Сонеты

***

Смурной и дымный город, пыль и скука,

И кактусы кирпично-грязных труб.

Его творя, Господь был явно скуп.

Угрюмых фабрик ноющие звуки...

Сплюнь — всюду пыль тотчас в комок свернется.

Трамвая полный круг — под двадцать верст.

Он летом мертв, а зимами — замерз.

Поэту здесь работы не найдется.

Отравлена зеленая река,—

«Проклятый город!» — скажут без греха:

Плевать в колодец? Грязью не напиться!

Однако здесь живут под тыщу лет,

В открытках пишут: «Из NN — привет!»

А город будто облетают птицы.

***

О, канцелярский стол четвероногий!

Покрытый лаком, все угодья в нем.

Он ночью пуст, но перегружен днем,

Как кабинет, ревизией встревожен.

Дела, отчеты, папки, календарь

И мысль... А голова, охваченная тленьем?

Нет, не унылым времяпровождением,—

Здесь Человек творит, а с ним и инвентарь.

О, двуединство — стол и человек!

Тебе хвала, Петром открытый век —

Параграфа, порядка вдохновенье!

Преград стремительной природе нет,

И вот ее сочувственный ответ:

И человек, и стол слилися в единеньи.

***

Для всех людей спасительное знанье —

Себя самодостаточным считать

В пределах конуры иль мирозданья

И сонм заслуг из мелочей слагать.

А в жизни нашей цикле быстротечном

Седое Время набирает ход

Безжалостно приписывает год.

Ужель с годами свыкнемся с покоем?

Но, видно, так уж человек устроен:

Доступны и привычка, и покой.

Философов исканья, стратегемы,

Метания, вселенские проблемы...

Да ну их! Все проходит чередой.

***

Кумир мой добрый —  Игорь Северянин.

Его поэзы в памяти лежат.

Они скандалят, дразнят и… грустят.

Он — музы господин и полонянин.

Искусство покорив шестью томами

Напетых небом, улицей поэз,

Из благ земных не сделал он протез,—

Бродя в стране поэзии ночами.

Здоровый русский дух в век катаклизмов

Под лозунгом эго- и футуризмов

Он выплеснул, иронии дитя!

Ненужной стала маска Шантеклера.

«Стареющий поэт» с особым флером

Он написал, совсем уж не шутя.

Н.С. ЛЕСКОВ. ОБЛОЖКА

Оттенком красным книжный том тисненный.

Обрез пульверизован крапом был,

Как будто кто с усердием помыл

Щербатый пол, лениво подметенный.

Могучий бас диакона Ахиллы,

Жизнь гостомысльских баб — тисненья рябь,

И плотная Елецких улиц хлябь,

И «Странник», что чарует

с дивной силой.

Левша творит, и жар пылает горна.

Жизнь в захолустье тихом непроворна.

В столицах — «Нигилисты»  «На ножах».

Тебя полсотни лет читали в «ятях»,

Но, поумнев, решили все же снять их,—

Без них читаем будешь ты в веках!

***

До горизонта тянется фиорд

И ломаная цепь нагих березок,

Скрученная в бореях и морозах.

Тяжело дышит стужей синий норд.

Над фьордом, над пучиною седой,

Вцепившися в березы ствол крученый,