Стихи и проза

Мать солдата

Я – мать солдата, жду его домой:
Ведь не для бойни я его рожала.
Но для кого-то, видно, крови мало;
Вампиров слышу дикий грозный вой.
А мир глядит сквозь призму инфо-служб,
Любуясь красотой телеведущей,
Зевает и плюёт на жизнь в грядущем,
И свет реальный дик ему и чужд.
Когда приедет сын на выходной,
Обед в микроволновке разогрею
И нежных добрых слов не пожалею…
Я – мать солдата, жду его домой.

ОТ СИРЕНЫ ДО СИРЕНЫ

(23.07.14) 

Если бы мне много лет назад гадалка предсказала всё то, что со мной сейчас происходит, я бы рассмеялась ей в лицо. А в глубине души я бы похолодела от ужаса. А разве это мыслимо – увезти любимого ребёнка подальше от экологической ядерной катастрофы и привезти в Зону (Тарковский отдыхает) хронической угрозы физического истребления?

…Наш сын участвует уже во второй военной операции. В «горячей точке». Я жду его домой. Живу словно робот, включаясь в повседневную жизнь по команде: «Живи, молись, надейся и жди!»

…Стою я сейчас у плиты и жарю яичницу. А в отдалении слышны частые взрывы. И это не телевизор с его бесконечными кровавыми сериалами. Это данная нам реальность. Но иногда мне кажется, что я сплю, и, когда проснусь, уже ничего плохого не случится. Будет просто (ох, как же это непросто) светить солнце… Птички радостно будут щебетать… Взрослые поспешат на работу. Потом дети отправятся в летние лагеря или на прогулку с друзьями. И наступит обычный, да-да, обычный летний день. И так до конца недели. Серые будни… Я уже давно люблю эти серые будни, а есть люди, которые их ненавидят.

       Эти строки про них:

Каждый день одно и то же.

Жизнь моя проходит зря…

И листки календаря

Друг на друга так похожи.

       Вчера в нашем городе несколько раз звучала сирена (и позавчера, и поза-поза…), извещающая об очередной воздушной террористической атаке. Я в это время прогуливалась со своей четвероногой подружкой. Звук сначала был не очень сильным. Он стремительно нарастал, мне показалось, что из меня тянут жилы, выдавливают душу. Я метнулась было к своему дому. Знакомая окликнула меня и позвала в бомбоубежище. Как правило, сирена меня застаёт дома. Тогда сквозь стены её звук кажется не таким пронзительным.

       И вот я с собачкой, а также несколько гулявших или возвращав-шихся их магазинов соседей быстро и молча спускаемся по лестницам. Все толпятся внутри небольшого, но довольно уютного помещения. Люди застыли и ждут, когда закончится обстрел и на сей раз. Даже маленькая девочка на руках у деда и та молчит. Залпы орудий смолкли. Но никто ещё не покидает бомбоубежище. Я для себя отмечаю похвальную дисциплину.

– Вот молодцы. Соблюдают указания службы тыла на «отлично», – рассуждаю я.

Моей собачке не известны эти предписания, и она заметно оживляется. Глазки загораются любопытным огоньком. «Вот какая хитрюга!» Хвостик закрученным веерком уже заметался из стороны в сторону: Альба нашла объект внимания. И, действительно, дедушкина любимица вырывается из крепких объятий и ещё неустойчивым шагом подходит к моей пуделичке. Альба замахала хвостом ещё быстрее. Дедушка интересуется, не кусается ли она. Я отвечаю, что нет. Но внучка всё-таки боится подойти вплотную. Потом дедушка вспоминает, что пора и домой:

– Пошли домой, а то бабушка нас будет ругать.

Проходят пресловутые несколько минут, и все укрывшиеся от обстрела также молча покидают бомбоубежище. До следующей сирены…

Жизнь продолжается.

СКРИПКА И ПУЛЕМЁТ

 По военным воспоминаниям моего отца,                      

инвалида Великой Отечественной войны         

     Литвака Арона Шлёмовича (1923–2011)
...Ян перебегал от одного пулемёта к другому. Каждый раз – одно и то же действие. Рывок, и резкая пулемётная очередь бьёт по цели. На другом берегу, потом чуть дальше – в лесу. Ян давно уже ничего не слышит. Что значит давно – где-то с час. Его мозг и уши блокированы. Перед глазами только цель – едва различимые из-за густого тумана фигуры гитлеровцев. Ещё странно, как это он, бывший очкарик-скрипач, без очков сквозь молочную пелену что-то видит. А имея абсолютный музыкальный слух – ничего не слышит.

Стрелять, стрелять, стрелять... Продержаться ещё чуть-чуть... Ещё, пока наши не придут.

Ян, как заводной волчок, в считанные секунды появляется то у одного, то у другого, то у третьего пулемёта.

Стрелять, стрелять, стрелять... Он уже даже не целится. Всё делает автоматически. Он оглушён. Он не слышит оставшихся на него трёх пулемётов, каждые несколько секунд по очереди выплёвывающих, как из бешеного огурца, смертоносные семечки – пули. Не слышит стонов товарищей, лежавших как попало в траншее. Не видит, как и его погибшие друзья, хмурого неба и поседевшего Днепра. Но они, ставшие вечными стражами мира и счастья, безмолвно с одобрением «глядят на него».

Ян продолжает отстреливаться. А в это время уже совсем близко переправляется по понтонному мосту одна из многочисленных стрелковых дивизий.

Ян стреляет. Быстро заменяет патронную ленту. А гвардейцы продолжают форсировать Днепр. Молодой боец пока даже не осознаёт, что он сделал для своих.

Густой туман, отвага Яна и многих других бойцов помогли советским войскам быстро и с малыми потерями выйти на другой берег Днепра.
       Вот наши уже в лесу... Ян лежит с закрытыми глазами. Даже мыс-ленно он продолжает стрелять. Его пулемётная рота долго держалась. Но потом остались лишь трое пулемётчиков. В конце – он один. Он даже не был ранен. Только оглушён.

– Ничего, ничего, всё пройдёт,– ласково, по-матерински пригова-ривала молоденькая полевая медсестра, гладя Яна по руке.

Действительно, Ян скоро вылечится от контузии и снова пойдёт на фронт. А пока он беспокойно мечется на госпитальной койке. Навер-ное, его тело повторяет бесконечные рывки от одного пулемёта к другому...
       Ещё очень долго Ян будет вспоминать этот день. Тогда командир гвардейской стрелковой дивизии долго всматривался в полевой бинокль.

–Что это за смельчак?– не переставая, спрашивал он о Яне. –  Приказываю представить его к званию Героя Советского Союза.

– Это наш Котовский, – любили с гордостью повторять его однополчане, радуюсь присуждению ему высшей награды Родины.
       Прозвище «Котовский» Ян завоевал не зря. Сам он был родом из местечка Котовск Одесской области. Ян часто приходил к памятнику знаменитому герою гражданской войны Григорию Котовскому, что стоял в центре местечка. Будучи ещё ребёнком, он мог часами простаивать возле экспонатов Музея Котовского, который был организован в доме, где герой прожилнекоторое время до своей гибели в 1925 году.

– Эй, Котовский, где твои усы? Котовский, покажи свою саблю! – кричали местные мальчишки нескладному очкарику-подростку.

А он даже не обижался. В мечтах Ян отождествлял себя с этим прославленным героем, а на деле – почти всё свободное от школы время делил между музеем и скрипкой. Бабушка не могла нарадоваться, слушая, как её Янык играет на скрипке. Её же купили в самой Одессе!

А что с мечтами? В мечтах мальчик мчался на коне с высоко поднятой над головой саблей. Вот уже белогвардейцы совсем близко. Яныкова сабля угрожающе сверкает на полуденном солнце. Янык–сильный, мускулистый, остроглазый, впереди своего войска.
«Вперёд, вперёд, за мнооооооооооой!» – кричит Янык-Котовский в воображаемом бою.

«Вперёд, вперёд, за Родину, за Сталина!» – кричит Ян-пулемётчик, беспокойно мечась на больничной койке.

Скоро, очень скоро он вернётся на фронт.

Родине всегда нужны герои.