На дороге подвесной. Стихотворения

***

Мишке Чернику

На дороге подвесной

среди зелени и сини

в зачарованной корзине

пролетая над весной

умножающие скорбь

дуралеи-книгочеи

за борт выбросили скарб:

нет печали у качели

день уходит налегке

стихли шорохи и стуки

две дурацкие свистульки

в поднебесном кулачке.

***
нота дута-дута — и выдута

дальше парковая труба остаётся пустой

есть дыханье, но нет ему выхода

скоро будет ноябрь, забвение, сухостой,

бурелом.

парк уже почти непрогляден, мостки его шатки

только девушка с вечным веслом

продолжает грести в направлении летней площадки.

***

в полутьме дороги изгиб будто вбок отведённый локоть

как легко тебя откидывает на нём

покориться дороге — присесть на вселенскую лопасть

беспечальной песчинкой минуя спуск и подъём.

свои саночки к старшим саням привяжешь, заскачут копытца,

понесут до нездешних земель.

как легко на отлёте, на локте судьбы забыться

будь что дунет, а дунет — метель.

***

В движенье мельник жизнь ведёт, в движе-,

Он крыльями частит, зерно меля,

И видит, как в немолчном галдеже

Вершится каждый миг полёт шмеля:

Как тяжело тяжеловоз везёт,

Как стрекоза вослед ему легка,

И ветка вбок растёт, и горизонт

Круглится в ожидании витка.

***
белой ночи пустая колоннада

человек стоит без тени невысок

выйдет месяц, спросит: кого надо?

и назад — во считалку — скок.

выйдет баржа из-под моста, моргая

не проспавшись, из темени в туман

у неё за спиной гудит другая

говорит расходиться по домам.

***

Вослед черепахе-телесности мчится словесность,

пытаясь догнать-перегнать эту мать-перемать,

премудрое имя спешит на предмете повиснуть,

чтоб мир сковородкой поймать.

Ан

нет.

***

Памяти стружки, сухие соцветья,

звуки оттаявшие из рожка:

что бы тогда изменилось, ответь я

как-то иначе, не дрогни строка?

Раз леденец у былого похитишь —

век перекатываешь во рту.

Памяти лёгкий, выцветший Китеж

глубже и глубже со мной на борту.

***

Воздух — что время: то сжат, то раздут.

Контуры сна из него растут,

звука пружины ждут,

в шаге отсюда клубится мгла;

чтоб развернуться, ищет угла

случай, скрученный в жгут.

Воздух — ячейки ничейных сот,

сам он не знает, куда занесёт

беглую белку в прыжке,

сколько стоячих, сидячих мест

или: какой запечатан жест

в каждом его вершке.

***

На дворе — пробуждение кнопочек-почек

и уборка сухой рукописной листвы.

Вот и почерк уже еле виден, как копчик:

недоотмершие хвосты.

Кто кому виноват, если век разучился

от руки закручивать вензеля,

на полях выцарапывать тайные числа,

самого себя веселя.

За ненадобностью, как несжатый колос,

на корню засыхает кудрявый пустяк,

отнимается почерк и глохнет голос

на безумных таких скоростях.

А в моей-то чернильнице вечно лилово,

что плеснули однажды, то и раздам:

вот, рисую по памяти длинное слово,

отсылаю Вам по складам

***

                         Ане Глазовой и Саше Протягу

Вот из дупла, как будто смола,

проистекают слова ствола;

молча, сосредоточась,

вглубь идет древоточец.

Сверху звенит, как котёл без дна,

дня раскаленная голубизна,

снизу ровной основой

стелется гул сосновый.

***

слова перестали спасать, и тетрадь

бессильна, как вся королевская рать

дырявый мирок на плаву удержать

более не дано

поскольку увы на поверхность беды

всплывает лишь то, что легче беды

слова тяжелее, и их следы

ведут на самое дно.

***

окоём напоён покоем,

вечный свет гнездится в глазу

облака идут, широко им,

и холмы пасутся внизу,

и воздушный шар над долиной

проплывает, пустой и ничей,

и пылает, неопалимый,

дальний лес, как стая свечей.  

Львов

По крепко заваренной улице — вверх,

где громоздится на веке век,

она же струится среди

своих деревянных и каменных вех,

у времени на груди.

По крученой улице — вверх и вперёд,

покуда она сама не замрёт,

как ящерка в летнем луче —

взовьётся и ляжет её поворот

у времени на плече.