Часы идут. Часы стучат «тик-так». Стихотворения

*  *  *

Часы идут. Часы стучат  «тик-так»,

Озвучивая комнатный хай-тек.

И снова время замедляет шаг,

И снова время замедляет бег.

И прошлого, конечно, не вернуть,

Но вот, зеркальной вечности глоток,

И вновь мгновения скользят как ртуть

Или сквозь кровь проходят словно ток.

И бьется пульс в запястьях тонких рук –

То вдохновенья медленный улов.

И бьется сердце в ожиданье слов,

Еще неслышных, словно ультразвук.

Божественный еще неведом план,

И кто-то глух, и кто-то просто нем,

И ночь черна, она чернее, чем

В гадальных зеркалах обсидиан.

И там, где время завершает круг,

Из римских цифр – сияющий овал.

Но маленький блестящий ноутбук

Черней обсидиановых зеркал.

*  *  *

Вечер перестает быть «томным»...

Он становится двухтомным, трехтомным,

Многотомным, как Эфрон и Брокгауз,

Полон слов и ослепительных пауз.

Вечер перестает быть темным.

Он сияет электричеством комнат,

Говорит на электрическом сленге,

Перебрав все смысловые оттенки.

На жаргоне городского неона,

На «арго» из эсэмэсок смартфона.

На сияющей латинице WEBа

Объясняет мне, как пишется NEBO,

Иль расскажет что-нибудь про ZEMNOE.

Но не знаю, что случилось со мною...

Я гляжу в себя, но это не тема.

И не вижу ни огня, ни тотема.

*  *  *

Споткнуться о тень. Поцеловать привиденье.

Фантом приголубить. О призрак щекой потереться.

Но ангел-хранитель, похоже, теряет терпенье:

Когда же закончится это бесстрашное детство?

Очаг нарисованный станет холстом раскаленным,

Сиреневой ведьмой – родная до боли Мальвина.

А роза ветров расцветает в пространстве слоеном,

Где кто-то уже обретает свою половину...

ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ ЧЕРНОГО ЗЕРКАЛА»

Смерть совсем рядом. Она ходит кругами.
Вышивает крестиком. Делает оригами
Из писем прощальных. На ней – то фата, то траур.
Ей тысячи лет. Она – серьезная фрау!

Она говорит: «Tod. Тот, кто пойдет со мною
Узнает небесное и позабудет земное...»
Играет на флейте в парчовом халате факира,
И чтобы ее не встретить, вы отдадите полмира.

Но она помечает фатальный рейс самолета.
Она то печальна, то весела отчего-то.
То светом тоннеля ведет, то сумраком коридора.
Глаза ее пепел и лед. Она – роковая сеньора!

В руке у нее то стилет, то дивная «аква тофана».
Ей тысячи лет, она одевается странно.
Стоит одиноко в холодном тумане перрона,
И сбиты ее каблуки, и алмазна корона.

И там, где у крови горячечный привкус металла,
Проходит незримо с улыбкой надменно-усталой,
С улыбкой знакомой до боли, с улыбкой спокойной...
Ей надо успеть на все безрассудные войны.

ETERNITY 

Как это странно звучит: «На своем веку...»,

Если уже позади – тысяча лет.

Море колышется, как ледяной шербет,

Как серебристый от снега рахат-лукум.

Сахарной пудры и серебристого льда,

Видимо, мало, и в сердце живет неуют.

Не беспокойся. Так и бывает, когда

Вечность тебе на десерт подают.

ЛЕОПОЛИС

Когда-нибудь всё позабуду, но пока еще помню –

Голубей Варшавского вокзала,

Полдень на Иерусалимской Аллее,

«Дзенькуэ бардзо!» и «Откуда Вы, пани?»,

Светящуюся ночную дорогу

И солнечный свет Леополиса...

Когда-нибудь всё позабуду, но пока еще  помню –

Облака над  Доминиканским собором,

Чайные свечи на бронзовой толстой решетке,

Пламя, зажженное пред Господом,

Время осенних свадеб, любви и молитвы...

Я снова здесь. И всё на своих местах

По-прежнему.  И любовь. И сентябрь. И король Данило.

И подземные реки, и золотой аромат кофеен.

И несгораемые манускрипты «книгарен». И одиночество.

Но вчера меня настигло странное чувство,

Плотное, словно сияние, –

Ощущение собственного бессмертия.

(Не странно ли: ни любви, ни войне

Бессмертье не нужно ?..)

Я не знала, что с этим делать,

Лишь поняла, что есть города, в которых...

Воздух осени нежен, звенит

То старинной музыкальной  шкатулкой,

То детским голосом,

То полуразбитым трамваем.

Куда ведут эти рельсы? К церкви Снежной Марии?

Высокому Замку? Месту несбывшегося свидания?

Мне уже не узнать. Но я помню, помню,

Я все еще помню, а может, вовек не забуду,

Ибо так властно струятся во мне

Две крови королевского Львова,

Что дзэнькуэ бардзо. Что будь ласка, Господь!

Не оставь свою девочку...

Память причудлива и прозрачна

И подобна подземной реке,

Небу над Доминиканским,

Орхидеям в вечерних окнах.

Кто-то исписал ставни 

Словами Рабиндраната Тагора:

«Не бойся мгновений, так поет голос вечности...»

Никогда не умела, Господь,      

Читать Твои Знаки...

Но  все же... я  помню, помню,

Помню, что я – бессмертна.

*  *  *

Качается маятник – «альфа-омега»,

Сгорает дневник неизвестного мага.

Но что-то случится до первого снега,

Какое-то зло переплавится в благо.

Внутри алхимических этих жаровен

Возникнет какая-то новая сила.

Пусть губы прошепчут, что час был неровен,

И времени мало, и сил не хватило.

Но маятник, маятник! Альфа-омега.

Пронзительный свет и нездешняя тяга.

И что-то случится до первого  снега,

И золотом огненным вспыхнет бумага.

*   *   *

«Каждой твари по паре» – мне говорит Зазеркалье.

Бесконечное «Я» собирает толпу отражений.

И незримый ковчег, что плывет в зазеркальные дали,

Подбирает меня и со мной продолжает  движенье.

Только небо и ночь, и цитата из позднего Канта.

Только жизнь – беззвездна, и нет в ней святого закона.

А незримый ковчег говорит на своем эсперанто...

Вот и райская птица уже понимает дракона.

*   *   *

Спорить с Небом – заплатить дороже,

Что бы там тебе ни говорили...

Был огнем под золотистой кожей,

Станешь горсткой говорящей пыли.

Страшно или нет, уже не знаю,

Знаю только – не дано иного.

Но душа – забытая Даная –

От дождя проснется золотого.