Соглашаюсь на однажды. Стихи

* * *

Вкруг рта усугубляют алость

Закушенные удила.

Душа смиренная осталась,

Душа смятенная ушла.

 

Сперва поблизости бродила,

А после подалась блуждать

И всех на грех опередила,

Чтоб никого не осуждать.

 

* * *

Почему так долго и нестройно

Между нами возникает связь?

Где твои выигранные войны,

Чужеземьем соблазнённый князь?

 

Или время года, время века

Огибает наши терема

И душа чиста, как нержавейка,

Без лица, объятья и письма?

 

Будет в небе отдаляться клёкот.

Осени сырая подоплёка

Примется крестьянам досаждать…

Старятся умеющие ждать.

 

…А потом укоренится стужа,

Будет снег визжать, как тормоза,

И у необманутого мужа

Навернутся слёзы на глаза.

 

* * *

Господи, Тебе видней

Из предвечного предела,

Но не надо двух огней,

Чтобы тьму я углядела.

 

И смертей не надо двух, –

Соглашаюсь на однажды.

Либо голос, либо слух,

Либо голод, либо жажда.

 

* * *

Никаких не вчиним неподобств –

Ослушанья, кощунства, побега.

Так больной отрицает погост

При наличьи иного ночлега.

 

Что даётся, то дадено впрок

За родное, за буднее иго.

Ты – изданье, где всё между строк,

Ты – моя Голубиная книга.

 

Не унизились мы до обид

На всеобщие узаконенья.

Просто сердце зашлось – и стоит,

И ему не найти примененья.

 

* * *

Граждане Кале и Васильсурска

Вырвутся из пьянки и родни

И, не попрощавшись, вознесутся...

Мы с тобой останемся одни.

 

И тогда иной получат транспорт,

Выпрягутся вон из волокуш

Вбитые одним гвоздём в пространство

Кочевые маятники душ.

 

Что мы будем делать на свободе

И в каком саду гнездовье вить,

Ежели при всём честном народе

Не умели их остановить?

 

Или наотрез сбивались с галса,

Или упадали наповал.

За тобой никто не угонялся,

И за мной никто не поспевал.

 

…Будем дожидаться урожая,

Поплывём среди земных зыбей,

Никому уже не угрожая

Подлинностью горнею своей.

 

* * *

Только будущий, сведущий знает

Острогранный разлом бытия –

Дом, в котором тебя проклинают,

Дом, в котором возносят тебя.

 

Адрес есть у Бедлама, Содома,

У родства – ни казны, ни цены,

И усилия первого дома

Безусильно на нет сведены.

 

Даже в топлости града Петрова,

Чьей любви заслужить не дано,

Откровение дома второго

Нерушимо и соблюдено.

 

(А казалось, не смыть и геенне

Кровопуск обоюдной борьбы!)

На сращенье обоих строений

Нам, увы, не хватает судьбы.

 

В это зодчество и созиданье

Столько вложено – не передать!

Потому-то на наше свиданье

Мы уже не вольны опоздать.

 

* * *

Поворот ключа в замке,

Тайная его природа...

Нет ни в стуке, ни в звонке

Этакого поворота.

 

Поворот в замке ключа –

Подаётся двери глыба...

Судорога вдоль плеча –

Как разминка перед дыбой.

 

В укрощённом сквозняке -

Запах тюрем и окраин...

Поворот ключа в замке

Значит, что пришёл хозяин!

 

* * *

Там не была.

Тут не поспела.

Сколько могла,

Столько терпела.

 

Мзды не брала,

Льгот не имела –

Сколько могла,

Сколько умела.

 

То ли спала,

То ли летела –

Сколько могла,

Сколько хотела.

 

Не небрегла

И не корпела...

Столько терпела,

Сколько могла!

 

* * *

Я – здоровая, даже живая –

Хлопну створом последних дверей –

И как будто уже забываю

Твой египетский вырез ноздрей.

 

И уже тяготеет нормальность,

Сочетает с вопросом ответ.

Наступает иная реальность –

Выступает углами конверт.

 

Или время тебя затеняет,

Заливает, как ссадину йод,

Или Бог меня так сохраняет,

Что и снов о тебе не даёт.

 

* * *

Без начала, без конечка,

Без конечика –

Три колечка, три колечка,

Три колечика.

 

Посеребрено колечко

Укатилось за версту:

Ему маяться полегче

На другом персту.

 

А колечко позолочено –

И кто ему судья? –

Плат пуховый приохочено

Пропускать через себя.

 

Лишь червонное колечко

Уготовано навечно –

Вокруг пальца обвело,

Лютым гадом обвило.

 

* * *

Чтоб числили по отчеству,

Чтоб не юлило навьице,

Не так живи, как хочется,

Не тех люби, кто нравится.

 

Но впусте мне наскучило,

И цвет пустила примула.

Из шапки крайних случаев

Я запредельный вынула.

 

И – мирозданьем длимое, –

Как невидаль, как новшество,

Звучит неутолимое:

Как

        ты

             ко мне

                           относишься?

 

* * *

Разверзается зимний Никола,

До верхушек снегами достав,

И баржу мою гонит с прикола,

И ломает она ледостав.

 

Я судьбы пробегаю аллею.

Я почти ничего не боюсь.

Я ни капли тебя не жалею

И с душой твоей не расстаюсь.

 

Ты собою края зашиваешь

Предназначенной мне полыньи.

Ты впоспех мою жизнь проживаешь,

Превосходишь страданья мои.

 

Я такой не отвергну заступы!

И, пока меня клонит ко сну,

У любви нашей режутся зубы

И твою разрывают десну.

 

* * *

И нанялся дождь воды натолочь,

И тьма на стекле гадала,

И время не шло, и сердце всю ночь

Взмывало и опадало.

 

И будто с цепи рвалось естество

Искать до изнеможенья

В знаменьях судьбы следы твоего

Преддверия, приближенья.

 

* * *

Осени хотелось – не воды,

Утренником тронутой, не ранней.

На листе, как на стекле, следы

Твоего и моего дыханья.

 

Памяти хотелось.

                                    Не стремглав, –

Обстоятельств мимики и речи...

Лица застилающая мгла,

И платок, наброшенный на плечи.

 

Смелости хотелось – не бравад,

Ради правды, по которой мёрзла...

Крупка снега на твоих бровях,

Поднятых, как при отплытьи вёсла.

 

* * *

Вдова и невеста, ни разу – жена,

Я всем животом от тебя тяжела,

И слёзы натуги мне ширят раскос,

Когда подмывает со дна токсикоз.

 

Я жилой верёвочной и нитевой

Клянусь: не бывало меж нас ничего.

Лицо закрываю и криком кричу –

 

Ведь вот оно как быть твоей не хочу.

Но где бы, когда бы и чем ни жила,

Я

   всем

            животом

                              от тебя

                                             тяжела!

 

* * *

От телефонной лжи до лжи постельной

С чужих судеб и с уст чужих снята,

Ты выглядеть умеешь неподдельной –

В тебе я не ошиблась, Красота!

 

До мякоти в зажатый створ ракушки

Я нож разоблаченья не сую.

Сквозь лаковый налёт и побрякушки

Провижу я трагедию твою.

 

Ты прочь идёшь, но не проходишь мимо,

Чтоб не задеть и не разбередить.

И есть ли изощрённей пантомима,

Чем за собой пожизненно следить!

 

* * *

...Мы гуляем сверху донизу

Под ручку, например.

У тебя власы Адониса,

А нация – ибер.

 

А моя какая нация –

Ни дома, ни гроша?

Наособь координацию

Сладила душа-левша.

 

Ты не стискивай, не сковывай,

Пусти летописать

В неснесённую Московию,

В укромный палисад.

 

За Таганкой речка-Яуза,

В Останкине сирень.

Получаю письма-кляузы

Почти что через день.

 

Не гадали – просто дожили...

Сыму с гвоздя пращу:

Прощевайте, достодолжные, –

На вас ли я взыщу!

 

На разлуку камень выменян –

Пуста моя праща...

Милый с кашляющим именем, –

Уволь, прости-прощай!

 

Впрямь, и некого винить!

Память – белая финифть...

 

* * *

Мы плачем и не унимаемся

В ночь свадьбы на осенней тяге.

Мы греемся – не обнимаемся,

Храбрящиеся доходяги.

Испелась наша песнь до фистулы,

Душа висит на нитке в теле.

 

Пять лет водили нас без выстрела,

И, не снижаясь, мы летели.

 

Пространство уступило времени

Двух отощавших диких уток,

И, как бы в виде замирения,

Нам дали сесть на двое суток.

 

Держались сутки или около,

А долее не потянули –

Уснули, как живые, чмокая

И ужасаясь, что уснули.

 

Ты молишься, дыша мне в волосы,

Чтоб языки не заплетались,

Но к нам идут сквозь лесополосу

И требуют, чтоб разлетались.

 

И, к изумлению всеобщему,

Нас удручает расставанье,

И, кажется, впервые ропщем мы,

А это – признак оживанья.

 

* * *

Рук в мольбе тиарой не складывала,

Не поплёвывала через плечо,

Но на каждый пустяк загадывала,

Что увижу тебя ещё.

 

Я в себе, как в лавке посудной,

Тщилась вечное не побить.

Я любила, ибо абсурдно

Было видеть – и не любить.

 

Я тебя по углам не скрадывала,

Но в безвылазной меледе

Я на тёмной воде загадывала

И на огненной на воде.

 

А когда только тень покачивалась,

Только зыбка – или ладья –

Лунным стоном твоим просачивалась,

На него я не оборачивалась –

На него отзывалась я.

 

Знаешь, сколькие разобиделись,

Этим эхом соблазнены?

Что за жертвы принесены,

Чтобы мы с тобой не увиделись?

 

Ведь по нашей однокоренности

В обезумевшем казино

Ставки делались… Но о ревности

Ничего мне знать не дано.

 

Лишь вцеплялась в рукав репейником

Благовещенская ветла…

Рыбья кровь твоих европеянок

По сусалам моим текла.

 

* * *

Оперенье, нарощенье

На заплечии...

Исполать, отягощенья

Человечии!

 

Возрастают до вершины

От изножия.

Женщины мои, мужчины –

Люди Божии!

 

Обнимать без отторженья –

Служба истая.

Это – жар самосожженья,

Это – чистое.

 

А душа взойдёт из праха –

Куда денется, –

Белошвея, тонкопряха,

Рукодельница.

 

* * *

Я снова усну на молитве,

На имени чётном твоём,

И снова в душевной ловитве

Мы порознь ночь проведём.

 

И слёз моих ветер не вытер,

Преемник не выжег, пока

Ты носишь мой теннисный свитер,

Чья ткань и тонка, и крепка.

 

А я всё твоё износила

На долгие годы вперёд…

Мою окаянную силу

Мне утро с лихвою вернёт.

 

Я в коробе стану копаться,

Где жизни накопленный лом…

Бессчётно я ранила пальцы

Тобой возвращённым кольцом.

г. Москва