По месту жительства. Стихотворения

БУДНИЙ ДЕНЬ В ИЕРУСАЛИМЕ

Желая в толпе улыбнуться

                        избранным лицам,

желая в ворота ввернуться

                        в кривом переулке,

желая к горке пахучих

                        пряностей прицениться,

желая зубами вцепиться

                        в корочку булки,

брожу по скользким каменьям,

                        не выбирая дорогу,

гляжу в освещенные окна,

                        на полках – книги,

меня оттесняют от Бога

                        паломники всех религий,

паломники всех религий

                        нам не мешают с Богом.

ОТЕЧЕСТВЕННОЕ

Отечественный дым разъедает очи,

из них вытекают отечественные слезы,

сын отечества снимает с носа очки,

чтобы протереть их отечественной фланелькой,

и слышит голос за спиной: ох уж эти,

из-за них не продохнешь в отечестве,

куда ни ткнешься – там они в отечестве,

все места позанимали в отечестве,

все копейки заработали в отечестве,

всю музыку разыграли в отечестве,

все книжки сочинили в отечестве,

ну, а мы сидим в дерьме в отечестве

и сдаем пустую тару в отечестве.

Будет день – возьму отечественный дрын,

будет день, и все мы встанем как один.

Сын отечества вздевает очки на шнобель,

передергивает покатыми плечами,

запахивает короткие полы полуперденчика

и плетется восвояси по месту жительства

на Большой, прости Господи, Коммунистической.

НАКАНУНЕ МАРТА

Владелец погоды рубильник с трудом повернул –

За долгую зиму он к станции «хол» прикипел.

В верховьях реки раздается внушительный гул,

Со старого дерева ворох вороний взлетел.

Непрочною синью подернется плоскость небес,

Бездомному ветру захочется с юга подуть.

Смотри, кто с полатей с кряхтеньем и оханьем слез!

Мы думали – помер, а он душегрейку на плечи и в путь.

НЕДОПОНИМАНИЕ

Немцев с недавних пор

              недопонимают в этих краях,

хоть беседуют местные между собой

              на соседних с Hoch Deutsch языках,

хоть анекдоты в пивных про соседей

              незлой вызывают смех,

да и большая река

              у этих народов одна на всех.

Вот молодые блондины пялятся

              на рекомендованные Бедекером виды.

Им по-немецки трепаться громко

              не рекомендуют местные гиды –

мало ль какое эхо вдруг

              по-местному с ними заговорит?

Девочки имя было Анна Франк,

              а газ зовется иприт.

ПАССАЖИР ВТОРОГО КЛАССА

Европы каменной брусчатые моря

Я бороздить, пока не умер, не устану.

Готовый бросить где попало якоря,

Моторчик прицеплю к родному чемодану.

Из кассы вытянув билетик наугад,

Сажусь на поезд с восемнадцатой платформы.

Приняв на грудь в дорогу чуть побольше нормы,

Смотрю в окно, дыша столбам дорожным в лад.

Куда б шальной состав по рельсам не завез

Мое непрочное поношенное тело,

Душа не против. Видно, только в том и дело,

Чтоб не заклинило вращение колес.

ОБЕСЦВЕТИТЬ, ОБЕЗЗВУЧИТЬ

В невзрачный город превратить ведуты,

Подкрасить серым радужную смесь,

Палить из пистолета по салюту,

С постылых праздников сбивая спесь,

Платить обратной стороной монеты,

Познать изнанку смертного греха,

Однообразных будней потроха

Украсить пыльным бархатом сонета –

Вот так, смешав во тьме мажор с минором,

Кошачий вокализ с мышиным хором,

Озвучивать безрадостные сны.

А сверху на тебя глядят с укором

Звезда без имени и полукруг луны.

Нет в их свечении твоей вины.

СПОТЫКАЯСЬ О КАМНИ

Ты бродишь в поисках своей Голгофы

Средь этих жарких каменных развалов.

Тебе светило высветлило строфы

И стигмы на плечах нарисовало.

Рай кипарисовый темнозеленый

Прикинулся заброшенным кладбищем.

И ветер из пустыни раскаленной

Стволы перебирает, а не свищет.

Покупка рельс у бывшего вокзала.

Продажа отпечатков пальцев камню.

В России мысль к железу примерзала,

Здесь вопль души услышан и расплавлен.

*  *  *

Время жить-поживать,

Время жать-пожинать.

Время выть-завивать,

Время пить-запевать.

Время бить-полюбить,

Время быть-позабыть.

Время камни бросать,

Время душу спасать.

А у прочих времен

Ни часов, ни имен.

*    *   *

Жить в квартире, глядящей окнами на Главный проспект,

                   Hauptstrasse,

приодевшись, гоголем выходить из подъезда,

                   раз уже не получается пушкиным.

Ты фланируй, раскланиваясь с малознакомыми

                   и косясь на дам, а я посмотрю,

как ты тень отбрасываешь на панель

                   то ли с рожками, то ли с ушками.

Заглянуть в кофейню, столик занять у витрины,

                   обжигаясь, прихлебывать невкусный мокко,

сигаретку зажечь, хоть с утра не тянет,

                   проводить подавальщицу липким взглядом.

На часы не смотри, я твое считаю время,

                   до нашей ночи еще далёко,

пересчитывать сдачу с сотни не стоит,

                   и планировать день не надо.

Середину дня убей в городском саду

                 иль на набережной, где шепчут волны невнятно,

от судьбы все равно не уйдешь

                 и Главный проспект не покинешь.

Провожу тебя до Площади с Монументом,

                 там устанет проспект, а ты повернешь обратно,

дома вечером встречу, на ужин плесну на полпальца,

                 уложу в постель, где в холодной тоске застынешь.

*   *   *

Я еще не боюсь непреложности пепельной смерти,

Но уже не боюсь очевидности павшей любви.

Эта парочка крутит колеса земной круговерти,

Дней моих календарь размечает, зови – не зови.

Отвергаю подарки и милости не ожидаю,

Одеваюсь попроще, гуляю по мокрой траве.

– Провожающих просят покинуть. Трамвай отъезжает.

Замечаю поникшую бабочку на рукаве.