Лея Алон

Никогда не смогу оплатить

 

 

Не знаю, что так глубоко тронуло меня в этом портрете на обложке журнала, но я вновь и вновь возвращалась к нему. У солдата красивое мужественное лицо, открытый взгляд светлых глаз, за сомкнутыми губами прячется тонкий стебелёк колоска дикой пшеницы. В этом колоске – тепло, свет, тихое дыхание ветра. За спиной солдата – высокая трава, мелькают стебельки злаков. Природа живёт своей жизнью: радостно зеленеют травы, наливаются соками колосья. Вот он и сорвал колосок и, задумавшись, позабыл о нём, да так и набрёл на кого-то из ребят, оценивших грустную красоту этих мгновений: несоответствие между тем, что символизирует весну, надежду, жизнь, и тяжелым солдатским обмундированием, суровым взглядом глаз и губами без намёка на улыбку. Не знаю, так ли это было или иначе, но только солдата уже нет, а фото осталось. Фото двадцатишестилетнего майора Бная Сареля, командира разведывательной роты «Гивати».

Жизнь и смерть. Они были совсем рядом. В 8.38 он говорил по телефону с матерью. В 9.10 его уже не было в живых. Его последние слова в этом диалоге были сказаны очень по-израильски: «Има – ат эсер». Эсер – десять. Высшая оценка в израильской школе. Она ответила ему словами из стихотворения Зелды «Шломи». Эту строку нельзя перевести дословно, она потеряет свою глубину, ту, которая связывала поэтессу Зелду с духовными мирами, а её поэзию наполняла особым смыслом. Только Зелда могла написать так о сути имени:

У человека каждого есть имя,

Что ему дал Господь 

И дали ему мать и отец.

У человека каждого есть имя,

Что дали ему рост и улыбка

И дала ему ткань.

 

Слова, ставшие песней, которая часто звучит в День памяти солдат, павших в войнах Израиля.

Но Михаль Сарель, мама Бная, ответила строкой из другого стихотворения, отражавшей состояние её души и всех израильских матерей, проводивших сыновей на фронт: «Шломи кашур бхут аль шломха». Их здоровье нитью связано со здоровьем их сыновей. Но несла эта строка не просто тревогу матери, у которой сын на фронте. Она говорила об особой внутренней связи матери и сына. «Мой мир нитью связан с твоим миром».

В своём последнем разговоре, не зная, что это прощание, мать и сын выразили всю свою любовь друг к другу, свою душевную связь, которую не может разрушить даже смерть…

Но было что-то ещё, недосказанное Бнаей: в глубине души он прятал мысль, что этот разговор может быть последним, и боялся выдать своё состояние. Только двум близким друзьям сказал о своём предчувствии. Одного из них просил, если с ним что-то случится, передать отцу: «Я знал…» С другим говорил за час до гибели. Просил поддержать маму и Гали.

Гали Нир… Через две недели должна была быть их свадьба. Последняя фотография отражает минуты счастья, когда можно вот так прижаться лбом ко лбу любимого, почувствовать его дыхание, ощутить его сильное тело… Они разослали приглашение на свадьбу, которой теперь уже никогда не будет...

Кто может объяснить состояние души, когда из неведомых тебе глубин наплывает эта волна… не страха, нет. Тяжёлого предчувствия, исток которого неясен тебе самому. Друзья хорошо знали его: Бная отличала особая смелость. В операции «Литой свинец» в 2008 году он тоже был на самом опасном участке фронта, в той же ненавистной Газе. Уходят, забываются названия операций: «Защитная стена», «Облачный столб», «Литой свинец», «Несокрушимая скала»… Остаются имена погибших.

Газа… Небо в дыму и разрывах, чёрные окна домов, клубы дыма над ними, страшное логово врага. Каждый шаг там мог быть последним. Однажды он стоял перед закрытой дверью и должен был бросить гранату, и вдруг почудились детские голоса. Рискуя – приоткрыл дверь. Не мог допустить, чтобы по его вине погибли дети… Комната была пуста, но вдруг раздался взрыв. Сколько раз враг готовил коварные эти ловушки, сколько раз проявлял своё звериное нутро не только по отношению к нашим солдатам – к своим: детям и взрослым. Порой дом бывал заминирован. Порой они прятались и ждали внутри, когда первый солдат откроет дверь, и тогда обрушивали шквал огня. И бой становился рукопашным. Один из таких боёв был во время операции «Литой свинец».

Три часа – лицом к лицу, и враг не отступал: он защищал восьмиэтажный дом, который был оплотом хамасовского командования. Продвигались медленно: дверь за дверью, комната за комнатой. Рвались снаряды, звучали выстрелы, стоял мрак, пыль застила глаза, выкрики и проклятья на арабском звучали совсем рядом…

Перед одним из боёв Бная обратился к солдатам со словами: «Кто готов умереть – за мной!» За ним пошли все. В нём была такая сила, что она невольно передались тем, кого он вёл в бой. Им казалось, что с ними ничего не может случиться. И действительно, на этот раз не было ни раненых, ни погибших. Пули, свистевшие вокруг них, никого не задели, граната, упавшая кому-то под ноги, не разорвалась... И вспоминая этот бой, Бная сказал о своих солдатах: «Они сражались, как львы».

После операции «Литой свинец» Давид Словоцки, майор запаса, командовавший операцией, представил Бная Сареля к награде. Награду Бная не получил. В израильской армии она даётся за особые подвиги, но и сегодня Давид Словоцки с прежней уверенностью говорит о Сареле: «Он был героем!» В «Гивати», одной из самых боевых бригад, и не только там, знали о смелости Бная Сареля.

За два месяца до гибели он получил назначение, о котором мечтал: командир роты разведки «Гивати».

В интервью военной газете сказал: «Командир, который ведёт в бой своих солдат, не имеет права проявить страх, даже если он боится. Я старался всегда быть первым. Первым прочёсывал дом, куда ступала наша нога. Знал, если кто-то погибнет: это буду я».

Командир израильской армии… Вспоминаю операцию «Литой свинец» и историю офицера-десантника Аарона-Иегошуа Карова, за состоянием которого с тревогой следила вся страна. Он пошёл на фронт на второй день после свадьбы, хотя по закону израильской армии мог оставаться дома, с женой. Мог бы… Но его ждали солдаты. Они были уверены, что он будет с ними, и не скрывали: «Мы идём в бой за ним. Он даёт нам силу».

И на этот раз они шли за ним, продвигаясь шаг за шагом вглубь дома. Уже пройден первый этаж, Аарон поднимается по ступенькам, глядя наверх, с дулом автомата, нацеленным на врага. За ним с многокилограммовым грузом взрывчатки движется Нехемия. Накануне Аарон сказал ему: «Будь осторожен. Одна спичка, и я поднимусь к небесам». Уже пройдены первые четыре ступеньки на второй этаж, как вдруг раздался взрыв огромной силы, и столб огня вырвался наружу… Снаряд, вызвавший взрыв, был прикреплён к потолку, и вся его мощь обрушилась на того, кто шёл первым…

Надежды на то, что Аарон выживёт, не было. Осколки попали в голову. Левая часть лица была изуродована. Чудом удалось вернуть дыхание, потом началась борьба за жизнь. Множество тяжелейших операций, когда надежду на жизнь вдруг сменяло отчаяние…

Позже, гораздо позже, историю его ранения, борьбы за жизнь, которая продолжалась почти полтора года, трогательного участия в его судьбе незнакомых людей опишет в своей книге его отец, раввин Зеэв Каров. Когда у Аарона родилась дочь, он написал: «Прошёл год и пять месяцев… Мы не были уверены, что Аарон будет жить. А он удостоился не только жизни, но и принёс в мир новую жизнь».

Перечитываю эти строки, и неожиданно для себя вспоминаю встречу с равом Карлибахом и именно это слово «захити» – «удостоился». В нём было всё: и удивление, и благодарность, и вера… Он говорил, что удостоился Иерусалима, а его дед и отец – праведники – не удостоились. Такое же удивление, благодарение, веру чувствую и в словах Зеэва Карова. Он назвал книгу «Бэлевав пнима» – «Глубоко в сердце». И подзаголовок: «Сипур катан шел гвура гдола», дословно: «Маленький рассказ о большом героизме», подчеркнув, что это всего лишь эпизод, в котором проявился героизм народа. «Есть времена, когда эта сила проявляется во всём величии, без приглашений, и есть времена, когда она сокрыта. Но она существует всегда».

Это мудрая и глубокая книга о мужестве и вере, о еврейских традициях, о силе противостояния. Я и сегодня порой с волнением возвращаюсь к ней и иногда вкладываю вырезку из газеты, посвящённую Аарону Карову. Последний раз это был рассказ о его участии в забеге на длинной дистанции, что проходил в Америке…

Вспоминаю слова из Книги Дварим: «Тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть идёт и возвратится домой, чтобы не сделал он сердце братьев своих робким, подобно своему».

Героизм на иврите – «гвура», от «лигбор», «лехитгабер» – «пересилить», победить, преодолеть внутреннее чувство, которое сковывает тебя, мешает выполнить то, что ты считаешь своим долгом. Выйти навстречу опасности, рискуя жизнью…

Говорят мудрецы наши, что сила – это сила мышц, героизм – героизм сердца. Солдат армии Израиля идёт на войну, чтобы защищать свой дом и свою семью. В Войну за Независимость в Иерусалиме многие сражались в сотне метров от своего дома, где были их жёны, дети, родители.

За несколько дней до своего последнего боя Бная был ранен. Осколок разорвавшейся гранаты попал в грудь. Он пытался сам вытащить его, но не смог и вынужден был поехать в больницу. В беэршевской больнице «Сорока» ему сказали, что он должен пройти операцию… Нет, он не мог оставить солдат перед боем. Отшутившись, сказал, что придёт к ним сразу после войны, а пока, сделав укол морфия, ему наложили зажимы и отпустили. После его ухода ещё долго говорили о нём: был он полон жизни, умён, красив. Не верили, что такой молодой, а уже майор. Даже короткая с ним встреча оставила в людях свой след… Позже об этом рассказывала медсестра, которая, узнав о гибели Бная, приехала в Кирьят-Арбу выразить соболезнование его семье.

В то утро было трое погибших: Бная Сарель, Адар Гольдин, Лиэль Гидони. Адара Гольдина не оказалось ни среди павших, ни среди живых. И тогда заместитель командира роты разведки «Гивати» Эйтан бросился в туннель. Он не думал, что рискует жизнью, что там, в бесконечной тьме, его может ждать столкновение с террористом, для которого эта изрезанная ходами и выходами пропасть – родной дом. Он должен был найти товарища. Тело Адара хамасовцы похитили, но то, что Эйтан нашёл, дало возможность военным раввинам констатировать смерть и похоронить солдата. Когда журналистка спросила его, нужно ли было так рисковать, он ответил, что не мог оставить товарища на поле боя. И добавил: «Бная поступил бы так же». Только недавно армия разрешила публикацию фамилии Эйтана. Эйтан Фунд был награждён самой высокой наградой:  медалью «За отвагу» («Итур ха-оз»). Имя солдата… Ещё вчера оно ничего не говорило тебе, но ты узнаёшь первые, такие живые подробности, и они проникают в твоё сердце: это и твоя потеря..

Я поймала себя на том, что мне важно знать, сколько лет было им, этим ребятам… Когда-то новой репатрианткой стояла я на военном кладбище на горе Герцля и тоже высчитывала, сколько лет было солдату, и выходило восемнадцать-двадцать. Как далёко всё это было от тебя тогда, на пороге новой жизни. Помню, разговорившись с пожилым израильтянином, отвоевавшим своё и теперь отправившим на фронт сына, я писала, как о чём-то очень отдалённом: «И у тебя тоже растёт сын. И он тоже должен будет воевать за свой дом…»

Но поток жизни уже нёс тебя, и ты входил в эти воды… И они омывали тебя. Порой ты радовался жизни и благодарил судьбу и за страну эту, ставшую твоим домом, и за всё светлое в ней; порой боль входила в твою душу, и ты понимал, как нелегка она, эта твоя страна… А расстояние всё сокращалось и сокращалось, и уже некогда далёкое от тебя будущее становилось настоящим. И вот уже ты свидетель не только Первой Ливанской войны, но и Второй. И ждёшь сообщений от сына: он в армии. А потом и от внука – идёт операция «Литой свинец», а он сапёр инженерных войск: взрывает дома. Войдёт в дом, а он заминирован, или там, за закрытой дверью, притаились террористы и ждут его, чтобы встретить огнём. А соседка успокаивает меня: «Вот увидишь, всё будет хорошо. Я молюсь за него, как за своего сына…»

И вот уже второй внук в военной форме. Войдёт или не войдёт в Газу?.. И тревожное ожидание звонка от него. Что он скажет, где он, как прозвучит голос: бодро или за этой деланной бодростью ты различишь какие-то ноты, что скажут тебе о напряжении и усталости… И вновь мольба, за него и за всех солдат, с которой начинаешь и кончаешь день…

Хоронили Бная Сареля ночью. На Хевронском кладбище. По узким тупикам и улочкам, по каменным ступеням двигался многотысячный людской поток, чтобы проводить в последний путь того, кто ещё вчера был так полон жизни… Многие знали и помнили его совсем мальчиком. Он вырос в Кирьят-Арба в семье Михаль и Шалома Сарель, скромных, интеллигентных людей. Был четвёртым среди восьми сестёр и братьев. Учился в иешиве «Макор хаим» в Кфар-Эционе. Знал здесь каждый камень, каждый ручей, каждый холм…

Прощаясь с Бнаей, подполковник запаса Ехуда Вах сказал: «Он был прирождённым командиром, но командовать им самим было нелегко. У него была своя дорога, свой взгляд на мир, роль командира и его отношения с солдатами.

Он был подобен горному потоку… Ищущий справедливость, готовый ради неё перевернуть каждый камень, не признающий середины, и серости. И везде оставляющий свой след, свою поступь.

Брат мой, Бная… Кто поверит, что мы будем говорить о Бнае, который был…»

То были минуты скорби и святости, потому что нельзя было забыть, что он отдал жизнь во имя жизни…

И слышится мне плач Давида по Йонатану: «Как я скорблю о тебе, брат мой, Йонатан… Как пали герои. Погибла сила ратная!»

Много храбрецов было в армии царя Давида. Но особой славой покрыли себя только считанные из них, и имена их остались навеки. Запечатлены они в книге пророка Шмуэля, но и среди них, храбрых из храбрых, выделялся Бная, Бнаяѓу, сын Йегояды. Может быть, от него, прославившего имя своё великими подвигами, передалось это бесстрашие, эта сила духа и широта души Бнаю, сыну Шалома?

«Бная, сын мой, ты вырос здесь, в горах Хеврона, и возвращаешься навсегда сюда, к праотцам нашего народа. Мы дали тебе имя одного из героев царя Давида. И таким ты был…»

Какая глубокая вера в то, что живут в нас души наших героев и праведников, а прошлое – хранится в нашей генетической памяти.

Прочла я однажды стихотворение «Долг» поэтессы Рахель Негев, написанное после Войны за Независимость. Пишет она о воде, утоляющей жажду, о воде, дарящей жизнь… Но не может забыть, как ради воды этой рисковали мальчики жизнью, как черпали её из колодца под стрелами врага. И каждая минута могла быть для них последней…

И уводят её слова к библейской ассоциации, ко времени царя Давида, когда прорвались три храбреца к источнику воды в Бейт-Лехеме, окружённом врагом, и начерпали воду из колодца, и принесли царю Давиду, мучимому жаждой. И был среди них Бная, Бнаяѓу, сын Иегояды. Но отказался царь пить ту воду, сказав при этом: «Не кровь ли это людей, что пошли, своей рискуя жизнью». И возлил её на жертвенник как приношение Богу.

И кончает поэтесса словами:

 

Никогда не смогу оплатить этот долг.

О Господь, воздай им

Из сокровищ Твоего богатства

Мальчикам,

Что под белыми камнями…

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера