КНИГИ НАШИХ АВТОРОВ

КЕМ ЖЕ БЫЛ ЦАРЬ ИРОД?

О.Любимова. «Помраченный разум»

Издательство «Дом еврейской книги»

Роман посвящен Ироду – иудейскому царю, имя которого стало нарицательным в веках и символом зла. Но в те очень далекие времена, по словам романистки, простой народ в римской провинции Иудея называл его «любимцем богов».

Римский историк Иосиф Флавий в своем труде «Иудейские древности» уделяет особое внимание этой противоречивой и трагической фигуре, подробно останавливаясь на событиях, происходивших во время правления Ирода, а также описывая деяния этого царя, благодаря которым он получил в истории имя Ирода Великого.

Повествование в романе Любимовой представлено как Божий суд над умирающим Иродом. На этот суд приходят и живые, и те, кто уже окончил свой земной путь; его враги, смертельно ненавидевшие Ирода, жертвы его жестокости и помраченного разума, среди них – египетская царица Клеопатра. Приходят, чтобы сказать слово в его защиту, и те, кто называл себя его друзьями, – это знаменитые римляне того времени Марк Антоний и Октавиан Август, император Рима.

Приходят также простившие его: казненные им жена Ирода и его сыновья. Каким будет последнее слово этого суда, кто еще выскажется на нем – об этом узнает читатель, обратившись к роману Любимовой.

Тем временем в Иерусалиме, в музее Израиля, прошла выставка, посвященная сенсационному открытию могилы Ирода, найденной после сорокалетних поисков. Более ста уникальных археологических артефактов составили многогранный образ правителя, дела которого изменили судьбу и образ нашей планеты на все грядущие времена. Посетители увидели фрагменты Второго Храма в Иерусалиме, оценили мастерство древних каменщиков, смогли пройти по полностью реконструированной площади, декорированной фресками и лепниной, войти в отстроенную в натуральную величину усыпальницу царского мавзолея и увидеть резной саркофаг правителя.

     Раскопки могилы производились профессором Эхудом Нецером и группой из Еврейского университета в Иерусалиме.

                                                                     Газета «ВЕСТИ».                                                Рубрика «Мы и мир»

ЗЕМЛЯ ИЗРАИЛЬСКАЯ ПРИРОСЛА… РУССКИМ ПОЭТОМ 

Евгений Минин. «Тринадцатый год» Издательство «Evgarm», Иерусалим

Эврика! Наконец-то нашёл поэта, который способен меня увлечь как читателя, которого хочется декламировать подруге, рекоменовать друзьям.

До сих пор казалось, что такие поэты остались в прошлом. О нём, прошлом, по горячим следам, Леонид Мартынов писал, имея в виду необычайную востребованность стихов: «удивительно мощное эхо».

Имя поэта, убедившего меня в том, что отголоски мощного эха могут дойти до наших дней, – Евгений Минин. Его последний сборник – это обилие тем, как то водится в самой жизни. Но их не каждому дано разглядеть среди житейской суеты. У Минина – снайперски-прицельный взгляд. И даже когда он берется за «дежурную» тему, она у него – на особицу. Известно, как критика относится к стихам о стихах: они – признак одолевшего поэта бестемья. И тогда из-под его пера выходит размазанная по белому листу, а ныне – по монитору, грусть-тоска. У Минина стихи о стихах чуть ли не открывают сборник. Но они настолько «приправлены» тонким юмором и самоиронией, что совершенно не походят на занудную «классику жанра».

Автор обладает редким даром совмещать легкие по форме (легкодоступные, но не легковесные) стихи с их философским, «глубокого бурения», содержанием. В них – всегда открытие! Невольно на память приходит утверждение Аристотеля: «Искусство начинается с удивления». Поэтическое – тоже. Однако как редко нынешнему читателю стихов выпадает счастье – удивляться открытию.

Поскольку Евгений Минин – поэт, уверенно владеющий разными стиховыми жанрами, в его сборнике светящаяся акварельная лирика сочетается с пародиями, рельефно сработанными уверенным чеканом. Они – всегда «в десятку», всегда выискивают «дефектные» строки, которые, скорее всего, сам их автор вовремя не заметил. Но пародии Минина, не в пример иным, не нацелены на то, чтобы уязвить автора неудачных строк, они – благодушно-доброжелательны, они – не от сатиры, а от доброго юмора.

Уж если в стихах Минина всё же и прорывается острая ирония, то она связана с ущербной политикой и не всегда мудрыми действиями ее вершителей.

А доброе слово Минин сохраняет для многочисленных друзей по поэтическому цеху, которым посвящает цикл своих лаконичных посланий. Такие обычно пишутся на титульном листе даруемых книг. Известно, насколько они бывают трафаретными. А Минин для каждого находит «индивидуальные» слова, точно характеризующие достоинства друга-поэта. И я, читая эти посвящения, признаюсь, по-белому завидую тем, кто вошел в ряд «приближённых» к Минину и удостоился тех душевных строк.

                                                 Эмилий Архитектор, Москва

О СТИХАХ ЕФИМА ГАММЕРА

Ефим Гаммер. «Замковый камень Иерусалима», Стихи и поэмы. 

Издательство «НЮАНС». Таганрог.

У Ефима Гаммера в сборнике «Замковый камень Иерусалима» что ни стихотворение – то поэма.

Сборник с таким торжественным названием вышел в ознакомительной литературно-художественной серии «32 полосы» издательства «Нюанс», где появлялись на свет книги многих известных русских авторов. Что касается Ефима Гаммера, то сам по себе он в представлении вряд ли нуждается – как указано в книге, в 90-х годах прошлого века этот автор, согласно социологическому опросу журнала «Алеф», был признан самым популярным израильским писателем в русскоязычной Америке.

Но в России творчество Гаммера пока было рассеяно по различным толстым литературным журналам и поэтическим альманахам («45-й параллели» и т. п.). Эта книга, если не ошибаюсь, – первый выход к русскому читателю стихов Ефима Гаммера, публиковавшихся в журналах США, Европы, Израиля, а с начала нового тысячелетия – и России.

Стихи и поэмы Ефима Гаммера… По художественным особенностям между ними невозможно провести черту резкого различия. Все они значительны. По названию понятно, что доминирующей темой книги является путь еврейского народа с библейских времен до наших дней – по мнению самого Гаммера, это время, «когда спасаются мертвые»:

Когда спасаются мертвые,

живым не до живу в принципе.

В глазах отражаются лицами,

а сталкиваются мордами. 

Это строки из триптиха «Не мойте нас вечным огнем» – по сути, трехчастной поэмы-судьбы (даже судеб). С ним соседствует небольшая, но емкая «Стена плача», которой автор дает подзаголовок «поэма пристрастия»; продолжает философический ряд «поэма восприятия»: «Конечная остановка – слово», лейтмотив которой – служение логосу, сакральность этого процесса, впрочем, не всегда безошибочного:

Слепые ведут слепых

дорогой слепой надежды.

Им светит слепая звезда,

своим ослепленная светом. 

О Слове, о Творении можно рассуждать бесконечно, в том числе и поэтическим языком – к одному знаменателю это самое необъяснимое «пристрастие» человека создавать новые миры привести невозможно в принципе. Но каждый пишущий считает своим долгом откликнуться на призыв неведомого и все же попытаться проникнуть в суть творчества. Хотя, на мой личный вкус, Ефиму Гаммеру гораздо сильнее удаются стихотворения, что называется, «бытовые», обращающиеся к относительно недавней истории России. Таковы в этом сборнике «Забытые полустанки» – стихотворение из восьми частей, посвященное Файвишу Аронесу (1893 – 1982), знаменитому еврейскому актеру, узнику ГУЛАГа (о нем Ефим Гаммер говорит: «Утомленный человек превозмог разбойный век»), а также потрясающее стихотворение «Инвалид с каталкой». Оно достойно называться и поэмой.

Его главный герой – безногий инвалид, бывший снайпер, бегающий наперегонки с семилетним пареньком, лирическим героем, и обещающий, в ходе игры, что о них обоих позаботится «Софья Власьевна». Она и позаботилась — вскоре инвалид исчез. Куда – о том в газетах не писали, а слухи были таковы:

загрузили их на баржи

с открывающимся дном

и утопили, как котят.

Так же содержательны и глубоко гуманистичны по сути «Фронтовые хроники Гило», некогда положительно отмеченные Анной Кузнецовой в журнале «Знамя». Как мне кажется, основной посыл «Замкового камня Иерусалима» – четыре строки:

И небо говорит

в тебе стихами

на языке доходчивом –

любом.

Елена Сафронова, критик

ПОКА ЦВЕТЁТ МИНДАЛЬ

Марина-Ариэла Меламед. «Пока цветёт миндаль». –

«Биб-ка Иерусалимского журнала», 2016.

    Марина Ариэла Меламед выпустила свою первую книгу стихов. Первую? Странно это звучит. Несмотря на прежние книги прозы, в сознании читателей её стихов и слушателей её бардовских песен она давно присутствует в качестве поэта. Что ж, настало время увидеть её стихи и тексты её песен, собранные под одной обложкой.

Я живу наугад, я живу наудачу,
Ничего для весенней природы не значу –
Заливает дожём, засыпает снегами,
Я хожу, изучая природу ногами…

     Эти строчки точно характеризуют мироощущение Меламед: она пишет лирические стихи и песни, наполненные реалиями её повседневной жизни, но она начисто лишена всякого эгоцентризма, свойственного большинству пишущих, она – из раздаривающих себя, свою энергию, свои радости, свою жизнь. Свою грусть – тоже, но как-то извиняясь за то, что поделилась и ею. Нет, это не самоуничижение, это природная интеллигентность, стремление никого не задеть, не толкнуть невзначай, занять немного места для себя. А в результате – вырастает личность, масштабность и своеобразие которой очевидны. «Подойди поближе к жизни, и живи её…» – вот квинтэссенция творческой и человеческой позиции Меламед. Её образность не навязчива, но точна и выразительна. Голос негромок, но внятен. Она доверяет своему читателю, которого хорошо чувствует, ощущает его присутствие, поэтому не боится быть повседневной. То есть – сказочной, игровой. Такова её эта самая повседневность, «некая благородная отвлеченность во взоре», как верно замечает в своём послесловии, вынесенном на последнюю страницу обложки, Игорь Иртеньев.

Времена ненадёжные топотом
Распугали речную форель…
Нарисую февраль фотошёпотом
И на цыпочках выйду в апрель.

   А ещё замечу: Марина Ариэла – поэт, который любит и ценит творчество других поэтов, неслучайно в её книге множество эпиграфов. Неслучайно бард Меламед пишет песни не только на свои стихи, но и на стихи многих других авторов. Игорь Бяльский, написавший предисловие к этой книжке, заключает: «Я благодарен Марине за многолетнюю дружбу, горжусь, что в концертные программы она включает и песни на мои стихи». Не скрою, я с гордостью могу повторить эти слова. Я благодарен ей за то, что она даёт новую жизнь и моим стихам.

                 Даниил Чкония, поэт (из журнала  «Эмигрантская лира»)

«ИЗ ПЕРВЫХ УСТ»

Белла Верникова. «Из первых уст».

Одесский текст: историко-лите-ратурные аспекты и современность. Эссе, статьи, интервью».Издательство «Водолей». Москва

В московском издательстве «ВОДОЛЕЙ» вышла книга известного писателя и художника, доктора философии Еврейского университета в Иерусалиме Беллы Верниковой «Из первых уст. Одесский текст: историко-литературные аспекты и современность. Эссе, статьи, интервью». О том, что книга готовится к изданию, сообщалось в апрельском выпуске журнала «Квадрига Аполлона», в котором опубликованы вошедшие в книгу из «Первых уст» два интервью из моего радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» («Голос Израиля» – «РЭКА»). В них Белла Верникова рассказывала о литературных Интернет-журналах «Топос», «Сетевая Словесность», «Другие берега», где печатались писатели, живущие в Израиле, и об одесском альманахе научных статей и публицистики «Мория», в котором она является членом редколлегии.

Книга «Из первых уст» хорошо издана, обложку украшает графика Беллы Верниковой из цикла «На плоскости, в камне, в слове», на внутренних страницах представлены ее фотографии последних лет. Книга снабжена «Именным указателем», сносками и комментариями, содержащими обширный справочно-библиографический материал. Тираж 500 экз.

Как сообщается в аннотации:

«В книгу Б.Л.Верниковой вошли ее публикации 1999–2015 гг. в литературных, научных и научно-популярных журналах России, Украины, Израиля, США, Италии об одесских писателях 2-й половины XIX–XX – начала XXI вв. Сочетая историю литературы с рецептивной эстетикой с учетом стратегий восприятия поэзии, прозы, живописи и др. визуальных искусств (“визуальность в литературе проявляет ее иррациональность”), Белла Верникова утверждает ценность и значительность задержанного поколения одесских писателей, живущих сегодня в разных странах.

В собранных в книге эссе, научных статьях, интервью автор рассматривает различные компоненты одесского текста, обогащающие представление об одесской литературной традиции в рамках изучения городских и региональных текстов, намеченного в трудах В.Н. Топорова и Ю.М. Лотмана о петербургском тексте русской литературы. Следуя напутствию итальянского культуролога и писателя Умберто Эко, чтобы «наши научные исследования не были лишь достоянием библиотечной полки, а получили бы широкое распространение и пополнили собой современную культурную жизнь», Белла Верникова включает историко-литературные исследования, составившие основу ее диссертации (PhD, Еврейский университет в Иерусалиме, 2002) в современный литературный процесс».

Вошедшие в книгу «Из первых уст» публикации последних лет вызвали широкий читательский интерес при их появлении в периодике – это и эссе «Тесница-речка», «Шерлок Холмс, Ю.Лотман, У.Эко», «Летний сад» в журналах «Кольцо А», «Квадрига Аполлона», «Дерибасовская-Ришельевская», «Новая реальность»; и литературно-критические очерки «Одесса – Иерусалим. Из дневника писателя», «Без халтуры и без цензуры. Недавняя литературная история», «Новая текстология. Из дневника писателя» в журнале «Литературный Иерусалим», и статьи «Русско-еврейская литература: трактовки и классификации», «Пили все необычайно, ели как один», «Одесский текст: от Осипа Рабиновича к Юшкевичу и Жаботинскому» в журналах «Лехаим», «СловоWord», «Дерибасовская-Ришельевская».

Так, на сайте поэта и прозаика Ольги Ильницкой размещен отзыв о ее стихотворении об Осипе Мандельштаме – цитата из литературно-критического эссе Б.Верниковой, опубликованного ранее в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская»:

«Как известно, поражающие читателя откровения в поэзии и прозе, воспринимаемые сначала как перехлест, со временем становятся литературным достоянием.

В этом стихотворении художественное бесстрашие Ольги Ильницкой поразительно. При нашей общей любви к Мандельштаму и завороженности его поэзией она сумела просто сказать в стихах: “Осип, я тебя люблю”.

Это одно из немногих современных стихотворений, в которых актуализация женского начала открывает читателю общекультурное явление – силу и многозначность влияния на русскую поэзию последнего полувека замученного режимом поэта».               

                                                        Ефим Гаммер, поэт, прозаик

СКАЗЫ ЛИПЫ-САПОЖНИКА

 Липа Грузман «Такая она – жизнь…». изд. Лира, 2016 год

Со страниц повести предстанет перед вами и образ самого сказителя, и героя сказа – Иессы. Он, судя по всему, человек очень деятельный, неравнодушный, по-настоящему любящий Израиль, ненавидящий врагов своего народа, да и собственных еврейских идиотов, и с прямотой говорящий им в лицо всё, что он о них думает. Кого-то, может, это и покоробит. Но должен прямо сказать – никакой политкорректности в книге нет и в помине, здесь все вещи называются своими именами.

Но уверен, что в любом случае сказ иерусалимского свободного художника Иессы «…И снова была война» займёт достойное место в будущей летописи Второй ливанской войны. Первую же часть книги «Такая она – жизнь…» составляет повесть (или сказ) под названием «Кувырканные». От наших дней, от Второй ливанской войны перебрасывает Иесса мостик к годам Катастрофы, ко Второй мировой войне. Сказ этот – военная одиссея простой еврейской семьи Шнееров, беженцев из маленького латвийского городка Лудзы. В основу сказа Иессы легли попавшие к нему в руки мемуарные записи Ильи Шнеера, которому к началу войны было 13 лет. Илье, его брату Аарону-Алику, их родителям – Янкелю и Рейзл – с трудом удалось уцелеть на мучительном пути беженцев и добраться до русского старообрядческого села Крутец Горьковской области. Всех эвакуированных жители села называли «кувырканными», трогательно жалели их, опекали и, чем могли, помогали.

В сказовой, даже лубочной манере знакомит нас Иесса с реальной, полной драматизма историей жизни в эвакуации семейства Шнееров. «Кувырканным» нашим, видимо, выпал счастливый билет – так удачно, так добротно и благополучно устроились они в маленькой приволжской деревне, недалеко от Большого Болдино, благословенного пушкинского края. Недаром в повествовании звучит много волшебных пушкинских строк.

 С большой сердечностью показывает Иесса взаимоотношения жителей русской деревни и еврейских беженцев. Записки Ильи и сказ Иессы обрываются как раз на том месте, когда семья Шнееров, измученная дорогой на запад, обворованная до нитки, потерявшая памятные вещи и письма погибшего сына, добирается до родной Лудзы. А что же дальше, как сложилась судьба героя повествования Ильи, чьи записки и легли в основу сказа Иессы? Ответов на эти вопросы нет, и потому от повести остается явное ощущение недосказанности, незавершенности… Но все это – издержки начинающего писателя, которому страстно хочется высказаться, выговориться, припомнить все, что встретилось ему на неповторимом его жизненном пути, что волнует его живое еврейское сердце.

                                         Александр Баршай, поселение Элазар