вечеря
Там факелы мерцали вкруг стола,
В неверном свете серебрилась чаша,
И Магдалина рядом возлегла,
И взглядом Он окинул тех, внимавших
Его любому слову. Он сказал:
"Один из вас..." И вспыхнуло виденье:
Тяжелый крест, и гвозди, и оскал
Легионера у своих коленей.
Он верил: он собой искупит кровь,
Настанет рай в подлунном  мире сущем...
Но опалил его огонь костров
В жестоком, им накликанном, грядущем.
Он завтра тело скинет, как балласт,
Во исполненье Отчего завета.
Он знал, что лучший ученик предаст.
Он сам его благословил на это.
Потянется веков тугая нить
Взойдут кресты, как символы спасенья.
И будут именем Его казнить
Былые книжники и фарисеи.
И Он от чаши взор свой отвернул:
"Иду к тебе, Отец, не горстью праха!"
И преломил Он хлеб, и протянул
Кусок Иуде, серому от страха.
А где-то овцы блеяли в ночи.
Мир онемел. Он словно ждал чего-то.
Но ни один апостол не вскочил,
И горло не сдавил Искариоту.

Третий глаз
Будда медитирует и принимает облик цветка.
"Стингеры", пролетая, не мешают ему ничуть.
Мальчики из спецназа ждут сигнала и спецпайка.
Будда видит их третьим глазом и проникает в суть.
Чакры его открыты и голова ясна.
Он бы мог повернуть ракеты, но думает: на фига?
Мальчики в камуфляже пятую ночь без сна.
Но без сна и снайперы их врага.
Смуглый парнишка, прячась, пробирается в Назарет.
Крупный план: провода в руках, уходящие в рукава.
"Стингер" словно принюхался, лег на горячий след.
Щелк, кино: марширует дивизия «Мертвая голова».
Снова щелк: певица, облизав микрофон,
Имитирует страсти с ляжками наголо.
Тень над Эрмитажем: это старый грифон
Вырывается в небо, расправляет крыло.
Щелк.
Лужайка у озера. Лодка скользит в воде.
Щелк.
Какая-то драка, дерганье ног и рук.
Щелк.
Восстание зэков в лагере в Караганде.
Щелк.
Рекламная пауза. Вырубим звук.
Смуглый парнишка с толовой шашкою на груди
Приближается к дискотеке. Вот-вот он нырнет в толпу.
Господи, отпусти нам грехи наши, Господи, огради!
Бог медитирует. Он прикрыл
третий свой глаз во лбу.