Елена Иноземцева

Немецкие исследования Достоевского. К новому изданию книги профессора Биргит Харрессс «Человек и мир в произведениях Достоевского», Берлин, 2014. Эссе

Учитывая немецкую склонность к рефлексии, ко всякого рода самокопаниям и психологизму (как не вспомнить здесь Фрейда, ставившего Достоевского-художника в один ряд с Шекспиром)1, Достоевский является довольно «немецким» писателем. Интерес к его творчеству в Германии не иссякает уже на протяжении ста лет: первое немецкое полное собрание сочинений Достоевского в 22 томах появилось в 1906 – 1919 гг. «Фундамент для европейской славы Достоевского был заложен в Германии», - констатирует Хорст-Юрген Герик, немецкий литературовед и славист2. В Германии Достоевский стал «фактором культурной жизни», оказал влияние на философское осмысление будущего Европы и человечества «в пределах того горизонта философии культуры, который раскрыт через философию культуры Ницше»3. Творчество Достоевского является постоянным обьектом исследования литературоведов и славистов. С 1971 года существует международное общество Достоевского, основанное в Бад-Эмсе, где Достоевский работал над романами - «Подросток“» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879–1880).  С 1980 года регулярно издается серия «Исследования по Достоевскому» (Dostoevsky Studies). Кроме того, в 1990 было основано немецкое общество Достоевского, ставящее своей целью изучение художественных и публицистических трудов писателя, мир его романов и идей.

Я не стану перечислять имена известных славистов, занимающихся Достоевским, и библиографию к нему (она бесконечна), поскольку речь пойдет о конкретном труде, заслуживающем внимания, изданном в Берлине в 2014 г. Автор монографии  – профессор-доктор Биргит Харресс, одна из ведущих специалистов в изучении творчества Достоевского. Я посещала ее лекции во времена моего студенчества в Лейпцигском университете. Они были замечательны своей эмоциональностью, (немцы ведь из всего любят делать «науку»: немецкая критическая литература очень содержательна и точна, но иногда ей не хватает жизни, интуиции), для нее Достоевский не просто объект исследования, –  это ее страсть, ее вдохновение.

Оригинальные методологические находки будущий профессор озвучила еще в 1993 году – в докторской диссертации «Человек и мир в произведениях Достоевского». В 2014 этот труд в дополненном варианте издан во второй раз в серии «Аффекты – Эмоции – Этика» в рамках публикаций института медицинский этики, основ и методов психотерапии и культуры здоровья в Манхайме. Это подтверждает несомненную востребованность исследования не только в литературоведческих кругах. По утверждению Герика, Достоевский-романист и в самом деле интересен для целого ряда институтов и факультетов, помимо, собственно, славистов: «(...) приведённое в каждом из пяти больших романов Достоевского содержание относится к совершенно разным факультетам: теологическому, юридическому, медицинскому и философскому».4

Исследование профессора Харресс не ограничивается пятью романами Достоевского – она рассматривает все его творчество, по периодам: ранние произведения (1846-1849), переходный период (1859-1865) и поздние произведения (1866-1880)5.

Харресс предлагает собственный принцип работы с текстом: примененный ею феноменологический метод, согласно которому фигуры объясняются исключительно из действия фиктивного мира, является новым в литературоведении, кроме того, такой подход оказался интересен с точки зрения медицины (психиатрии, психотерапии), психологии, философии, искусства. «Ибо это не персонаж, чье душевное состояние определяет порядок мира, это тот порядок мира, который передает смысл и пронизывает все действия персонажа».6 Заявленной проблематике оказались созвучны идеи современного немецкого философа Вольфганга Вельша с его критикой модели мышления по т.н. «антропическому принципу», согласно которому человек и мир рассматриваются в отрыве и противопоставляются друг другу.7 

Таким образом, монография Биргит Харресс представляет собой «герменевтическое, экзистенциально-аналитическое, в прямом смысле слова антропологическое понимание человека и его мира в романах Достоевского» и открывает перед читателем новый путь к восприятию его творчества.8

Поскольку данная рецензия рассчитана на русскоязычного читателя, а монография профессора Харресс вышла на немецком, остановлюсь немного подробнее на некоторых моментах и выводах и приведу несколько цитат.

Решающее значение для анализа произведения, согласно Харресс, имеет то, какой смысл положен в основу Космоса и предлагается человеку для его существования: «Так смерть в абсурдном мире имеет совсем другое значение, чем в христианском».9 Абсурдная картина мира характерна для раннего периода творчества Достоевского («Бедные люди», «Двойник» (1846), «Белые ночи» (1848) и др. ), этот мир не предлагает героям никакой опоры, сами герои, неспособные подчиниться законам большинства и не воспринимаемые этим большинством, также не способны ничего изменить: концепция абсурдного мира не предлагает индивидууму никакой перспективы.10 «Примером  подавляющей пустоты может послужить судьба чиновника Горшкова из повести „Бедные люди“. По недоразумению уволенный со службы и, как следствие, оказавшийся вместе с семьей на пороге нищеты, после восстановления он ложится „странно улыбаясь“ в кровать и умирает. То, что наполняет наивного Девушкина печальным изумлением, аллегоризирует бессмысленность страдания в мире без Бога. Горшков попал в жернова системы, что дало ему ощущение своей глубокой беспомощности. Неустойчивость индивидуума, которую позднее мы находим и у Кафки, несомненно принадлежит к тем пунктам критики, которые выдвигались автору современниками».11

В произведениях переходного периода («Село Степанчиково и его обитатели» (1859), «Униженные и оскорбленные», «Записки из мертвого дома» (1861), «Записки из подполья» (1864) и др.) наблюдается, на первый взгляд, та же абсурдная картина мира, но она приобретает «трансцендентные качества»: обитателями этого мира, вполне себе в Гоголевском духе, правит Зло, от которого они и не собираются уклоняться.

Наконец, в произведениях поздней фазы творчества, к которой относятся и все пять романов Достоевского, в основу картины мира положена религиозная концепция. Так же, как и в ранних произведениях, герои противостоят миру, но они более не испытывают страха и ужаса, они свободны. Мир предоставляет возможность, невзирая на всю свою неприглядность, увидеть его божественную природу. Это Космос под знаком Апокалипсиса, время, когда верующие объединяются, поскольку только так, по мнению Достоевского, они могут освободиться от власти Зла.

Интересна и заслуживает внимания предлагаемая в исследовании типология героев. Подробно описываются типы персонажей, которые мы встречаем на протяжении всего его творчества: Сластолюбец, Мечтатель, Бунтарь и т.д. Особое место отводится т.н.  трихотомии: душа – дух – тело. «Отчетливо христианская трихотомия прослеживается уже в „Преступлении и наказании“. Здесь Раскольников воплощает душевный, Свидригайлов – телесный компоненты. Один полагает, что обладает правом на бунтарство, направленное против „мира“, а потому и против Бога, другой концентрируется на удовлетворении своих  чувственных потребностей. (...) Они конфигурируются Соней, которая, хотя и является проституткой, несет в себе Божий Дух».12 

Еще более наглядно воплощается заявленная трихотомия в романе «Братья Карамазовы», в антитетически построенных характерах главных героев: «Способный к воодушевлению и любви вспыльчивый Дмитрий готов изменяться, в то время как интеллектуальный Иван оказывается способен к страстной любви-ненависти. В свою очередь Алеша Карамазов, преисполненный Божьего Духа, тем не менее не „бледный мечтатель“, а „пышущий здоровьем девятнадцатилетний подросток“. Физическое состояние сигнализирует, что герой станет успешным поборником своей веры».13

В целом монография предлагает читателю интересный и последовательный взгляд на творчество Достоевского под уголом христианских и современных философских концепций, а также оригинальный литературоведческий метод. И хотя это не самое легкое чтение, в силу явной научно-исследовательской направленности текста, тем не менее, этот труд может быть интересен гораздо более широкому кругу читателей, чем литературоведы и слависты: данная поэтическая антропология представляет собой важный вклад в общее учение о Человеке.14



Литература:




  1. Harreß, Birgit: Mensch und Welt in Dostoevskijs Werk. Ein Beitrag zur poetischen Anthropologie. Berlin 2014.

  2. Зигмунд Фрейд: Достоевский и отцеубийство. <http://www.vehi.net/dostoevsky/freid.html>.

  3. Gerigk, Horst-Jürgen: Dostojewskijs Wirkung im deutschen Sprachraum (Fragmente eines Überblicks vom Fin de siècle bis heute). In: Dittmar Dahlmann, Wilfried Potthoff (Hrg.): Deutschland und Russland: Aspekte kultureller und wissenschaftlicher Beziehungen im 19. und frühen 20. Jahrhundert. Wiesbaden, 2004. Ss. 95-126. 

  4. Welsch, Wolfgang. Homo mundanus. Jenseits der anthropischen Denkform der Moderne. Göttingen 2012.







1  Зигмунд Фрейд: Достоевский и отцеубийство. <http://www.vehi.net/dostoevsky/freid.html>.



2  Gerigk, Horst-Jürgen: Dostojewskijs Wirkung im deutschen Sprachraum (Fragmente eines Überblicks vom Fin de siècle bis heute). In: Dittmar Dahlmann, Wilfried Potthoff (Hrg.): Deutschland und Russland: Aspekte kultureller und wissenschaftlicher Beziehungen im 19. und frühen 20. Jahrhundert. Wiesbaden, 2004. Ss. 95-126. 




3  Там же.




4  Там же.




5  Периодизация предлагается профессором Харресс на основании анализа концепции картины мира в данных произведениях и отличается от общепринятой методики периодизации. С.117.




6  Harreß, C. 11.




7  Welsch, Wolfgang. Homo mundanus. Jenseits der anthropischen Denkform der Moderne. Göttingen 2012.




8  Schmitt, Wolfram: Vorwort. In: Harreß, Birgit. Mensch und Welt in Dostoevslkis Werk. S. 13.




9  Harreß, С. 12.




10             Harreß, С. 50.




11             Harreß, С. 34.




12             Harreß, S. 249.




13             Harreß, S. 252.




14             Wolfram Schmitt: Vorwort. In: Harreß, Birgit. Mensch und Welt in Dostoevslkijs Werk. S. 14.



К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера