Артур Кангин

Дядя Сэм. Черная курица. Шагреневая кожа. Рассказы

ДЯДЯ СЭМ

 

1.

К нам в гости приезжает дядя Сэм. Ни больше, ни меньше. Из Чикаго. А в России, ой-ой, всё смутно, не весело. Огненное кольцо пятой колонны сжимается на горле Руси, поднявшейся только что с колен. И вот, суки, набросились. Подгадали минуту. Могильщики хреновы.

– Да кто же это такой… дядя Сэм? – попыхивая сигаретой «Друг», спросил я свою жену, Елизавету.

– Родной брат моей мамки. Он уж, чай, сорок лет живет в Штатах.

– Ты его видела?

– В детстве.

– И чем занимается в своем Чикаго? Грабит банки?

– Толкает направо-налево биодобавки. Зверобой, ромашка, волчья ягода, боярышник, кажется, пустырник…

– Волчья ягода, говоришь… И зачем к нам?

– Испытать на прочность свой бизнес в период русского кризиса, – Лиза потягивается, зевает, трет себе уши: – Милый, я сейчас ударю по кофею, а потом за комп. В понедельник надо сдавать «Апостола».

– Не надоело лабать мыло?

– Это вовсе не мыло! На патриотическом канале сериал имеет второй после новостей рейтинг.

Легкой походкой бывшей балерины Лиза идет на кухню. Да, годы ее не берут! Это, если смотреть со спины. Спереди же не помешала бы пара-тройка подтяжек. Я уж молчу о себе. Мне хоть пришивай новую голову. Обрюзг, постарел, хоть сейчас в крематорий.

Я ощущаю необыкновенный прилив желчи, кричу жене в спину:

–Знаю я, как делаются эти рейтинги! Дурилка для идиотов. Не обольщайся.

Лиза парирует с кухни:

– Отзынь, а?!

– Сама отзынь…

Вот она супружеская жизнь! Никакого счастья. Горечь.

Жена появляется с ароматным кофе, старые запасы поджаренного зерна, сделали еще до сатанинских санкций.

– Милый, тебе нечем заняться? Иди и готовься к своей товарно-сырьевой бирже. Ты же у нас крупный маклер.

– Ты хоть покажи фейс этого дяди. Кстати, Сэм – его настоящее имя?

– Конечно, нет. В СССР он был Сергеем Ивановичем. Фотка есть в гугле.

Тут в дверь звонок.

Кто в такую рань? На часах 09.05!

После наката вражьего мира прислугу мы отпустили. Приходится самому исполнять лакейские функции.

Подхожу, открываю.

На пороге, улыбаясь от уха до уха, стоит лысый гражданин невысокого роста. За щуплыми его плечами пятнистый военизированный рюкзак.

– Чего надо? – хмурюсь.

– Анатолий Васильевич?

– А ты кто такой?

– Я – дядя Сэм! Не пригласишь в дом? Где моя племянница Лиза?

– Вот она я! – по-балетному легко выбегает Елизавета. – Вы прямо, как снег на голову. Так внезапно.

– Горящий тур. Хоть и миллионер, экономлю центы.

 

2.

Мир полон чудес. Дядя Сэм оказался еще большим патриотом, нежели Лиза.

– Поймите, ребятки, – дядя намазывал на ситную булку толстый слой сливочного масла, – СССР – это потерянный рай. Ах, какая была возможность построить счастливую жизнь! Не вышло… А все почему?

– Дядя Сэм такой милый! – хлопочет у плиты Елизавета.

– Оставьте сюсюканье! – взрываюсь я. – Если в СССР был Эдем, чего сбежали? Вот и сидели бы до гробовой доски у пионерского костра, пели про паровоз и пыльные комиссарские шлемы.

– Толик. Дорогой… – интеллигентно сначала прожевал, потом заговорил вояжер. – Я удрал от ужаса предчувствия тектонического сдвига. Знаешь, как собаки воют накануне землетрясения, ну и я так. Ноздрями чуял русскую дерьмократию.

– Дядюшка, – подсаживается к нам за стол Лиза, – а ты, как приехал в Штаты, сразу стал акулой капитализма?

– Как бы ни так! Сначала работал кочегаром в котельной. Потом выгуливал слюнявых мопсов. Всякое было… Порой спал на садовых скамейках, укрывшись газетой «Эхо Чикаго». Доедал биг-мак из урн. А затем озарило, хочешь разбогатеть – помогай людям. С нуля создал фирму биодобавок «Sunny». И дело пошло.

– А стартовый капитал? – подмигиваю я.

– М-да… Пару тысчонок баксов мне подкинул нигер Джо, наркодиллер.

– С какого бодуна? – недоуменно кусаю я губы.

– Я научил его игре в русские шахматы. Я же кандидат в мастера. Вы не знали?

– А зачем к нам? – упрямо талдычу я. – Бизнес сейчас в Раше сжимается, как шагреневая кожа.

– Жизнь – это зебра. Черная полоска, потом белая. Важно подгадать момент. Ой, вы не знаете, чем я торгую. Одно «Королевское желе» чего стоит? А маточное молочко чикагских пчел? Пальчики оближешь! И заодно вылечишь почки-печень!

– Дядя, а смотрел ли ты мой сериал «Апостол»? – сомнабулически улыбается Елизавета.

– Ага… – дядя промокнул салфеткой розовую плешь. – И он мне категорически не понравился. Точнее, очень понравился. Но есть тонкости.

– Детализируй, плиз, – темнеет супруга.

– Лизанька, родная, СССР ты воссоздаешь поразительно живо. Немного приукрашиваешь, конечно, лакируешь, да это ничего. А плохо то, что у тебя повсюду сквозит мысль, будто нынешняя Россия – это СССР 2.0. А вот это натяжка! Притянуто за уши. Причем ослиные!

– Согласен! – бью я кулаком по столу. – Сериал «Апостол» – картонная дурилка для идиотов. А ведь телепузики хавают!

– Хам! – вскрикивает жена.

– Пойду-ка я к своему «Королевскому желе», – покряхтывая, встает дядя. – Возраст у меня почти Мафусаиловский. Надо беречься.

– Дядя, поддержите меня, – Лиза хватает Сэма за локоть.

– У меня от вашей пикировки потянуло мышцу. Сердечную. Без «Королевского желе» мне кирдык, если говорить по-немецки, алес.

 

3.

Дядю Сэма избили. В подземном переходе у храма Христа Спасителя. Отобрали портмоне, паспорт гражданина США, долго дербанили ногами по животу, сломали третье ребро. На лице Сергея Иваныча расцвели лиловые пятна.

– И как это вы там оказались в час ночи? – щека моя нервозно подергивалась.

– Драгоценный дядя, – целовала дядю в макушку племянница.

– Друзья мои, – дрожащими губами говорил Сэм, – я хотел понастальгировать в этом месте. Там когда-то был чудный бассейн. Я ведь мастер спорта по плаванию. Не важно! Именно там я целовался со своей первой любовью, черноглазой Настей Мотовиловой.

– В портмоне было много?.. – щурюсь я.

– Ерунда! Долларов триста. Вот паспорт жалко. Хотя в посольстве мне его, конечно, восстановят. Однако я поражен, как в нынешней России ненавидят американцев!

– А как тебя вычислили? – ласкалась к дяде Лиза.

– Я сдуру запел в переходе песню Битлз «Yesterday». С американским проносном. Ну и те двое, в майках с накаченным Путиным, на меня набросились.

– Прямо так? С кондачка? Без вопросов? – уточняю я.

– Нет, один, рыжий, щербатый, меня спрашивает, мол, ты пиндос, что ли? А я на беду свою отвечаю: «Из Чикаго!» Тут завертелось…

Я сжал в руке кухонный нож:

– Надо обратиться в полицию!

– Пустое… Кто будет защищать пришельца из враждебной страны? Только «Королевское желе» меня поставит на ноги.

– Как же ты добрался до нас без копейки? – всхлипнула Лиза.

– Раскрою секрет. Маленькую тайну. Под каблук левого ботинка я спрятал зеленый косарь.

– Дядя! – встал я во весь свой гренадерский рост, хрустнул как-то сразу всеми суставами. – Я – знаменитый маклер. Связи огромны. Могу устроить вас в клинику Вишневского или в саму Кремлевку.

– Не беспокойся. Товары фирмы «Sunny» меня поднимут.

 

4.

Дядя достал свои ветхие записные книжки, стал обзванивать корешей, с надеждой продать «Королевское желе» и прочие панацеи. Увы, большинство корешков оказалось уже в мире ином, где никакое желе не поможет.

Живым оказался телефон Насти Мотовиловой. Той самой, кою он лобзал у бассейна «Москва», где сейчас храм Спасителя.

Сэм возбужденно потирал волосатые руки:

– Даме – 60 годков, а голос ее полон огня. Пионерского огня. Она к нам через полчаса приедет.

Настя примчалась на мощном мотоцикле без глушителя. От рева задрожали стены, чуть с дребезгом не вылетели стекла окон.

Входит.

Небольшого росточка. Плотная. Вся в черной коже с молниями. Черные глаза. В морковный цвет крашеные волосы.

– Настя, ты не изменилась! – взревел дядя.

– Хорош брехать. Ну, здравствуй, заморский бродяга. Фингал у тебя о-го-го.

– Я же тебе рассказывал.

– Об этом потом. Приглашайте к столу. Чай, не басурмане.

– Камин разожжен! – вскрикнул я.

– Есть вино «Тамань»! – подхватила супруга.

– Я же за рулем. Впрочем, с ментами дружу. Ведите! Наливайте!

Настя Мотовилова, Анастасия Егоровна, оказалась лидером одного из подразделений «Ночных волков». Вся жизнь ее проходила в седле супербайка.

– Вы будете смеяться, – с тонкой улыбкой рассказывала ночная волчица, – но однажды в седле своего «Хаммера» я чуть не родила. Благо, роддом оказался рядом.

– Ребенок от меня? – опустил голову Сэм.

– Ты чего? Было это пару лет назад. Варьку теперь воспитывает моя тетка в Саратове. А подонков мы этих найдем. Говоришь, постанывали от наслаждения, когда тебя били.

– С каким-то садистским всхлипом.

– Серега, постой. А не разделяешь ли ты позиция Госдепа по поводу антироссийских санкций?

– Конечно, не разделяю. Видишь, приехал к вам. Именно здесь хочу расширять свой бизнес. Америка уже сидит в печенках.

– Тогда нормально. Мы их отыщем. Хоть в сортире. Размажем по стенке. Ты и представить себе не можешь, какие замечательные ребята есть среди «Ночных волков».

 

5.

Все в гематомах, в  московской грязи, с ужасом в багровых очах, чувачки были притащены к нам.

– Ну и что будем делать? – лукаво подмигнула Настёна. – Закатаем в асфальт? Или скормим крокодилам в зоопарке на Баррикадной?

– Ребятушки, я же вас знаю! – всплеснула руками моя жена. – Вы же актеры Васильев и Петров. Играете в моем сериале. Причем роли у вас сугубо положительные. Не курите, не пьете. Мечтаете поступить в семинарию.

– Все это так… – произнес лысый Петров. – Но из-за америкосов наш «Патриотический канал» в глубоком минусе.

– Не правда!

– Нет, это правда… – сглотнул кровавую юшку кудрявый Васильев. – Гонорары нам срезали ровно в три раза. А детей кормить надо? Жену? Любовницу?

– У меня еще ипотека на квартиру, – нервно зевнул Петров.

– Мы же не знали, что этого пиндоса крышуют сами «Ночные волки», – простонал Васильев.

– Экая мразь! – сплюнула Анастасия, кожанка ее, вся в серебристых молниях, затрещала. – Сэм, сколько они у тебя изъяли бала? Вернут вдесятеро.

– Да что я – нехристь! – взвился дядя. – Подонков нашли, они повинились. Ведь повинились?

– Прости нас, дядя Сэм! – хором вскрикнули Васильев-Петров.

– Вот и ладушки. И я их прощаю. Я даже готов этим стервецам подарить по баночке «Королевского желе». Оно живенько их поставит на ноги.

– Добро должно быть с кулаками! – посуровела волчица.

– Добро и есть добро. Какие кулаки? Котлеты и мухи отдельно.

Дядя мотнул за желе.

– Он все такой же, – усмехнулась Настя. – Гуманист до мозга костей. Лев Толстой. Ганди. Таким хорошо только в Америке.

Лицедеи получили по баночке «Королевского желе», ретировались.

– А не перекусить ли нам? – вспомнил я.

– Пельмешки без спешки! – улыбнулась супруга.

– Я на диете! – выдвинула подбородок Настя. – Седло мотоцикла не выдержит жиртрест. Себя надо держать в узде, в форме.

– Где и как ты отловила хануриков? – дядя Сэм обнял Настю.

– В «Чайхане» на Баррикадной. У нас тесная связь с мафией. Хотя душегубство мы не приветствуем.

 

6.

Тут подоспела дружба с Америкой.

Да что дружба? Просто не разлей вода.

Казалось бы, совсем недавно президент РФ называл США анусом Вельзевула. А теперь: мы всегда сражались в одних окопах.

– Что происходит? – ожесточенно растирал я виски. Страшно ломило голову.

– Возобладал здравый смысл, – ухмыльнулся дядя Сэм. – Тебе же известно, что все свои барыши русская элита хранит в американских банках?

– Следующий год объявлен в России годом Америки! – крикнула с кухни Лиза. – А сериал наш «Апостол» закрывают. Хотят замутить что-то новенькое, о нерушимой дружбе русских и пиндосов.

– Чего кричишь? Иди к нам! – поморщился я. – Дядя Сэм, дайте мне что-нибудь от головы.

– «Королевское желе», сынок, тебя поставит на ноги.

Подошла Лиза, чмокнула меня в щеку:

– Как же хорошо, что у нас гостит дядя.

– Кто спорит! Кстати, дела на моей товарно-сырьевой бирже пошли тип-топ. Барыши царские. Через месяц-другой сможем себе прикупить апартаменты в Чикаго. Чтобы всегда быть с дядей рядом.

– Толик, я тебя люблю! – вскрикнула Лиза. – А ведь дядя Сэм хочет получить гражданство России.

– Как так? – вылупил я глаза.

– А вот так! – фертом стал дядя. – В субботу мы расписываемся с Настей Мотовиловой в Хамовническом загсе. Сами знаете, седина в бороду, бес в ребро.

– Замечательно… – пробормотал я. – Анастасия Егоровна, надеюсь, завяжет с антиамериканскими волками?

– Зачем? Волки теперь горой за Америку. Они же всегда в тренде-бренде. А о старом, как говорится на Руси, кто вспомянет, тому глаз вон.

Тут в дверь звонок.

На пороге – Настя, вся в серебряных молниях.

– Ребятушки! Козлятушки! Быстренько собирайтесь! Сейчас вас «Ночные волки» доставят в новый ресторан на Арбате.

– Какой ресторан-то? – хохочет дядя Сэм. – Скажи им.

– «Москва – Чикаго». Только что открыли. Сам президент РФ перерезал алую ленточку.

 

 


ЧЁРНАЯ КУРИЦА

 

1.

Слава пошел на прием к психоаналитику, Алексею Гопкину.

– Жалуйся! – со сдержанной улыбкой разрешил гуру, суровый такой мужчина с большим носом.

– Да что говорить?! Опостылела жизнь. Жена Людмила, она же Люси. Всё требует новые тряпки, на даче строит заборы, выводит бородавки, а на меня ноль внимания. Доктор, Хоть в петлю.

– Подробности.

– Нет, внимание она на меня обращает. Только в каком плане? Мол, дожил до седин, а работаешь чмошным охранником в автосервисе. А я не виноват! Я токарь шестого разряда. А где мой завод? Сгинул! Вместо него построили небоскреб для отмыва бабла.

Мастер психологического анализа скрестил мускулистые руки:

– Запомни, парень, человечество делится на три группы. Жертва, насильник и спаситель. Спаситель же, увы, на определенном этапе легко может стать насильником.

– И чего?

– В твоих пенатах Люси – явный насильник. Ты жертва. Поэтому у тебя и возникают мысли о суициде.

– Мне пожить бы еще…

– Вот! Чтобы выскочить из своего поганого имиджа, ты должен для кого-то стать спасителем.

– Для кого? От кого?

– Этого я, братишка, не знаю.

 

2.

Мозгоправ как в воду глядел.

Вернулся Славик домой, а Люси в одной руке держит его любимую курицу, Чернушку, в другой же у нее сталью отблескивает топор.

– Чего задумала? – Славик перекатил желваки.

– За лето эта сволочь не снесла ни одного яйца. Кудахчет на рубль, несется на копейку. Я приговариваю ее к смерти.

– Не замай птичку! – вырвал из рук супруги Чернушку и даровал ей жизнь.

Курица метнулась к забору, проскочила в щель, зацокала коготками к ближайшему березняку.

Уши Люси налились кровью:

– Охренел, олух!

– Насильница ты, Люси! Фашистка!

Жена замахнулась топором, Славик перехватил оружие, отбросил его в сторону, сплюнул:

– А я, выходит, спаситель.

Люси зарыдала:

– Всю жизнь пустил под откос. Мерзавец! Чмокша!

– Ты меня на жалость не возьмешь. Утри слезы.

Славик пошел на задний двор, полежать в гамаке, посмотреть на бездонное небо, что князь Болконский.

– Чокнутый! – взвизгнула ему в спину супруга. – Бабу, наверно, завел. Шалашочку!

– Ага! Черную курицу…

Славик эдаким крендебобелем развалился в гамаке, впился пытливым взглядом в молчаливое небо. Есть ли Бог? Нет его?

Тут из-за ближайшей сосны выходит Чернушка и говорит отчетливым человечьим голосом:

– Пойдем-ка со мной.

 

3.

Слава, что греха таить, не привык слышать бойкую речь курицы. Как-то обмяк. До обморока. Курица же довольно чувствительно клюнула его в ногу.

– Встань и иди!

– Куда?

– За мной.

Чернуха бежала так споро, что Славик еле за ней поспевал, перепрыгивая через корни сосен.

Добежали до солнечной опушки. А там дуб. И какой дуб?! В десять охватов. Исполин! Чудо природы. А в стволе дуба расщелина, будто дверь.

– Сюда! – приказала Чернушка.

Славик глянул в расщелину. Остро пахло древесной трухой, винной влагой. Протянул ногу, хотел прощупать настил. И… провалился, низвергся в черную бездну.

Обрел себя в ароматной копне сена. Все вспомнил. Братцы мои! Откуда в подземном царстве сено? Тут же нет солнца. А почему светло? Славик покрутил головой. Рядом с ним стоял 50-летний дядька. С пузиком. Коротышка. В каком-то, будто в театральном, царском камзоле, с позументами, с медными пуговицами.

– Ты кто? Где я? – шепотом спросил Слава.

Дядька шаркнул ножкой:

– Позвольте представиться, министр юстиции, Федор Борисович Чернышев.

– Министр?

– Подземного царства кур. И петухов, конечно.

Потрескивая как-то сразу всеми суставами, Славик встал. На две головы он оказался выше министра.

– Вы кого-то мне напоминаете…

– Ну да… Я и есть та Чернушка.

– Бред! У вас пол не тот. Не те хромосомы.

– Довольно лясы точить. Пойдем к моему королю. За моё спасение он тебе воздаст сторицей. А насчет моего пола не заморачивайся. Главного глазами не увидишь. Зорко одно лишь сердце. Конец цитаты.

– «Маленький принц»?

– А ты начитанный…

 

4.

Итак, во дворец! Конечно, канделябры. Витые свечи. Лощеный паркет. Царедворцы.

Вышел король.

Он оказался под стать Чернухе, ну на вершок повыше. В черном велюровом камзоле с золотыми пуговицами. А на пуговицах тисненый петух в короне.

Все царедворцы склонили головы.

Тихо так, что и муху слыхать. Однако, какие в подземелье мухи?

– Я сопли не буду жевать! – тихо произнес самодержец. – Ты спас Чернышева. Проси что хошь.

Вячеслав опешил. Чего просить-то? Вроде всё есть? Супруга только нет того… Хотя супругу, как родину, не выбирают…

– Ну? – грозно щурится куриный царь и бог.

Святые угодники! Старцы-заступники! Как этот куриный бог смахивает на бога земного, президента РФ, Юрия Абрамкина. Только суше, ниже. А лысина чуть обширней.

– Хочу пойти в гору! – с хрипотцой брякнул Слава.

– Стать альпинистом, что ли? – опешил царь-государь.

– Хочу трудиться в администрации президента. Играть, так сказать, первую скрипку.

– Ну и дела!

Царь сунул руку в карман камзола, достал что-то махонькое.

– Держи! Это конопляное зерно. Не потеряй. Пока оно с тобой, желание будет исполняться.

Вячеслав с недоумением взял крупинку.

– И еще! – грозно произнес царь. – О нас – ни словечка! Даже под пыткой. А скажешь – нам придется уйти. А семечко утратит свою силу. Ты свободен! Пока… Царское тебе чмоки-чмоки.

 

5.

Вернулся Славик домой. Всё как прежде. То же небо, опять голубое. Жена смотрит мыльный сериал «Надежда умирает последней». У дощатого забора пасутся безмозглые куры. Чернушки, кажется, нет.

Слава достал конопляное зернышко, рассмотрел под лупой. Обыкновенное зерно, не более того. Но и не менее.

– Люси, пожрать бы чего! – крикнул Слава.

– В холодильнике пельмени. Не отобрал бы Чернушку, хлебал бы наваристый суп.

Славик угрюмо двинул к холодильнику «Саратов».

Тут возле дома взвизгнули шины машин, в комнату ворвались пятнистые спецназовцы, в масках, бронежилетах.

Цап-царап Вячеслава Ивановича за цугундер, за шкирку, и с собой, в автозак.

– Проворовался, подлец! – гаркнула ему в спину супруга.

Нет, не годится Люси на роль жены декабриста. Пошлая душа! Все грезит о солнечном пляже Каира. О халявном шведском столе. Давно уже меж ним и супругой черная дыра непонимания. Нет синхронизма. Это, если ссылаться на Карла Юнга. Да и поэзии нет. Одна бытовуха. Вся дрянь, требуха наружу.

Бог ей судья…

Куда же его ведут?

И где конопляное семечко? Здесь, у сердца. Завернуто в клочок газеты «Аргументы и факты».

 

6.

Волкодавы доставили Славика прям пред светлы очи президента РФ, Юрия Абрамкина. Да что доставили, просто шваркнули под государевы ноги.

– Зачем же так? – изумился Абрамкин. – Он же наше всё! Надежда и опора. Не лиходей какой. Впрочем, пошли, дураки, вон!

Спецназовцы, понурившись, громыхая пудовыми сапогами, ретировались.

Остался Слава тет-а-тет с Абрамкиным.

– Вот ты какой! – продолжал изумляться президент. – Неказист! Дай-ка я тебе сниму наручники. Ну что ты будешь делать с этой кровавой гэбней?! Сатрапы! Бестии! Любой приказ мой доводят до дьявольского абсурда.

Слава понурясь сидел в кожаном кресле, будто воды в рот набрал. Абрамкина он видел только по телеку. А тут как живой! То есть, живой, в натуре. Наручники ему стальным ключиком расстегнул, ножные кандалы снял. Передвигается стремительно, обдавая ароматом элитного одеколона «Шипр». Или «Красная Москва»? Нет, все-таки «Шипр».

– Мне бы попить… – пробормотал Славик.

– Лакеи! – звучно хлопнул в ладоши Абрамкин.

Сразу вбежал сонм лакеев. Десятки стаканов, бокалов, мензурок Славе протянуто. А в них и ключевая вода, и кефир, и «Боржоми», и компот, огуречный рассол, и даже лимонад «Буратино».

– Только воды! – выпучил Слава голубые очи.

Президент РФ отыскал ему хрустальный бокал с родниковой водой. Сам протянул. Заметил:

– Придется, Вячеслав Иванович, послужить царю и отечеству.

– Разве я против?

 

7.

Здесь выяснилось следующее обстоятельство. К мозгоправу Алексею Бенедиктовичу Гопкину наведывался и сам президент. Именно психоаналитик и призвал Абрамкина вытащить Славика из его дремучего уголка. Мол, он, как матрица, отражает все чаяния русского народа. К тому же, у него комплекс жертвы, как у подавляющего числа русаков.

Ну и пошло-поехало. Звонок на Лубянку. Кованые каблуки. Кровавая гэбня. О дальнейшем вы в курсе. Все было исполнено в служебном экстазе, «Полет шмеля» да и только.

– Славик, а скажи мне, что такое правда? – щурился президент.

– Какая правда?

– Сермяжная. Извини за грубость, правда-матка, – энергично, с некоторым подергиванием икр, ходил по сводчатому кремлевскому залу Абрамкин.

– Воруют…

– Банально! Я говорю о правде в самом высоком смысле. В высшем, мать ее, градусе.

– Даже не знаю…

– А ты подумай! Подключай серое вещество. Значит, так! Перед тем как подписывать, каждый свой Указ буду приносить тебе. На вычитку. Не прогонишь?

– Где уж мне!

– Будешь моим консультантом. Так сказать, человек из толпы.

– Рад стараться…

Президент РФ крепко, с какой-то даже волчьей хваткой, сжал его плечо:

– А об имидже жертвы забудь. Пустое! В России уважают только силу. Если ты на коне, тебе все прощают. Хоть отрывай, кому хошь, головы.

– Да я в курсе.

– Иди, брат, к себе. Лакеи проводят. Пять минут общаюсь, а уж до чёртиков надоел. Задушил бы! Прав собака-мозгоправ, меж мной и нардом – пропасть.

 

8.

С улыбками и лакейскими ужимками Вячеслав Иванович Мордовцев был доставлен по новому адресу, Сметанный переулок, 15. Квартирища с несчетным числом комнат, крикнешь что-нибудь матерное, эхо с полчаса гуляет по великолепным залам.

Входит он в дарованную жилплощадь, а там, здрасти-пожалуйста, сидит, энергично скрестив длинные ноги, А.Б. Гопкин.

– Салют! – тихо произнес Вячеслав, а сам в кармане щупает конопляное семечко. Откуда этот внезапный поворот судьбы? От черной курицы? Или от психоаналитика, пропитанного до мозга костей бормотанием Фрейда и Юнга?

– Заглянул на огонек, – мускулисто встал с пуфика Гопкин. – Хотя, в народе говорят, нежданный гость хуже татарина.

– Вы татарин?

– Плоть от плоти русак. Скажите, как вы расцениваете сей поворот судьбы?

– Скорее всего, это черная курица.

– Черная?

– Это так… Шутка.

– Я бы от курятинки не отказался… Ну, так как вы расцениваете?

– Рад, конечно. Все внезапно. Сумбур вместо музыки. Волшебный хаос.

– Утрясется, – психоаналитик нежно, почти по-отцовски, обнял Славу. – И помните, из сектора жертвы вы вышли. Прямая дорога стать тотальным спасителем. Только не забывайте, спаситель на определенном этапе легко может превратиться в насильника. В маньяка даже.

 

9.

И стал Слава президентским консультантом. Юрий Абрамкин ему каждый свой высочайший Указ тащит, трепетно спрашивает мнение, резюме, то есть.

Поначалу г-н Мордовцев робел. Что он может советовать? У него же нет должного образования, широты и глубины культуры.

– А у моего народа широта и глубина есть?! – возмущенно взвизгивал Абрамкин. – Сплошь идиоты! Я тебя из твоего затхлого уголка изъял на божий свет именно за твою узость. Давай, брат, не отлынивай, советуй. А все свои комплексы – за скобки!

И Славик стал советовать, все больше и больше входя во вкус. Потом так раздухарился, что даже прикрикивал на президента:

– Ты чего мне принес, куриная голова?! Этот Указ о двукратном повышении услуг ЖКХ вызовет бурление и даже взрыв в народе.

Юрий Абрамкин, литой, статный, хотя росточка и не великого, весь в черном костюме, в красном галстуке, дернул кадыком:

– Славик, родной, я пока терплю, а ведь могу и по стенке размазать. Не зарывайся! Помни – меж нами пропасть! Я всенародно избранный божий посланник, архангел Гавриил с трубой. А ты кто? Букашка-таракашка. Тля на аркане.

Славик съежился. Лихорадочно щупал в кармане брюк от Диора конопляное семечко.

– Простите, увлекся! Повинную голову меч не сечет. Помните, кто-то сказал – ничто так не развращает как абсолютная власть. Абсолютная же власть развращает абсолютно.

– Я все помню! – Юрий Абрамкин шутливо, но весьма чувствительно, ударил Славика ребром ладони под дых. – Эко ты, милок, раскабанел на дармовых-то харчах. Приходи в мою тренажерку, будем совокупно качаться. Подтянешь пресс. Вон у тебя на морде лица явились какие-то бульдожьи брыла.

– Заметано…

– И вот еще что. Тут твоя жена Люси, о твоем феерическом взлете пронюхала. Все моим референтам звонит. Просит твой номер. Ты же сменил мобилу.

– Свят, свят, свят! Тьфу, на нее! Это такая сатана в юбке. Если можно, подкиньте ей бабла, она и заткнется.

– Говно-вопрос!

 

10.

И надо заметить, что Славины поправки к государевым Указам оказались кстати. Правда, рейтинг народного доверия к президенту РФ спикировал, зато заколосились тучные нивы, задымили заводы. ВВП РФ рос, как на дрожжах. Слава опять осмелел, некоторые Указы браковал полностью, а один даже бросил Абрамкину в лицо.

Явно погорячился!

Получил такой чудовищной силы удар в солнечное сплетение, что пару недель провалялся в кремлевской больнице под капельницей. И накаченный пресс не помог. Экий у него удар! Как у осла копытом! Недаром у него черные пояса практически по всем видам спорта, включая бобслей и шашки.

Пока Славуня лежал в Кремлевке, его навестила черная курица. И как это ее только не приметил медперсонал? Выскочила из-под соседней пустующей койки, тревожно закудахтала.

– Слава, побойся бога, не зарывайся. Скрутят в бараний рог, и ты выдашь Подземное царство.

– Не выдам…

– И береги зерно. Без него тебе алес, капут.

– Ты почему не в человечьем обличье?

– Какая разница? А зерно-то? С тобой?

– Осталось дома.

– Ты с ума сошел! Скорее выписывайся.

 

11.

Выписался Славик, вернулся домой. Сунул руку в карман штанов, ощупать зернышко.

Блин! Что такое?! Нет его.

Вызвал служанок – Настю, Варвару, Зинаиду и Фёклу. А те лишь клонят русые, рыжие, черные и т.д. головы. Мол, когда хозяин был в отлучке, т.е. занемог, они его одежу сдали в кремлевскую химчистку.

Зазвонил мобила.

На воздушном проводе сам президент РФ, Юрий Абрамкин.

– Выписался? Всё хоккей? Приходи. Есть разговор. Очень серьезный.

Вот и приспел Славе писец. Полный писец. Кровавая гэбня его четвертует. А потом будет затыкать цыганские иглы под ножные ногти.

Славик глянул в окно. Второй этаж. Выбросишься, так только сломаешь шею. А если башку в газовую плиту? Нет! Тут плита электрическая. Может, сунуть пальцы в розетку? Толсты пальцы-то…

Тут по вощеному паркету – цок-цок-цок – цокает его черная курица.  А в клювике своем что-то держит. Неужели зерно? Он спасен!

Курица положила на паркет чего принесла, и говорит:

– Это, шалый ты человек, твое конопляное семечко. Не буду рассказывать, к каким уловкам пришлось прибегнуть нашему куриному воинству.

Славик рот открыл от восторга, а даже слова молвить не может.

Курица говорит:

– Закрой, Славочка, рот. Иди к президенту.

– Неужели статус-кво возвращен?! Чернушка, я так благодарен!

– Иди…

– Один вопрос. А почему ваш куриный царь так смахивает на Юрия Абрамкина?

– Вали, болезный. Не задавай вопросы.

 

12.

Президент встретил Славу с распростертыми объятиями. Маленький, мускулистый, вылитый Бэтмен из одноименного фильма. В черном трико, лишь на груди огнем ярится золотой православный крест.

– Ну, брат, извини! Зря я тебя саданул. Я ведь, пока ты валялся в больнице, о многом подумал. Даже засомневался в тебе.

– А был повод? – ледяные мурашки табунком пробежали по Славиному хребту.

– Конечно… Рейтинг мой спикировал. Хотя и заколосились тучные нивы, задымили заводы. Плевать мне на них… Рейтинг! С этим не шутят. Хотел даже швырнуть тебя в застенки кровавой гэбни, к отечественным докторам Геббельсам.

– Почему не швырнули? – Славик ощутил, что мочевой пузырь его катастрофически переполнен.

– Почему… – президент лег на черный кожаный диван, зажмурил глаза, скрестил под многодумной головой мускулистые руки. – Видение было. Черная курица.

– Как?!

Юрий Абрамкин приоткрыл левый глаз:

– Да! Черная курица. Лег я на черный диван, а она мне и говорит: «Не замай Славу!» Мол, мы, Юрий Абрамкин, звенья одной цепи. В Подземном мире есть твой клон, симулякр, куриный царь. Так вот, Славик спас ихнего министра. Тронешь Славу, твоему клону каюк. А потом и тебе недолго жить-то.

– Не может этого быть! – Славик облизнул губы.

– Может! Я сам ни хрена не понимаю в этом Подлунном мире. Все смутно. Эйнштейн тоже об этом где-то писал. А если курица права? Оторву тебе глупую башку, а на носу президентские выборы.

 

 


ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА


 

1.

– Пойми же, чудак! – за пуговицу жилета держал его критик Ерофей Жуков. – Литература, голубушка, сдохла. Ей даже поминки не устроили. Грянуло время интернета, блогов. А блоги лучше всего даются лысым обезьянам. Точнее, бабуинам с дипломом Литинститута.

Андрон Херувимов смущенно чесал свою сквозящую бороду:

– Ты преувеличиваешь.

– Зачем лезешь к крокодилу в глотку? – хохотал кинорежиссер Никита Кобылкин. – Кому на фиг нужны разоблачения вертикали?

– Так что же мне пройти над родной стороной, как проходит косой дождь?

Дело происходило в ресторане «Прага». Андрон пригласил своих друзей обмыть книгу «Под пятой вертикали».

Ерофей налил корешу полную рюмку коньяка. Шутливо толкнул в плечо:

– Андроша, денег же у твоей супруги как грязи?

– Это так… Фирма «Золотой глаз» процветает. В тренде. Подслушка и подсмотрка сейчас в мейнстриме.

– Фолиант издан на средства супруги? – подмигнул Кобылкин.

– А как иначе? Кремль не допустил бы выхода опуса.

– Да Кремлю наплевать! – долькой лимона заел коньяк Жуков. – Если, конечно, ты не выйдешь на мировой уровень.

– Золотые слова! – поднял вилку с наколотым рыжиком Никита Кобылкин.

– Как на него, блин, выйдешь? – пролепетал Херувимов.

– Как? А ты напиши по книге сценарий и предложи Никитке, – дернул кадыком Жуков.

– Отличная мысль! – ухмыльнулся Кобылкин. – Как пить дать, отхвачу второй «Оскар». Фамилия у тебя, браток, дающая надежду. Херувимов! У тебя в роду были попы? Архимандриты? Хотя бы певчие?

– А твоя фамилия от кого? – помрачнел Андрон. – Не было ли у тебя в роду гнедых кобыл?

– Оскорбился! – оскалился Жуков. – Разве на корешей обижаются?

– Проехали… Сценарий написать готов. Супружница бабло выдаст.

– Ты ей разъясни, – наполнил рюмки Кобылкин. – Литература в век интернета вроде шагреневой кожи. С каждым днем ареал сужается. А кино – оно ближе к попсе, ареал расширяется.

 

2.

Дома Андрон всё поведал Люде Кукушкинд. Почему Кукушкинд? Дедушка ее, Джонс, был англо-русских кровей, отставной авиатор, десять лет, само собой, отсидел в Гулаге, вышел оттуда без зубов, но с верой в грядущее.

– Сколько? – сощурилась Люся.

– Кобылкин смету представит.

– Сколько берет на отпил? Короче! Какова коррупционная составляющая проекта?

– Ты чего? Мы же друзья.

Люся подошла к арочному окну, закурила «Беломор». Этой свирепой привычкой ее заразил дедушка Джонс.

– Андроша, ты такой романтик…

Андрон зорко скосился на супругу.

Экой же кормой и кармой ее одарила природа! Добрая, но в остальном напоминает мексиканского боксера-тяжеловеса. Среднего роста. Крепко сбитая. Широкоплечая. С упрямым подбородком. Когда нервничает, все подтягивает рукава свитера, будто перед дракой.

– «Золотой Глаз» процветает? – приобнял любимую.

– Ага. Я даже обращусь в Минкульт. Пусть подкинул денежек.

– Фильм же супротив вертикали?

– Думаешь, наверху все вертикаль обожают? Не будем об этом. Мое слово купеческое, твердое. Фильм снимешь. Пойду-ка я помалюю для души свои акварельки.

– Иди, котенок.

Люся рисовала акварели, опираясь на учение Дао. Они до краев наполнены светом, пропитаны морским йодистым воздухом. Кстати, в отличие от прозаических опусов Херувимова полотна Люси Кукушкинд недурно продавались, висели даже в Третьяковке и Эрмитаже. Точнее, не висели, а находились в подвальном хранилище, для благодарных потомков.

 

3.

Андрон писал сценарий с яростью лютой. Не забывая наставление Кобылкина об амбивалентности. Добра и зла в чистом виде нет. Черные дыры существуют рядом с белыми карликами.

Через месяц позвал Никиту Кобылкина. Тот час-другой пыхтел на софе курительной трубкой, листал туда-сюда сто страничек. Потом хлопнул в ладоши:

– Ты чего наваял? Это же гимн вертикали?

– Ну, зачем так… Всё в духе твоих ЦУ об амбивалентности.

– Погоди… Хотя если снять его в стиле постмодернизма, типа «Криминального чтива», это может выйти весьма и весьма. Слушай, давай я покажу сценарий одному випу.

Никита перезвонил через неделю.

– Эх, брателло, и натворил же ты дел. Опус твой Сигизмунд Козлов считает издевкой над властью.

– Кто такой Сигизмунд Козлов? – помертвел Херувимов.

– Человек, допущенный к самому телу… Короче! Сигизмунд Валерьянович тебе сам перезвонит. А может, чем черт не шутит, сам подъедет.

– Ты сводишь с ума.

– Расставлю точки на ё. Сценарий в целом ему понравился. Хочет даже стать генеральным спонсором фильма. Всё! Чао-какао! Пока!

Никита положил трубку.

Андрон на заплетающихся ногах поплелся в спальню.

– Какой ты у меня доходяжка! – вскрикнула супруга. – Худенький, тонконогий, с впалой грудью, со сквозящей бородкой. Ты мне напоминаешь Иисуса Христа… перед Варфоломеевской ночью.

– Ты что-то путаешь… – скривился Андрон. – Эта ночь была позже.

– Не цепляйся к словам. Точь-в-точь! Тернового венца не хватает.

– Венец будет… – Андрон вкратце пересказал разговор с Кобылкиным.

– Сигизмунд Козлов? Я не ослышалась? – Люся скрестила на высокой груди руки боксера.

– Дикая фамилия. Точнее, сочетание имени и фамилии.

– Наши лучше? Знаю я этого Козлова. Один из козырных клиентов «Золотого глаза». Я думала, он из ОПГ.

– Откуда?

– Организованной преступной группировки. А он из Кремля! Каков поворот!

– Расскажи о нем.

– Баста! – Люся положила на плечо супруга тяжелую руку. – Сейчас мы себе устроим секс-каникулы.

 

4.

Сигизмунд Валерьянович оказался кряжистым мужиком, за 60. И ни одного седого волоса! Красится, что ли?

Прогуливались в Кусковском парке, рядом с Елизаветинским дворцом. Сигизмунд сказал, что только здесь можно не волноваться насчет подслушки.

– Так что же вы хотите? – прошептал Андрон.

– Опус ваш вызывает противоречивые чувства. Однако сердцевина у него здоровая, верная.

– Продолжайте… – Андрон с ладони кормил рыжую белку.

– Вы заметили, во что превратилось за эти последние 10 лет наше общество? «Стена» «Пинк Флойда». Миллионы марширующих марионеток. За миску чечевичной похлебки.

– Миска миске рознь. Эта миска включает ипотеку на квартиру эконом-класса, подержанный зарубежный автомобиль, холодильник, телевизор 3D, стиралку, вояж в Стамбул, Прагу.

– Дело не в миске. А в сладости рабства.

Херувимов сшиб босоножкой бледную, всю в росе, поганку:

– Не догоняю!

– Все просто. Из вашей саги делаем короткий метр. Сливаем в сеть. Навязываем, так сказать, паразитически. Ваша внутренняя издёвка должна сработать. Вертикаль закачается, а, может, как карт а ляжет, и рухнет.

– Мне грудью на амбразуру?! – похолодел Андрон. – Соколы ФСБ меня растерзают.

– Не тронут. В ФСБ сейчас амбивалентные настроения.

Сигизмунд нагнулся, сорвал землянику:

– Глядите, какая крупная. А я уж думал, ягода уже отошла.

Андрон тоже сорвал ягоду, с судорогой восторга, почти не жуя, проглотил.

– Приблизьте ухо, – попросил Сигизмунд. – Вдруг даже здесь подслушка. Если сковырнем вертикаль, место министра культуры РФ вам гарантирую.

 

5.

Короткометражку слабали в ударные сроки. Актеров подобрали с незамыленными физиономиями, можно сказать, с улицы. Пригласили оценить продукт литературного критика Ерофея Жукова. Глядели на огромном мониторе фирма «Phillips» дома у Херувимова. В гробовой тишине! Лишь где-то в коридоре поцокивал коготками по паркету ручной павлин Гоша 7 кг живого веса. Но речь не о нем.

Фильм завершался резко, без титров, авторство его глубоко засекречено.

Ерофей Жуков достал из чесучового костюма платиновую зажигалку с павлиньим глазом, закурил глиняную трубку.

– Ощущение сложное… – глухо сказал он. – Все тонет в бредовой энтропии.

– Мы этого добивались! – ощерился Никита Кобылкин.

– Я бы поставил фильму крепкую четверку, – осклабился Козлов. – Главное, заронить в электорате семя сомнения. Довольно маршировать под кремлевскую дудку.

– Сигизмунд Валерьянович, – Люся поправила свои груди, внушающие мысль о дивном плодородии, – уж не являетесь ли вы агентом зарубежной разведки? Зачем вы плюете в колодец, из коего пьете?

– Матушка, нынешняя власть трупом легла на пути России. А я – патриот!

Андрон Херувимов молчал. Чутко прислушивался к замечаниям старших товарищей. Да и что он может сказать? Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.

– Муженек, что воды в рот набрал? – толкнула его локтем Люся. Не спеша раскурила беломорину.

– А что я могу сказать? Вышло нечто среднее между «Обыкновенным фашизмом» и «Триумфом воли».

– Вот-вот! – Сигизмунд Козлов ударил ребром ладони по полировке стола. – Нам эту армию тупых марионеток надо заставить думать. Пусть, наконец, поймут, что триумф воли – это и есть обыкновенный фашизм.

Кобылкин скрестил руки:

– Сигизмунд Валерьянович, когда этот ролик будет слит в сеть?

– Не гоните коней! В Питере у меня есть ручной институт троллей. Дам им установку организовать предпродакш, а потом артподдержку критики.

– Тролли? – выпучил глаза Ерофей Жуков.

– Многие из МГИМО, МГУ. Взрывные мальчишки с девчонками. Выдают на-гора ураган комментов.

 

6.

Люси, голая и мускулистая, с добрым лицом, стояла у напольного зеркала. Причесывала, крашенные под Мэрилин Монро, волосы.

Андрон задумался:

«И как я живу с эдакой великаншей? Не обойти, не объехать!»

– Ты чего шепчешь? – повернулась Люси.

– Читаю молитву, – соврал Херувимов.

Зазвонил мобила. На проводе Сигизмунд Козлов.

– Не спите? Сегодня с ноля часов подключаю троллей.

– С богом! – прошептал Андрон.

– К чёрту! – сплюнула через плечо Люся.

Утром позвонил Никита Кобылкин.

– Какие комменты!

– Так это же тролли? – обалдел Херувимов.

– Заблуждаешься! Поднялись массы… Чернозем! Народный суглинок!

– Почему же тогда все отклики за президента РФ? – выхватила мобилу Люся Кукушкинд.

– Дайте трубку мужу… Андрон Васильевич, у вас завтра найдется минутка заглянуть в Кремль?

– Явиться с вещами? Хозмыло, трусы…

– Не дурите! Жду! Завтра в 10.00.

 

7.

В 10.00 Андрона Херувимова в Овальном кабинете заключил в объятья сам президент РФ.

– Так вот ты каков?! Орел! Сокол! Похож на Иисуса Христа. Такой же худой.

– Служу России! – скороговоркой проговорил Андрон и только тогда заметил Сигизмунда Козлова, тот сидел в уголке, в глубокой тени, лик его загадочно высветлен, будто на полотне Харменсзона ван Рейн Рембрандта.

Сигизмунд подмигнул:

– Отличный из тебя, Андрон, выйдет министр культуры.

– Я же говорю, орёл! – засмеялся президент. – И немножко… сокол. А то ведь культура, бляха-муха, сжимается вроде шагреневой кожи. Станешь министром, хоть отъешься чуток. Поскольку сейчас не живой человек, а какой-то виртуальный глюк. Что в анфас, что в профиль. Наберешь под нашим крылом вес духовный и, повторюсь, физический.

– Так вы за одно? – сомнабулически пробормотал Херувимов.

– А то! – подмигнул Козлов. – Операция наша на языке пиарщиков зовется – «прививка». Так сказать, клин клином. Хотели облить помоями, ан вознесли до небес. Привыкай к нашей жизни, парень!

 

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера