Все отдав. Стихотворения

*   *   *

Памяти Валентина Распутина

Все отдав и все оставя
На заступленной черте,
Неподатливые к славе
Умирают в немоте.

Так молчат снега с разбором,
Впору вьюгами отвыв,
Так молчит народ, в котором
Был и ты доселе жив.

А теперь над зыбью кровной
Всходишь, вопреки тщете,
В невозможной, полнословной,
Вещей немоте.

*   *   *

Марта грязноватая мережка,
Наст в клею с исподки, точно плюр.
Белочки волнистая пробежка —
Догорающий бикфордов шнур.

Остальное — подразумевается:
Света столп, ударная волна…
Осторожно, двери закрываются!
Следующая — весна.

ГЕОРГИЙ

Мне пусто без бомжа Георгия —
Куда-то делся по весне.
Ему не подала ни корки я,
А он приветлив был ко мне.

Так и живу теперь с нагрузкою,
Так и саднит во мне, как шпень,
Растяжливое, южнорусское,
Прокуренное: «До-о-обрый де-е-е-нь!»

Не осадил повадкой гордою
И не обидел никого.
Скучаю по бомжу Георгию,
По отщепенчеству его.

Он ни гроша себе не выклянчил
И — на войне как на войне —
Растащен был до полной выключки
И выровнен по ширине.

Мне стыдно за шмотье добротное,
За недоумный гонор свой,
За новоделы наворотные
На желтоземах под Москвой.

Ужель небесная моторочка
Несет Георгия легко
Туда, где глянцевая корочка
И небодяжное пивко?

Но и моя звезда вечерняя
Просвечена почти насквозь,
И предприятие дочернее
Нельзя сказать, чтоб удалось.

И я судьбу остроконечную
Предам, как рукопись, огню
И плоскодонку скоротечную
Одним замахом нагоню. А там, глядишь, и жив пока еще,
И чьей-то жалостью согрет
Георгий, удостоверяющий,
Что душу не свести на нет.

Что пластиковые стаканчики
Висят на сучьях до зимы
И от сумы да от тюрьмы
Заречься, может, и заманчиво,
Но что об этом знаем мы?

*   *   *

Коль между послушаньем и служеньем
Неодолимый мир стоит столбом,
Я проживу с бессрочным пониженьем,
О каждый выступ ударяясь лбом.

И, не польстясь на яства даровые,
Выруливать я приучусь туда,
Где дата написанья в рядовые
Неотменима раз и навсегда.

КОНЕЦ ЗИМЫ

Никогда не уловлю,
Как стирают эту стигму,
Не поймаю, не застигну,
Караулить не люблю,

Как откладывают вспять,
Демаркируют границу,
Нищебродную синицу
Норовят с окна согнать.

Как под марлей типовой
Укрывают бархат рытый —
Обнажают сад, прикрытый
Уплотнившейся листвой.

И, разделав каравай,
Горстью бережной нерезко
Движут хлебные обрезки
По столешнице на край.

Это все не наяву,
Невесомо и незримо,
Потому не назову
Снегом — снег, зимою — зиму.

А сегодня поутру
Клапан вырвало дренажный…
До чего ж не по нутру
Мне капризный стиль пейзажный!

Потому-то, оттого-то
И срастается со мной
Кропотливый, как работа,
Возраст полный, плотяной.

САНАТОРИЙ

В уповании предвечного
Мчим по встречной полосе…
Санатория сердечного
Сподобляются не все.

Утвердила эта гвардия
По ошибке нас с тобой.
На латыни будет cardia,
А на русском — перебой.

В сто диагнозов диаспоры,
Мы друг другу не враги.
Что там систолы, диастолы?
Дух сопрется — и ни зги.

Стенты, шунты, поперечники,
ЭКГ и все дела…
Ах, сердечники-конечники,
Изобильные тела!

Приступ ноченьку подгадывает,
Отбивает краковяк.
Как взмывает и подкатывает,
Разве знает здоровяк?

Как под двести заполыскивает
Пульс и разрывает тишь,
За малейший промах взыскивает:
Полсекунды — и взлетишь.

Тянет, тянет подопечную
Каждый песенку свою…
Ах, какие мы сердечные
В санаторнейшем раю!

И когда придет уборщица
Или кто-нибудь еще,
Пусть увидит, как топорщится
Крылие, покрыв плечо.

*   *   *

Сколько чудес в закромах Твоих, Боженька!
Видела ужика. Видела ежика.

Видела белку с йодистой шкуркой,
Видела дядьку с породистой курткой.

Прошлое видела с темною страстью,
С тягою к счастью.

Коротко зналась с любовной разрухой,
С мертвой разлукой.

Слов не хватило, жалость осталась —
Поиздержалась, проназывалась.

Малая малость скудного суржика:
Видела ежика, видела ужика.

*   *   *

Долог август, природа предтленна,
Лес готовится к сходу листвы,
Отделяя слои постепенно,
Как сползает платок с головы.

Нагота предъявляет резоны, —
Так из выползня лезет змея.
Безмятежно, небольно, сезонно
От себя избавляюсь и я.

Разберутся сначала с опушкой,
А потом обнажат косяком.
Сук двугорбый прикинется сплюшкой,
Притворившейся тем же суком.

Ничего не пропустит Раститель —
Будет золото вам, будет медь.
Только что красота? Загуститель,
Растворимая в сладком камедь.

Весла высушат птичьи триремы,
Годовая сожмется спираль.
Красота — это память Эдема,
Нагота — выдворенья мораль.

На погост проберешься понурый,
Загребая покров желто-бурый,
Совлеченный, как ветхий Адам…
Все готово к большим холодам:

И деревьев скрипучий акафист,
И оградка на ржавой скобе,
И железнодорожный анапест
С заиканьем на третьей стопе.

*   *   *

За все недоспанное, за все простоянное
У межсезонного окна
Мне, может, выделят жилье просторное,
Где помещусь целиком одна.

Земля лоснится, как кожа хромовая,
И дальний поезд кричит, как стерх…
Я тренируюсь легко задремывать,
Ложиться навзничь, глядеть наверх.