За полярным льдом. Стихотворения

надпись на камне

У зелёного пруда

О любви поёт вода.

Не ходи туда.

В той воде русалка спит,

На постель из лунных плит

Свет разлит.

Спит холодная краса,

Кто посмотрит ей в глаза,

Тот – слеза.

Добрый всадник, зря минут

Не теряй, скачи, а тут –

Солон пруд.

говорил

Говорил: ты приснилась мне – как роса

Освежила губы ночным туманом...

И держал в руке, и смотрел в глаза,

И шестнадцать лет называл дурманом.

И шестнадцать лет, говорил, такой

Нежный миг, и что не дай Бог нарушить

Этот кожи шелк, этот стана строй,

Этот милый локон, прикрывший уши.

И в каком-то темном и тесном месте,

Разогнав колеса кассетной тачки,

Все шестнадцать лет уносились вместе

С пеленой и стоном ночной горячки.

Так умеют, тьмою прикрывшись смело,

Так умеют руки нещадно мацать.

Молодели сорок, и тьма краснела,

Молодели сорок на все шестнадцать.

Предвкушение первой пьянящей ласки,

Послевкусие первой внебрачной ночи...

Разгорался день, и тускнели краски,

Разгорался день, и темнело очень.

Говорил, ты приснилась мне... Как оса

Обожгла, но боль глубока под кожей.

И глядят голубые как лед глаза –

На шестнадцатилетние не похожи.

костя

оставайся поспим на одной кровати

намешаем слов в заливном салате

выходить из ванны в одном халате

тело к телу дает тепло

а душа душой согревает кости

а душа душе заменяет трость и

смиряет боль оставайся костя

посмотри намело бело

занесло крыльцо не ступени – горка

занесло трамваи авто каморка

твоя в центре тоже под снегом корка

насти лежит над ней

светы веры карины марины оли

посещая занятия в сердечной школе

мы всегда заменяли урок любови

беготней футбольных полей

и никто не знал что на главном поле

будет столько травм и надрывной боли

мы кричали врачам: это ваше! ой ли

это ваши зачеты любви

а любовь не знает конца зачетам

а любовь не следит за бумажным счетом

никаким ее не учесть просчетом

синих птиц лови не лови

оставайся костя в окне ненастье

никакой не хватит на свете насти

чтобы тело топило хотя б отчасти

этот плотный душевный лед

просто ляжем с тобой на одной кровати

наворуем грез у небесной рати

ты проспишь свою безответность к кате

я попробую сдать зачет

про кокто

Не для этого времени года ты выбрал пальто,

И рубашку надел, и вином ободрился не впрок.

Почитай мне Рембо, расскажи про Париж, про Кокто…

Впрочем, лучше молчи. Еще лучше – езжай на восток.

Или хочешь – на запад, на север, слетай на юга, -

Во все стороны света тебе пробиваю билет!

В этом тесном трамвае твоя оказалась рука

На моей – невзначай, ненадолго, неловко и выбора нет:

Уходить или ждать. Ожидание вредно для ног,

Для сердечного ритма, для сна, для всех прочих частей

Этой солнечной жизни, в которой ты взял и промок.

Велика эта страсть – быть несчастным – средь прочих страстей.

Нам с тобой не сварить крепкий кофе из утренних ссор,

Не мириться борщом, не тянуть одеяла кусок, -

Ты пойми и запомни! А впрочем, пустой разговор.

Мне самой не дается никак тот же самый урок…

 фантасмагория

Когда после долгой разлуки

в немыслимых девять часов

вы так целовали мне руки,

что маки цвели из усов,

мне стало спокойно и страшно.

Мне стало спокойно, что вы

надежней дорожной травы

растете из пашни вчерашней,

но, Господи, как это страшно...

Мы были так долго одни.

Мы жили отдельно и важно

нам было, что мы сохрани-

ли себя друг для друга, вдали

друг от друга. Смеркалось,

Бежала к плечам моим алость,

Бежала, как маки цвели.

Мы были так долго... И вдруг

как будто из темного бора,

как будто из леса на луг

мы вышли, и нет ни забора,

ни дома, ни камня, и вот:

слепящее алое поле,

как в музыке, как в алкоголе –

в кружение, в танец, в полет

спокойно и страшно зовет...

Замрите, часы и усы,

замрите на капле росы,

пока это поле цветет.

фантасмагория 2

Давай заварим самый крепкий кофе,

Чтоб сердце полетело, понеслось,

Забыло всё, – так пронесёт, авось,

И не застрянет в этой катастрофе;

Очнётся на пути в Узбекистан,

В Монголию, в Хабаровск, к Енисею,

В зеленый чистый древний Абакан,

В суровый взгляд седому Моисею.

Давай расскажем всё, как не сказали,

Как не сказали всё нагие люди,

Давай напишем всё, как на скрижали,

Напишем всё, а дальше – будь, что будет.

Сбивается размер бегущих строчек,

Как сердца ритм сбивается при звуке –

Нет, не шагов твоих – летящих ночек,

Злорадных ночек, уносящих стуки 

В твоей груди... Так. Здесь остановиться,

Прижаться лбом к холодному стеклу,

Надеть одежду, позвонить в полицию

И заявить, что больше не могу.

Я больше не могу свободно мыслить,

Свободно чувствовать, свободно рифмовать,

Свободно различать лимон как кислый,

Свободно застилать диван-кровать, -

Свободно ограничиваться... Всюду.

С утра до ночи. Шифроваться в снах.

Залезть на горб двугорбому верблюду

И раствориться, всё пославши нах –

Написано для рифмы. Заберите

Вот это тело – под стальной засов,

Вот эту душу – в лучшее укрытие,

Вот это сердце вбейте в часослов...

Вот это сердце... Сердце? Погодите...

Пустая чашка, турка на плите,

И в недоступной мысли высоте

Два сгустка крови мчатся на болиде.

карась

Поговори со мной о том,

как в небе плавает карась,

как он немым целует ртом

звезду, которая зажглась

не для него, и не ему

она так нежно свет дарит,

но он целует даже тьму

вокруг её младых ланит.

Поговори про то как он

от счастья безнадёжно пьян,

а сзади чёрный скорпион

к нему ползёт, ревнив и рьян.

И вот ещё совсем чуть-чуть,

одно мгновенье и уже...

Он жалит! Но не рыбья грудь

дрожит под жалом в мираже.

Поговори со мной о том,

как гаснут звёзды в свете дня,

как где-то за полярным льдом

целуешь ты меня.