Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Анна МалигонОб авторе: (1984, Конотоп) — украинская поэтесса. Автор поэтических книг... >>> |
Влад БедринОб авторе: Родился в Москве. Проживает в Берлине. Участвовал в образовании русскоязычного... >>> |
Ирина РыпкаОб авторе: ... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаСеверная АмерикаКанадаСШАЦентральная АзияКиргизстанУзбекистанСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Татьяна АиноваИгра словИГРА СЛОВ
КАМНИ
На сердца площадей да на души садов –
чтобы серым скорбели по мертвым и крылатые крысы твердынь-городов оставляли пометки пометом. Этот парк далеко – что травой, что тоской – от заросшего Мавками* леса. Так и ты никогда не бывала такой, некрасивая, хрупкая Леся**. Твердо-серой такой, чтоб вовек не моргать, не дрожать и не грезить в потемках. Эти жертвы-цветы – да к живым бы ногам, да от крепких мужчин, а не теток! Тень от клена и юный цветок со слезой, белоперое облачко лета, мотылька трепыханье и арка борзой в перелетном прыжке с парапета – вы незримы в культурологическом сне, столь любезном надписанным плитам, где планетка Земля, совершившись вполне, обрела совершенство гранита. С педантичностью «Ролекса» кружит она вне мистерии рая и ада. Но окрест, обнажаясь, звенит тишина беспощадней, чем смех азиата. _ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ _ *Мавка – главная героиня драмы-феерии Леси Украинки «Лісова пісня» **Имеется в виду памятник Лесе Украинке в Мариинском парке Киева * * * Листья желтеют – небо из них уходит, щедростью синевы творившее зелень. только и остается им: лечь на землю, легким тельцем прикрыть, отражая холод медленным тлением. тусклым и плоским светом жесткую наготу стволов освещая – чтобы мы их хоть изредка посещали и говорили друг другу «а помнишь? летом…» Месяц до снега. Мир не сдается мраку. листья в полете так и просятся в руки. выбрать – поярче, без порчи, не самый хрупкий. просто его поместить под стекло и в рамку с надписью «памяти всех унесенных ветром» – пусть повисит над диваном напротив кресла. и замечать иногда, не вставая с места, как замирает время, меняя вектор. ПОРТАЛ Рафаэлю Багаутдинову Пережить самого себя. Может быть, вопреки хотенью. Был мужчина. Теперь старик. Был художник. Теперь… никто? Дополнительная судьба отрастает вечерней тенью – не того, кто дрожит внутри, а всего лишь его пальто. Забывать самого себя. Притворяться старинным фото – и угрюмо, как зимний кот, погружаться в свой карантин… …А приветливая семья окружает его комфортом и подсчитывает доход от продажи его картин. Ходят слухи, что до сих пор хорошеют его модели, что супруга не по годам миловидна, свежа, бодра. Я могла бы ввязаться в спор, так ли это на самом деле, но, обмолвясь: «Пожалуй, да» – замолкаю, теряя драйв. Я не то чтобы двадцать лет прожила, ничуть не старея, но девчонкой еще кажусь тем, кто смотрит со стороны. А написанный Им портрет – мой «секрет Дориана Грея» – стал серьезней и строже, пусть ни морщинок, ни седины. Это чудо – не навсегда… Но доверчиво ждут секреты в рукотворных немых вещах, в плоском красочном двойнике. Мне недавно открылся дар проникать сквозь портал портрета – чтобы Автора навещать. А точнее, бывать… но кем, если видит уже не он, не остаточных три процента (все равно ему не уйти дальше вымерзшего двора) – сквозь пустой городской неон и туманы земной плаценты кто осваивает пути, где космическая игра плавит в музыку тишину? По небесному интернету увлекательнее бродить, чем по улицам и садам. Он, как в молодости жену, выбирает себе планету. Если влюбится – убедит, что теперь уже навсегда. …Воровски налетает снег. Он спохватывается: «Но где же?..» На индиговой темноте тормозя золотистый ток – на изнанке усталых век проступают черты надежды. Жаль, что этого на холсте не напишет уже… никто? ЛЕГКО Этим воздухом дышат деревья и дикие звери. Так легко – он трепещет кленово, искрится сосново. Так легко – оттого, что несбыточный запах потери в нем навек растворен, как в духах дорогая основа: ощутим только мной. Потому что ни цвета, ни веса. И никто эту боль на лице у меня не отыщет. И совсем уж без запаха – нечто, что мне неизвестно, но меня защищает надежней любого жилища. Даже если разуться – не страшно споткнуться о камень. А раздевшись – на острую ветку, на взгляд напороться (кто там смотрит в прицел?) – не страшнее, чем ранить сосками нежный воздух, в котором уже ни родства, ни сиротства. Я не цель – если осы-тигрицы, шмели-медвежата устремленно жужжат, что нектар накопился и вызрел. Да. В начале дыхание. После – пружина разжата. Потому я теперь – отрицание цели. Как выстрел. ЮНОСТЬ Полная чаша искрящейся крови – как наполнять? – и увядали дары в нераскрытых обертках. Черным по белому писаны брови – как не понять? – и самоучка-душа восставала из мертвых. И намечала – по черному белым – в космосе плыть, звезды к зрачкам примерять окрыленно и дико. Глупое тело покинуто млело – ни утолить, ни расплескать, как чернильную сущность индиго. Что это было – так неотвратимо – и не сбылось? Было ли, если ушло, даже дверью не скрипнув? Все – осязанья, картины и темы, нежность и злость – к непостижимости той безнадежный постскриптум. К ИСТОРИИ МОЕГО ПСЕВДОНИМА Когда мне было семнадцать лет, был жив один молодой человек. И я носила его портрет на внутренней стороне век. Я думала, что он немолодой – ему было тридцать, даже на вид. И мог конкурировать с этой бедой лишь миг, когда солнце минует зенит. А, впрочем, для юности все беда, что не оргазм, не звезда, не война – что ей не ровня. А я тогда самой себе была не равна – теряясь в рядах нетоварных пар стоически стиснутых губ и колен заведомых узниц прокрустовых парт, красневших от термина «многочлен», особо чувствительных к цифре «два», скучавших над книгами допоздна… Он нам что-то умное преподавал без шума и пафоса – будто не знал о том, как он выглядит, как звучит, и что за избранность в нем так видна, но не опознана. Что за лучи сквозь дрожь пронизывают до дна наивных студенток – и мимо глаз (глазеть в упор – что рубить с плеча: глаза, отворенные напоказ, уже не видят – они кричат.) А я молчала. И у доски. Но выводила в экстазе тоски сомнамбулической волей руки псевдологические значки. От незаслуженного «хорошо» ученью вослед забывая запрет – взаимного взгляда электрошок в меня впечатал фотопортрет. И не исправить. И не стереть. И ни ощутить, ни забыть нельзя. С тех пор я могла на него смотреть всегда, когда закрывала глаза. Так смотрят – сквозь сумерки – на рассвет. Так смотрят – на музыку – сквозь оркестр. С тех пор я носила его портрет как вирус и как чудотворный крест. Не понимая в нем ни черты. По жизни он кто? математик, доцент, по слухам женат – но не в этом стыд: нельзя быть как все при таком лице. Для всех – монотонный бетонный провал, где все в мельтешеньи своем мертво. С таким лицом не качают права. С таким лицом не ездят в метро. Таких не живописал Глазунов, не удостоился Голливуд… Был вывод абсурден, и этим нов: с таким лицом нынче-тут не живут. Он миф, он герой сериала «МОЙ СОН», и тайны его не снаружи – внутри. Там, помнится, было о том, что он из тех, кому умирать в тридцать три – могила и даты… Нет, верь-не-верь, а на иконы таким нельзя: не в меру дерзок разлет бровей и слишком больно горят глаза. К чему эти игры со смертью, когда он мог все, что мог только он один – пойти не туда, и войти туда, куда еще никто не входил. С девичьего лона сорвать бельмо чудесней, чем с суетных глаз слепца. Да мало ли что отворится само на зов – нет, не голоса и не лица – того, что в них явлено! Мало ли тем, желаний и целей, путей и мест! Вот времени – мало. И нет совсем. Он вел нашу группу один семестр. …Как сладко страдать, созерцая портрет, предательски честно смиряясь с судьбой. Я вижу его, а он меня нет, и можно пока что расти над собой, брезгливо смотреть на других мужчин и втайне надеяться на волшебство – авось, поумнею, сведу прыщи, когда-нибудь стану достойной его… как будто «когда-нибудь» – вектор мечты. А это – три года спустя, на ходу узнать – и космической льдиной застыть: Вчера, на тридцать четвертом году… И не исправить… И не стереть… И ни ощутить, ни забыть нельзя… А я не могла на него не смотреть всегда, когда закрывала глаза… Так прошлое с будущим, жизнь и смерть мгновенно меняют свои полюса. Что прежде казалось немыслимым сметь – отныне обязана написать. Для собственных глаз, с этих пор сухих. Для истинной жизни – всему взамен. И метишь беспомощные стихи одним посвящением: А.И.Н…. Когда наступает Великий Облом, попутно лишаешься шор и оков. И многое запросто – красный диплом, четыре книги (увы, стихов) и прочие вехи бесплатных услад… Вот если б наука не сдохла в стране – вполне мог случиться веселый расклад, когда миллион бы достался мне, а не Перельману. Но я бы взяла – и значит, достойнее Перельман. К тому же на рынке, где сажа бела, ценней математики мат-перемат, поскольку без мата не описать, как прозой жизни сбывался бред, империи рушились в полчаса, хай-тек размножался… И только портрет – его не смогли растоптать года стадами сапог, отсудить судьба, подделать мечты. Но теперь, когда я вдвое старше самой себя – новейшая версия прежней души, недоумевающей: кто она? где? – теперь он в сердце моем зашит, и я не могу его разглядеть. * * * Однажды все, во что не верили вчера мы, соткут закатные светящиеся нити. Такими ласковыми недовечерами дневные бабочки становятся ручными и сами просятся: возьмите нас, возьмите! Они садятся нам на головы, на плечи, но тут же вспархивают – если ты не замер. Ты не торопишься? протягивай навстречу ладонь и жди – как будто вечны и прочны мы, дневные киборги с цветочными глазами. Кому доверчиво распахивает крылья в ладони бабочка – не то чтобы элита, но вне деления на первые-вторые- трехмиллиардные… она скрывает имя? Откроешь книгу и узнаешь: Нимфа Лида. Смотри, смотри, ее бесстыдством ошарашен! Когда узор твоих кошмарных сновидений вдруг предъявляется прекрасным и нестрашным, и все мгновенные детали различимы, невольно вздумается: смеет ли нигде не существовать первопрообраз? В поколеньях столь безупречно повторение канона, что, может, карты непредсказанных вселенных на этих крылышках? Нет, лучше промолчим и отпустим мысли вслед за Нимфой. Все равно нам теперь томиться непроявленностью чуда, его затерянностью в городе и доме, плывущих мимо неба звездного – покуда ночные бабочки останутся ночными, неприлетевшими на свет твоих ладоней. * * * Сна незавершенное действие гаснет, намекнув свысока, только артефакта чудеснее в памяти уже не сыскать: тайный клад космических рыцарей? солнечных лучей варикоз? – книга с золотыми страницами, тонкими, как крылья стрекоз. Я готова чистить безропотно жизни тесноватую клеть, полюбить насущные хлопоты, ни себя, ни дней не жалеть, если откровенней приснится мне, если напоследок спасет книга с золотыми страницами, книга, где откроется все. |
ГолосованиеКак часто вы посещаете портал "Мегалит"?ЖурналыСОТЫРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33УРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |